— Если брать в расчет планы Антония и Октавиана, ты там никогда не появишься, Брут. Я только знаю, что им придется здорово потрудиться, чтобы помешать моему появлению в Риме, — сказал Кассий.
С девятнадцатью легионами, пятью тысячами конников и семью сотнями кораблей под рукой Кассий стал вслух раздумывать, как получить шестьсот миллионов сестерциев от Родоса и от Ликии. Брут был рядом, но за несколько рыночных интервалов он научился не перечить приятелю. Кассий считал, что Бруту во Фракии повезло, и в вопросах, касающихся стратегических действий, все решительнее задвигал его на второй план.
— Я возьму Родос, — объявил он. — Это значит, война на воде, по крайней мере для начала. Ты войдешь в Ликию, это суша, хотя войска перебросим по морю. Я сомневаюсь, что в любом случае от лошадей будет польза, поэтому предлагаю оставить себе лишь тысячу конников, а остальных отправить в Галатию на весну и лето. — Он усмехнулся. — Их содержание стоит дорого. Пусть Деиотар тряхнет мошной.
— Он был очень щедр и помогал нам, — робко проговорил Брут.
— Значит, он может быть еще щедрей и полезней! — отрезал Кассий.
— А почему я не могу идти по суше? — спросил Брут.
— Думаю, можешь, но зачем тебе это?
— Потому что ни один римлянин не любит плавать.
— Хорошо, поступай как хочешь, но учти: ползти со скоростью черепахи я тебе не позволю. Там будут горы.
— Я это понимаю, — упорствовал Брут.
— Десять легионов и пятьсот лошадей для разведки.
— Зато без обоза. Обоз не нужен в горах. Мне нужны будут вьючные мулы, значит, марш продлится не долее шести рыночных интервалов. Интересно, хватит ли еды в Ксанфе, чтобы прокормить меня, когда я там появлюсь? Думаю, Ксанф должен стать моей первой целью, как ты считаешь?
Кассий был удивлен. Кто бы мог подумать, что Брут способен так дельно мыслить?
— Да, Ксанф, — согласился он. — Однако тебе ничто не мешает послать еду морем. Ты не будешь зависеть от Ксанфа, когда получишь ее.
— Хорошая мысль, — улыбнулся Брут. — А ты как поступишь?
— Как я сказал, за мной море. Мне понадобятся четыре легиона. Они поплывут на транспортах и вынесут качку, нравится им это или нет, — ответил Кассий.
2
В марте Брут отправился с десятью легионами и пятью сотнями кавалеристов по хорошей римской дороге на юг. Через долину реки Меандер до Керама он не торопясь шел вдоль берега. Маршрут предлагал ему обильный фураж, ибо в сельских зернохранилищах все еще оставалась пшеница прошлого небогатого урожая. А то, что фермеры будут голодными, — пусть. Но он все-таки прислушался к голосу разума и их просьбам, оставляя им толику зерна на новый посев. К сожалению, весенних дождей нет, говорили фермеры, это плохой знак. Поля придется орошать искусственно, таскать воду вручную из реки. Как мы сможем это делать, если ослабеем от голода?
— Ешьте яйца и птицу, — говорил фермерам Брут.
— Тогда не разрешай своим людям красть наших кур.
Сочтя это резонным, Брут запретил своим солдатам грабить фермерские курятники и воровать прочую живность. Легионеры вдруг обнаружили, что их командир более строг, чем кажется на вид.
Горы Солима — грозные горы. Восемь тысяч футов, все вверх начиная от самой воды. Это их неприступность не давала ни одному губернатору провинции Азия обложить данью Ликию, послать туда легатов с солдатами, ввести в силу указы. Уже давно этот край служил прибежищем для пиратов. Люди селились на берегах узких рек. Связь между поселениями осуществлялась по морю. Земля Сарпедона и Главка, воспетая в «Илиаде», начиналась за портовым городом Тельмесс, где кончалась хорошая римская дорога. И дальше не было даже козьей тропы.
Брут проложил свою собственную дорогу, попеременно посылая вперед группы солдат, которые с кирками, с лопатами рубили, копали и снова рубили. И снова копали до изнеможения, но копали опять, когда к ним приближались вооруженные розгами центурионы.
Было сухо, никаких оползней, никакой грязи, которая сильно замедлила бы продвижение вьючных животных. И никаких лагерей — это в прошлом. Каждую ночь люди укладывались прямо на каменную тропу шириной в десять футов, не обращая внимания ни на блестящую паутину мерцающих в небе звезд, ни на кружевные водопады горных речушек, ни на густо покрытые соснами кручи с глубокими расщелинами, ни на жемчужный туман, обволакивающий на рассвете темно-зеленые кроны деревьев. Они замечали только большие блестящие, черные как ночь осколки, летящие из-под кирок, да и то лишь потому, что принимали их за какие-то редкие драгоценные камни. Как только им сказали, что это ни на что не пригодное особого вида стекло, они прокляли и это стекло, и эту ужасную дорожно-строительную работу, а заодно и все, что связано с ней.
