— Так что с расписками? — грубовато спросил Шарп.
— С расписками? Ах, да. С расписками. Дело в том, что наш новый писарь обнаружил расхождения. Парень он сообразительный и ловкий. Сажит!
Дверь открылась. Молодой индиец вошел в комнату, сложил руки перед собой и поклонился капитану.
— Сахиб?
— Это прапорщик Шарп. Между прочим, мой помощник, а значит, такой же твой господин, как и я.
Писарь отвесил поклон Шарпу.
— Для меня большая честь, сахиб.
— А теперь, Сажит, покажите мистеру Шарпу те расписки, которые вызвали у вас сомнения.
Индиец вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся с пачкой замусоленных бумажек. Положив их на стол, он сделал Шарпу приглашающий жест. На всех бумажках в нижнем правом углу стояли инициалы Шарпа. Большинство пометок были сделаны карандашом, некоторые чернилами. Последние Шарп отложил в сторону.
— Эти я не подписывал, — уверенно сказал он. — Чернил у меня нет.
— Ну вот, Сажит был прав! — воскликнул капитан.
— Вы оказываете мне честь, сахиб.
— И каждая такая бумажка означает убыток казне, — продолжал Торранс. — Нужно найти обманщиков и вывести их на чистую воду. Вот в чем проблема.
— На них проставлены имена погонщиков, — указал Шарп. — Не такая уж трудная задача. Вы бы и сами могли найти их, сэр, а не отрывать меня от дел.
— Бога ради, не будьте таким занудой, — поморщился Торранс. — Вы же понимаете, что генерал взял нас на заметку, и я вынужден проверять каждую мелочь. К тому же сами по себе имена ничего не значат. Ничего! Посмотрите сами! — Он порылся в расписках. — Едва ли не на дюжине значится имя Рам. Кто такой этот Рам? Имя распространенное. Я хочу, чтобы вы с Сажитом прошли по лагерю и нашли тех, кто с нами работает. А потом Сажит установит личность обманщиков.
Шарп нахмурился.
— А почему это не может сделать сам Сажит? Расписки ведь погонщики получали от него?
— Нам нужно знать наверняка. Ошибки быть не должно. Неужели непонятно? — взмолился Торранс.
— Моему свидетельству, сахиб, могут не поверить, — вставил индиец, — а в слове британского офицера не усомнится никто.
— Черт знает что! — Меньше всего Шарпу хотелось болтаться по лагерю, разыскивая погонщиков быков. К тому же он вовсе не был уверен, что сможет их узнать. — Так почему бы не пригласить погонщиков сюда? Было бы намного удобнее.
— Но тогда мошенники просто не пришли бы, а сбежали, — сказал писарь.
— Лучше всего застать их врасплох, — добавил Торранс.
— Ладно, попробую, — проворчал Шарп.
— Я так и знал, что могу на вас положиться, — обрадовался капитан. — Давайте, займитесь этим делом прямо сейчас, а потом приходите пообедать, ладно? Скажем, в половине второго?
Шарп кивнул и вышел из дому. Кендрик и Лоури исчезли. Наверно, ушли с Хейксвиллом. Ахмед поил лошадь Стокса.
— Останешься здесь, — распорядился Шарп. Мальчишка покачал головой. — Черт бы тебя побрал, ты просто моя тень.
— Тень?
— Тень. — Шарп показал на свою тень на земле.
Ахмед ухмыльнулся, обнажив белые зубы. Сравнение ему понравилось.
— Тень! Я тень Шарпа!
Из дома вышел Сажит и предложил Шарпу укрыться от солнца под розовым шелковым зонтиком. Получив отказ, писарь пожал плечами. Фартук индиец снял, оставшись в белой рубахе.
— Извините, сахиб, что приходится вас беспокоить. — Он заискивающе улыбнулся.
— Не беда, — проворчал недовольно Шарп, следуя за писарем. Ахмед потянулся за ними, ведя на поводу лошадь.
Сажит покачал головой. В глазах его мелькнуло беспокойство.
— Мальчику не надо идти с нами.
— Вот сам ему это и объясни. И не обижайся, если он тебя пристрелит. Ему это нравится, стрелять в людей.
Индиец прибавил шагу.
— Мне кажется, сахиб, что я уже знаю того плохого человека, который нас обманывает. Он из Майсура. Дал мне много расписок и клялся, что вы все их подписали. Вам надо только подтвердить или опровергнуть его слова. Много времени это не займет.
— Ну так веди меня к этому паршивцу и закончим побыстрее.
Сажит направился к той части обоза, где стояли просторные, плохо натянутые палатки зажиточных скотоводов. Женщины у костров месили тесто, подбрасывая в огонь конские лепешки, запасы которых сушились на солнце у входа в каждую палатку. Зеленых шатров Наига видно не было. Очевидно, тот, кто унаследовал бизнес толстяка, свернул дела и ушел.
