что Эйла разделила дар Радости с Ранеком, не было ни для кого секретом, но и гнев Джондалара не остался ни для кого незамеченным, как бы он ни надеялся на обратное.
– Ты промочил ноги.
– Я провалился под лед. Думал, что там сугроб…
Пока они спускались по склону к Львиной стоянке, Талут сказал:
– Смени сейчас же обувь, Джондалар. У меня есть запасная пара…
– Спасибо, – ответил молодой человек, внезапно поняв, как жалка участь чужака. Ничего у него нет своего, он во всем зависит от доброй воли обитателей Львиной стоянки, даже запасной одежды и обуви и то не имеет. Не любил он просить, но, если собирается уходить отсюда, придется, другого выхода нет. А уж когда он уйдет, то не будет больше есть их пищу и расходовать другие их запасы…
– Вот и ты наконец, – сказала Неззи, когда они вошли в дом. – Джондалар! Ты же весь промок. Снимай сапоги… Сейчас я дам тебе выпить чего-нибудь горячего.
Неззи поднесла ему горячее питье, а Талут протянул пару старых сапог и сухие штаны.
– Можешь оставить это себе, – сказал он.
– Спасибо, Талут, за все, что ты для меня сделал, но я должен попросить еще об одном одолжении. Я должен покинуть вас. Пора возвращаться домой. Слишком долго я скитался. Пора. Но мне нужна в дорогу пища и кое-какое снаряжение. Когда потеплеет, будет легче раздобыть пропитание в пути, но мне нужно что-то на первое время.
– С радостью дам тебе все, что нужно. Хотя моя одежда тебе великовата – носи ее на здоровье, – сказал вождь, затем улыбнулся, погладил косматую рыжую бороду и добавил: – Но у меня есть мысль получше. Почему бы не попросить Тули снабдить тебя одеждой?
– Почему Тули? – удивился Джондалар.
– Ее первый мужчина был примерно твоего роста, и я уверен, что у нее сохранилось кое-что из его одежды. Она в отличном состоянии, уж Тули-то я знаю.
– Но с чего бы ей отдавать эти вещи мне?
– Потому что тебе их недостает, а она перед тобой в долгу. Если она узнает, что ты нуждаешься в вещах и продовольствии для долгого странствия, она охотно даст их тебе – в счет старого.
– Правильно, – улыбнулся Джондалар. Он и забыл о выигрышном споре. Что ж, это облегчает дело… – Я попрошу ее.
– Но ты же не в самом деле собрался уходить?
– В самом деле. Так скоро, как только смогу, – ответил Джондалар.
Вождь уселся, готовясь к серьезному разговору.
– Сейчас отправляться в путь – неразумно. Все дороги развезло. Посмотри – ты прогуляться вышел и вон в каком виде вернулся, – сказал Талут и добавил: – И я надеюсь, что ты поучаствуешь в нашем Летнем сходе и поохотишься с нами на мамонта.
– Не знаю… – отозвался Джондалар.
Он заметил, что у жаровни сидит и что-то ест Мамут. Это напомнило ему об Эйле. Да он и дня здесь не выдержит! Какой там Летний сход!
– Лучше всего отправиться в долгий путь в начале лета. Это безопаснее. Подождал бы ты, Джондалар.
– Я подумаю, – ответил тот, хотя вовсе не собирался оставаться здесь дольше, чем необходимо для сборов.
– Ну и ладно, – ответил Талут, вставая. – Неззи пообещала мне, что даст тебе супу на завтрак. Она положила туда остатки всяких вкусных корешков.
Джондалар надел обувь Талута, завязал тесемки, встал и пошел к очагу, где Мамут доедал свой суп. Он поприветствовал старика, затем потянулся к одной из мисок и налил себе. Сев напротив него, он достал свой столовый нож и отрезал кусок мяса.
Мамут отставил пустую миску и повернулся к Джондалару:
– Это, конечно, не мое дело… Но я тут случайно услышал, что ты собираешься уходить.
– Да, завтра или послезавтра. Как только соберусь, – ответил Джондалар.
– Рановато! – заметил Мамут.
– Знаю. Талут говорит, что это плохое время для путешествия, но мне уже приходилось странствовать в неподходящее время года.
– Я не о том. Ты мог бы остаться на Праздник Весны, – ответил шаман совершенно серьезным тоном.
– Знаю, это важное событие, все только об этом и говорят, но мне действительно надо уходить.
– Нельзя тебе уходить. Опасно.
– Почему? Что изменится за несколько дней? Все равно еще будет лежать талый снег, и паводки не кончатся. – Он искренне не понимал, почему старик так хочет, чтобы он остался на праздник, не имевший для него особого значения.
– Джондалар, не о тебе речь. Не сомневаюсь, что ты можешь путешествовать в любую погоду. Я думаю об Эйле.
– Эйла? – Джондалар нахмурился, и внутри его все сжалось в комок. – Не понимаю.
– Я научил Эйлу некоторым магическим обрядам очага Мамонта, и я хочу, чтобы она приняла участие в особом ритуале на Празднике Весны. Мы используем корешки, которые она принесла из клана. Она однажды уже пользовалась ими… под руководством своего Мог-ура. Я проводил опыты с разными растениями, которые открывают дорогу в магический мир, но этого корня я не применял, и Эйла прежде не пробовала его одна. Это совсем новый опыт. У нее есть кое-какие опасения, и резкая перемена может помешать ей. Если ты уйдешь сейчас, это может непредсказуемо подействовать на Эйлу.
– Ты хочешь сказать, что в ходе этого ритуала ей угрожает какая-то опасность? – В глазах Джондалара блеснула тревога.
– Когда имеешь дело с миром духов – это всегда небезопасно, – ответил шаман, – но она путешествовала там одна, и, если это случится снова, она может потерять дорогу. Потому я и учил ее, но Эйла нуждается в помощи того, кто любит ее, кто испытывает к ней сильные чувства. Важно, чтобы ты был здесь.
– Почему я? – спросил Джондалар. – Мы же… мы больше не вместе. Есть другие, кто испытывает к ней… кто любит Эйлу. Другие, кого она…
Старый шаман поднялся на ноги:
– Не могу объяснить тебе это, Джондалар. Это чутье. Я могу сказать одно: когда я услышал, что ты уходишь, меня охватили темные, страшные предчувствия… Не знаю точно, что это, но… видишь ли… нет, яснее сказать не могу. Не уходи, Джондалар. Если ты любишь ее, останься здесь на Праздник Весны.
Джондалар встал и посмотрел в древнее, загадочное лицо старого шамана. Без нужды тот не стал бы говорить такие вещи. Но почему так важно, чтобы он был здесь на Празднике Весны? Мамут ведает что-то, чего не знает он? Что бы это ни было, сомнения шамана убедили его. Он не вправе оставлять Эйлу в опасности.
– Я останусь, – ответил он. – Обещаю тебе, что не уйду до Праздника Весны.
* * *
Прошло несколько дней, прежде чем Эйла вернулась в