Только Брут и его три философа имели возможность оценить красоты пейзажей, разворачивавшихся перед ними во всю свою ширь днем и приобретавших таинственность с наступлением темноты, когда в лесу вскрикивали какие-то существа, мелькали летучие мыши и силуэты ночных птиц вырисовывались на фоне серебристого небосвода, освещенного светом луны. Помимо любования видами каждый тратил досуг на излюбленные занятия. У Стратилла и Стратона Эпирского это была математика, у римлянина Волумния — дневник, а Брут писал письма мертвой Порции и мертвому Катону.
От Тельмесса до долины реки Ксанф было всего двадцать миль, но эти двадцать миль заняли пятнадцать дней. Путь в сто пятьдесят миль пройден был ими за такое же время. На этой реке стояли два самых больших города Ликии — Ксанф и Патара. Патара у моря, Ксанф в пятнадцати милях от устья.
Армия Брута сошла с самодельной дороги в долину ближе к Патаре, чем к Ксанфу, первой мишени Брута. К несчастью, какой-то пастух предупредил оба города, и их обитатели провели с пользой оставшиеся до прихода римлян дни. Они опустошили сельскую местность, эвакуировали ее население и закрыли ворота. Все зернохранилища, все источники питьевой воды находились внутри крепостных стен, которые — в частности, те, что окружали Ксанф, — были очень массивными и высокими, неприступными, как надеялись горожане.
Одним из старших легатов Брута был Авл Аллиен из Пицена, человек опытный, но незнатный; другим — Марк Ливий Друз Нерон, аристократ из рода Клавдиев, усыновленный кланом Ливиев. Его сестра Ливия была помолвлена с Тиберием Клавдием Нероном. Возраст пока еще не позволял ей выйти за этого непроходимого олуха, которого Цезарь презирал не таясь, а Цицерон хотел сделать зятем. С Аллиеном и Друзой Нероном Брут приступил к осаде города. Опустошенная земля раздражала его, потому что лишала солдатский котел овощей. Он не станет брать Ксанф измором, он возьмет его с ходу, ать-два!
Слывший выдающимся эрудитом Брут на деле хорошо разбирался лишь в немногих вещах — философии, риторике и литературе определенного рода. География утомляла его, как и история, в которой не фигурировал Рим. Ну, таких титанов, как Фукидид, он, конечно, почитывал, но игнорировал Геродота и прочих, а потому о Ксанфе не знал ничего, кроме того, что тот, по легенде, был основан царем Ликии Сарпедоном, которому горожане поклонялись как своему главному богу и в честь которого возвели большой храм. Но Ксанф был славен еще кое-чем, о чем Брут не ведал. Дважды его осаждали, сначала генерал персидского царя Кира Великого, мидянин по имени Гарпаг, затем Александр Великий. И когда город пал, все его население совершило самоубийство. Вот и теперь предупрежденные пастухом жители Ксанфа успели собрать огромное количество топлива. С началом осады это топливо сложили в костры на всех свободных местах.
А римляне по отлаженной технологии принялись воздвигать земляные укрепления с башнями. На них втащили всевозможные артиллерийские механизмы. Баллисты и катапульты стали обстреливать город всем, что имелось. Всеми снарядами, кроме горящих вязанок, ибо Брут больших разрушений чинить не хотел. Затем прибыли три тарана, их волокли по новой дороге. Огромные, хорошо проморенные дубовые бревна раскачивали на толстых, но гибких веревках, привязанных к небольшим рамам. Каждый таран заканчивался большой бронзовой головой барана с изогнутыми рогами, презрительно улыбающимися губами и страшными полузакрытыми глазами.
Бесполезное дело. Трое ворот, перекрывающих доступ в Ксанф, представляли собой опускавшиеся сверху дубовые решетки из прочных балок, усиленных слоями очень толстых железных полос. Принимая удар, они только пружинили, и тараны отскакивали от них. Заметив это, Брут приказал бить таранами не по воротам, а по стенам, которые стали медленно разрушаться. Слишком медленно, чтобы надеяться их пробить.
Когда Аллиен и Друз Нерон решили, что нагнали на Ксанф достаточно страху, Брут отвел войска, словно бы приустав от бесплодных попыток, словно бы захотев посмотреть, что можно сделать с Патарой. Вооруженный факелами отряд в тысячу человек выскочил из Ксанфа с намерением поджечь римскую артиллерию и осадные башни. Тогда спрятавшийся неподалеку Брут напал на поджигателей. Они побежали, но в город не попали, потому что предусмотрительная стража опустила решетку ворот. Вся тысяча погибла.
