Такая постановка вопроса домовую явно не устроила. Для кого старалась? Для кого у конфорок, пропади они пропадом, как белка в колесе, крутилась? Всё с пылу, с жару, свеженькое...
Кицунэ даже поскандалить захотелось от такого неуважения к своему труду, но она мужественно сдержалась и сделала ещё одну попытку решить дело миром:
— Ну для кого я готовила? — попробовала пронять парня жалобным голоском девушка. Иногда прокатывало. — Что, совсем не вкусно?
— Нет. То есть да. Вкусно. Очень вкусно. А давай я потом поем, — не повёлся Иванов. — Я занят.
Хитрость не удалась, заставив Машу нахмуриться. «Ну вот, похоже, переиграла. Придётся что-то новое сочинять», — с неудовольствием думала она, прекрасно осознавая, что слишком часто злоупотребляла этими маленькими, безобидными манипуляциями. Однако сдаваться девушка не собиралась, раздосадовано прошипев: «Ну, держись!».
Зло топнув ножкой и мысленно наплевав на все свои попытки провести день в тишине и согласии, кицунэ, сжав кулачки, направилась в комнату, полная решимости разобраться с этим неблагодарным верзилой.
— И куда мне всё это девать?! — ещё из коридора начала заводиться Маша. — Самой есть и толстеть?! В бочку превращаться?! В тумбочку на ножках?! Или Мурке отдавать? Так ей нельзя! И не съесть ей столько!..
В этот момент только что упомянутая домашняя питомица молнией спрыгнула с любимого подоконника и, ловко путаясь в ногах у домовой, прошмыгнула в комнату. Там она, задрав хвост трубой, грациозно запрыгнула на диван, с дивана на шкаф и с неодобрением уставилась на хозяйку, посмевшую усомниться в её, Муркиных, талантах по поглощению пищи. Даже лапкой неодобрительно махнула.
На шкаф кошке тоже было нельзя (кицунэ очень переживала за то, что её любимица может упасть оттуда и удариться). Задолбала Машка, откровенно говоря, животное своей заботой. Но сейчас раззадоренная девушка на это попросту не обратила внимания.
За полгода проживания в Серёгиных апартаментах Мурка очень изменилась. Из когда-то принесённого в дом Антоном Швецом шелудивого приблудыша она превратилась в очень миленькую, средней лохматости, ухоженную молодую кошечку с довольно спокойным характером и присущей этому племени истинной независимостью, на которую могла посягать только Маша. Да и то под настроение.
Нет, воспитанная мурлыка никогда не позволяла себе оцарапать хозяйку или зашипеть на неё, но зато могла всем своим видом изобразить такое ледяное равнодушие к каким-нибудь глупым, по её мнению, претензиям домовой, что без куска сочной свежей печёнки вопрос не решался никак.
А с Ивановым кошечка просто дружила, позволяя ему играть с ней и втайне баловать вкусненьким.
— Ты мне ответь! Не молчи! — продолжала возмущаться маленькая представительница домашней нечисти, грозной фурией входя в комнату. — Куда мне всё девать?! Не ешь ничего, только куришь. О гастрите с язвой мечтаешь? Таблетки вкуснее?! Тогда давай я вообще готовить ничего не буду! Себе творожка куплю обезжиренного — и хватит! А ты свои идиотские рекорды по голоданию ставь...
Иванов, сидящий на диване с книгой в руках, оторвался от чтения, поднял глаза на разгневанную труженицу кухонной плиты и веника, оценил её боевой настрой и понял — не отстанет.
— Машуля, а давай чайку попьём, — пытаясь всеми силами избежать скандала, Сергей честно попробовал найти компромисс, но только ещё больше раззадорил свою домохранительницу.
— Чай? — взвизгнула она. — Опять чай? — и начала перечислять, демонстративно загибая пальчики на руке. — Завтрак — чай. Сказал, что не голодный. Обед — снова чай. Говорил, что чуть позже поешь. Полдник — чай с сушками. Целых две съел, — крайне саркастично уточнила девушка, притворно закатывая глаза от уважения к такому огромному числу. — А уже ужин на носу — на часы глянь. И опять чай?! И вчера, и позавчера... который день — один чай! Не ешь ведь ничего! Целый день на диване с книжками своими мудрствуешь, а к холодильнику даже не подходишь! Нельзя так, — кицунэ и сама не заметила, как сменила тему. — Пошёл бы погулял, воздухом подышал, проветрился. Скоро из одного места корни расти начнут. Сиднем ведь сидишь. Только в магазин и выходишь, да и то, когда я заставлю.