— Вот, сахиб. Вот здесь живет тот плохой человек. — Сажит нервно оглянулся по сторонам и направился к неопределенного цвета палатке, стоявшей чуть в стороне от остальных. В нескольких шагах от входа он остановился и, понизив голос до шепота, сообщил: — Его зовут Ранжит.
— Так позови паршивца, и я скажу тебе, врет он или нет.
Писарь колебался. Судя по всему, ему вовсе не хотелось выяснять отношения с Ранжитом. Наконец, набравшись смелости, он сложил зонтик, опустился на четвереньки и вполз в палатку, просевшую так сильно, что вход в нее оказался на высоте колена. Из палатки донеслись приглушенные голоса, после чего писарь торопливо выбрался наружу. Отряхнув от пыли подол своей белой рубахи, он жалобно, со слезами на глазах, посмотрел на прапорщика.
— Ранжит очень плохой человек, сахиб. Не хочет выходить. Я сказал, что его требует сахиб, но он обозвал меня плохими словами.
— Дай-ка я сам взгляну на этого мерзавца. Тебе ведь ничего больше и не надо, верно? Надо лишь, чтобы я подтвердил, он это или не он, так?
— Да, сахиб, пожалуйста. — Индиец отступил от входа.
Шарп снял треуголку, приподнял брезент, шагнул в полумрак…
И сразу понял, что попал в ловушку.
Как понял и то, что сделать ничего уже не может.
Первый удар пришелся в лоб, и из глаз как будто посыпались искры. Он пошатнулся, упал на спину, оказавшись вне палатки, и тут же кто-то схватил его за ногу и потащил назад, в темноту. Шарп попытался лягнуть нападавшего свободной ногой и раскинул руки, чтобы зацепиться за край палатки, но кто-то другой ухватил и вторую ногу. В следующую секунду на него обрушился еще один удар, и больше Шарп уже ничего не видел и не чувствовал.
* * *
— Крепкая башка у нашего Шарпи, — ухмыльнулся Хейксвилл и пнул распростертое на земле тело. Реакции не последовало. — Уснул, болезный. — Он ударил врага окованным латунью прикладом мушкета, но все равно не проломил череп. Крови, правда, вытекло много, а справа над виском обещал вырасти синяк размером с манго, но кости выдержали. — Ладно, разденьте его, — распорядился сержант, переждав очередной приступ конвульсий, преследовавших его на протяжении многих лет.
— Раздеть? Как это? — удивился Кендрик.
— Когда тело найдут, — терпеливо объяснил Хейксвилл, — а его рано или поздно найдут, потому что черномазое дурачье спрятать как следует не сможет, — никто не должен знать, что это британский офицер. Да и какой он офицер. Дерьмо поганое. Выскочка. Так что снимите с него одежду, свяжите по рукам и ногам и на голову что-нибудь набросьте.
Немало повозившись, Кендрик и Лоури стащили с прапорщика мундир и передали его Хейксвиллу. Сержант сразу же прошелся пальцами по швам.
— Есть! — воскликнул он, наткнувшись на что-то твердое. Взяв нож, Хейксвилл разрезал мундир, и оба рядовых, обернувшись, замерли в оцепенении: из швов высыпались десятки сверкающих камней. В палатке было темно, но драгоценности все равно блестели и переливались. — Живей! Живей! — прикрикнул на опешивших помощников сержант. — Снимайте остальное!
— Что это вы делаете? — Сажит просунул голову в палатку и как зачарованный уставился на сокровища.
— Не твое собачье дело, — рявкнул Хейксвилл.
— Это драгоценности? — спросил индиец.
Сержант выхватил штык и ткнул им в писаря. Острие остановилось в дюйме от шеи Сажита.
— Камни мои, а не твои. Ты делай свое дело, а я свое. Понял? Я взялся доставить Шарпи твоему дяде, а то, что при нем, вас не касается.
— Мой дядя хорошо заплатит за камни.
— Твой дядя — паршивая обезьяна. Ему надуть, что пернуть. Так что забудь про камни. Проваливай! — Засыпав пригоршню камней в карман, Хейксвилл обыскал остальную одежду, проверил все швы, разрезал сапоги и получил в награду с десяток рубинов, припрятанных в голенищах. Рубины были маленькие, размером с горошину, а сержант искал большой камень. — Я видел его собственными глазами! Чертов Типу носил его на шлеме. Громадный, как… Посмотрите в волосах.
Кендрик послушно провел ладонью по окровавленным, слипшимся волосам и покачал головой.
— Ничего.
— Переверни ублюдка и поищи сам знаешь где.
— Ну уж нет! — возмутился Кендрик.
— Да не будь ты таким привередливым! И свяжите ему руки. Быстрей! Не ждите, пока очнется.
Из одежды и сапог извлекли шестьдесят три камня: рубины, сапфиры, изумруды и четыре маленьких брильянта. Большого рубина не нашли. Хейксвилл озадаченно нахмурился. Не мог же Шарп продать самую главную драгоценность? Оставалось утешаться тем, что и найденное представлялось сказочным богатством. Не устояв перед соблазном, сержант разложил камни рядами на порезанном мундире.