Подрик спросил, как называется гостиница, где они надеялись заночевать, и септон Мерибальд ухватился за этот вопрос, желая, как видно, отвлечь других от гнетущего зрелища.
— Иногда ее называют Старой. Гостиница на том месте стоит много веков, хотя эту построили уже при первом короле Джейехерисе, который проложил Королевский тракт. Говорят, будто он сам останавливался в ней со своей королевой, когда путешествовал. Одно время гостиница в их честь звалась «Две короны», но потом кто-то из хозяев пристроил к ней колоколенку, и ее переименовали в Звонницу. После она перешла к одному увечному рыцарю по имени Длинный Джон Хедль. На старости лет он занялся кузнечным делом и выковал для своего заведения новую вывеску — трехглавого черного дракона. Это большущее чудище он составил из дюжины частей, скрепив их проволокой и веревками, и подвесил его на столбе. Когда дул ветер, дракон дребезжал, и гостиница прославилась по всей округе под именем «Гремучий дракон».
— Он и теперь там висит? — спросил Подрик.
— Нет. Когда сын того кузнеца сам дожил до старости, бастард Эйегона Четвертого поднял мятеж против короля, своего единокровного брата, и сделал черного дракона своей эмблемой. Эти земли в ту пору принадлежали лорду Дарри. Его милость как преданного сторонника короля драконья вывеска привела в ярость. Он велел изрубить ее на куски, снести столб и все бросить в реку. Одну из голов, к тому времени ставшую красной от ржавчины, много лет спустя прибило к Тихому острову. Другую вывеску хозяин вешать не стал, и люди, скоро позабыв про дракона, прозвали гостиницу Речной. В те дни Трезубец протекал у самой ее задней двери — говорят, будто гости закидывали удочки в реку прямо из окон и ловили форель. И паром там причаливал, чтобы переправлять путников в город лорда Харроуэя и Белые Стены.
— Но Трезубец остался к югу от нас. Мы едем на северо-запад — не к реке, а прочь от нее.
— Вы правы, миледи. Лет семьдесят назад — а может, и восемьдесят, — река изменила русло. Гостиницей тогда владел дед Маши Хедль. Она-то и рассказала мне эту историю. Добрая была женщина, любила кислолист и медовые коврижки. Если у нее не было свободной комнаты, она укладывала меня спать прямо у очага и никогда не отпускала в дорогу без хлеба, сыра и пары черствых коврижек.
— Она по-прежнему там хозяйничает? — спросил Подрик.
— Нет. Ее львы повесили. Потом, когда они ушли, ее племянник вроде бы снова открыл гостиницу, но дороги из-за войны сделались слишком опасными для простого народа, и постояльцев у него сильно поубавилось. Он завел шлюх, но и они его не спасли. Этого хозяина, как я слышал, тоже убил кто-то из лордов.
— Вот не думал, что содержать гостиницу так опасно, — заметил сир Хиль.
— Всем простым людям грозит опасность, когда лорды ведут большую игру. Верно, Собака? — Собака гавкнул, поддерживая хозяина.
— А теперь-то эта гостиница как называется? — продолжал расспрашивать Подрик.
— Попросту гостиницей на перекрестке дорог. Старший брат говорил мне, что две племянницы Маши опять стали пускать гостей. По милости богов, вон тот дымок за виселицами, — Мерибальд поднял посох, — должен идти из ее трубы.
— Теперь она заслужила название Висельной, — сказал сир Хиль. Гостиница, как бы ни называли ее, оказалась большой, в три этажа. Ее стены, трубы и башенки, сложенные из белого камня, призрачно мерцали на сером небе. Южное крыло высилось на толстых деревянных сваях над заросшей бурьяном впадиной. К северной стороне примыкали крытая тростником конюшня и колокольня. Все строения окружала низкая стена из того же камня, необработанного и поросшего мхом.
Хотя бы этот дом уцелел, порадовалась в душе Бриенна. В Солеварнях их встретили смерть и разрушение. Живые разбежались, погибших предали земле, но сам город, мертвый, засыпанный пеплом, остался на месте. В воздухе до сих пор пахло гарью, чайки над головой плакали, как потерявшиеся дети. Даже замок казался заброшенным. Четырехугольная башня, обведенная крепостной стеной, серая, как пепел вокруг, стояла над гаванью. Все заперто наглухо, на стене ничего, кроме знамен. Мерибальд добрых четверть часа стучал посохом в ворота, а Собака помогал ему лаем, прежде чем наверху появилась какая-то женщина и спросила, чего им надо.
Паром, привезший их с Тихого острова, уже отчалил, начинал накрапывать дождь.
— Я септон, добрая леди, — прокричал в ответ Мерибальд, — а спутники мои — люди честные. Мы просим убежища на ночь.
Женщину эта просьба не тронула.
— Ближайшая гостиница стоит к западу от города, на перекрестке дорог, — сказала она. — Нам здесь чужих не надо. Убирайтесь. — Затем она скрылась, и ни молитвы Мерибальда, ни лай Собаки, ни проклятия сира Хиля не вернули ее назад. Пришлось ночевать в лесу, под пологом голых ветвей.
В гостинице, однако, какая-то жизнь была. Еще у ворот Бриенна услышала звон бьющего по железу молота — слабый, но мерный.
— Либо у них завелся новый кузнец, — сказал сир Хиль, — либо призрак былого хозяина кует еще одного дракона. Надеюсь, призрачный повар у них тоже имеется. Жареный цыпленок с хрустящей корочкой сделал бы этот мир лучше.
Двор покрывала бурая грязь, которую кони одолевали с трудом. Звон молота стал громче, и у дальнего конца конюшни, за телегой со сломанным колесом, виднелось красное зарево. В конюшне стояли лошади. Маленький мальчик качался на ржавых цепях вкопанной во дворе виселицы. На крыльце стояли четыре девочки — младшенькая, лет двух, голышом. Старшая, лет девяти-десяти, обнимала ее, будто оберегая.
— Эй, красавицы, — крикнул им сир Хиль, — позовите-ка вашу матушку.
Мальчик отпустил цепи, спрыгнул и побежал на конюшню. Девочки стояли молча, глядя на незнакомцев.
— Нет у нас матушек, — наконец сказала одна.
— У меня была, да ее убили, — добавила другая.
Старшая, пряча маленькую за юбками, вышла вперед и спросила:
— Вы кто?
— Добрые путники, ищущие убежища, — ответила ей Бриенна.
— У добрых путников имена должны быть.
— Меня зовут Бриенна. Я дочь лорда Сельвина Вечерней Звезды с Тарта. Это септон Мерибальд, святой человек, которого любят во всех речных землях. Подрик Пейн мой оруженосец, а сир Хиль Хант рыцарь и прежде служил лорду Тарли.
Молот перестал стучать. Девочка подозрительно оглядывала всех четверых.
— Я Ива, — промолвила она через некоторое время. — Вам постели нужны?
— Постели, эль и горячий ужин, — спешившись, заявил сир Хиль. — Ты здесь хозяйка?
— Сестра моя.
— Так где же она?
— Нету ее. А из еды у нас только конина. Шлюх тоже не осталось, сестра их разогнала. Но постели есть. Даже перины, только их мало. Все больше соломенные тюфяки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