Сергей, слушавший девушку вполуха и откровенно пропускавший её сентенции по поводу своего образа жизни, из всего текста опытно вычленил главное и опешил. Как ужин? Мельком взглянул в окно — действительно, темно уже. В доме напротив почти везде свет горит, люди в окнах мелькают. Зачитался. Опять зачитался. И опять день впустую прошёл.
Отложив книгу, парень поднял руки вверх и миролюбиво предложил:
— Пошли ужинать. Заодно и поболтаем.
Донельзя довольная своей маленькой победой, кицунэ вприпрыжку (что совсем не соответствовало статусу приличной, солидной домовой, но ведь можно, когда никто не видит) упорхнула на кухню, а Иванов, покряхтывая, встал с дивана и принялся искать невесть куда запропастившийся тапочек. Один, как ему и положено — стоял словно правильный часовой — именно там, где его и поставили — на полу под ногами, а второго не было. Не иначе в самоволку ушёл.
Пропажа нашлась, как и следовало ожидать, совсем не там, где думалось, а наоборот — в самом неожиданном месте — за шторой. Каким образом и почему предмет домашней обуви попал именно туда — для Сергея оставалось загадкой, поскольку он точно помнил, что сегодня к окну не подходил и разувался исключительно у любимого дивана.
Впихнув ногу в удобное нутро тапочка, бывший инспектор Департамента Управления Душами с интересом заметил что-то блеснувшее в самом углу, под батареей. Нагнулся, кое-как просунул пальцы между ребристым чугуном и полом, но зацепил находку с первого раза. Осторожно вытащил, сдул пыль. Это оказалась гильза от Smith & Wesson Антона. Так вот куда она закатилась во время чистки оружия... а он её где только не искал.
Бережно, с непонятной нежностью глядя на маленький цилиндрик, место которому на помойке, Сергей пошёл на кухню. И тут накатили воспоминания...
***
...С момента увольнения прошло уже почти три месяца. Февраль на дворе...
За это время в жизни Сергея Иванова случилось множество больших и малых, однако в подавляющем большинстве бытовых, не откладывающихся в памяти событий, а по факту — ничего существенного. Унылая текучка и сплошные разочарования.
Швец так и не появился. Что с ним, как у него дела — Сергей не знал, но не переставал верить в изворотливость друга и его феноменальную способность обходить всевозможные правила, в избытке портящие жизнь сотрудникам Департамента Управления Душами. Раз не приходит — значит не может. Действительно не может, без дураков — иначе раздолбай Тоха точно бы наизнанку вывернулся, но весточку о себе прислал. Не мог не прислать, не тот он человек, чтобы вот так, просто, перечёркивать дружбу.
Не объявлялся призрачный инспектор и у своей подружки Розы. Она поначалу приходила почти каждый день и долго, с надрывом, пыталась вытряхнуть из Иванова хоть какие-то новости о своём ненаглядном Антоше. Потом плакала. Частенько на пару с сердобольной Машкой, которая не могла спокойно смотреть на эту трагедию и искренне сочувствовала подруге.
Потом стала заходить пореже, понимая, что своими страданиями приносит в Серёгин дом печаль и уныние. Если и плакала — то в апартаментах у домовой, где обе девушки полюбили уединяться за женской болтовнёй. Во всяком случае, за последний месяц слёз на глазах у Розы парень не видел.
Оставалось лишь ждать и надеяться, что весёлый и слегка шебутной Антон Швец рано или поздно появится на житейском горизонте.
...Оборотень Иоганн, с которым Иванов неожиданно сдружился после матёрой пьянки по поводу его увольнения из Департамента, уехал ещё до Нового Года. Приличный оказался вервольф. Честный, порядочный, с неожиданно хорошим чувством юмора.
Выйдя из тени властного отца и всласть погуляв по местным клубам и ресторанам, он поначалу честно хотел осесть в городе и открыть какое-нибудь своё дело, однако после встречи с государственной машиной в лице миграционной службы плюнул на всё, тепло попрощался с новым другом и отбыл восвояси. Как оказалось — у него ещё и канадское гражданство, помимо латвийского, имелось. Звонил недавно, в гости звал...
