управления. Уже из машины Берия позвонил в министерство и уточнил, находится ли товарищ Лукьянова у себя: телефон в машине был, пожалуй, первой пущенной в производство продукцией нового наркомата (то есть уже министерства) систем связи. Очень удобной продукцией — так что, практически наверняка зная, что Ирина Алексеевна сидит у себя в министерстве, Лаврентий Павлович не отказал себе в удовольствии воспользоваться новинкой.
А зайдя к ней в кабинет, он буквально с порога поинтересовался:
— Ирина Алексеевна, мне было бы интересно ваше мнение по поводу того, что вы можете сказать по сложившейся ситуации…
— Мнение? Нет у меня мнения еще, я пока нахожусь в стадии полного охреневания! Но хорошо что вы зашли: я как раз хотела вас попросить выделить пару десятков опытных следователей. Мало того, что половина из ныне издающихся писателей — евреи, так они еще и вопиюще бездарны!
— Хм… возможно, ваше мнение несколько необъективно. Да и чем могут помочь следователи НКГБ в этом вопросе?
— Очень даже могут помочь. Потому что меня интересует не национальность авторов — хотя то, что нация, насчитывающая менее трех процентов от населения страны, занимает больше половины книжного рынка, мне все же не кажется нормальным. Меня очень интересует вопрос, почему эти откровенные шарлатаны получают гонорары, зачастую заметно превосходящие гонорары истинных мэтров. Почему, например, Беляев с полумиллионного тиража романа получает втрое меньше, чем некий Дриз за сборник детских стишков в тридцать две странички на идише, который даже из евреев хорошо если половина знает, и напечатанный тиражом в восемь тысяч. И отдельно мне было бы интересно узнать, куда уходят эти явно незаслуженные гонорары…
— Вы уверены в этом?
— Вот, — с этими словами Ира протянула Берии толстую тетрадь, — тут выписаны и подсчитаны все тиражи и суммы гонораров по примерно восьмистам авторам, и я выбрала получателей в сумме более восьмидесяти пяти процентов от общих выплат авторских за последние пять лет. С сортировкой по тиражам, по гонорарам, по выплатам за страницу книги, по числу запросов книги в библиотеках и по числу сданных торговлей в макулатуру книг, не купленных в магазинах. Занимательная, знаете ли, арифметика…
— Хм… это действительно интересно. Давайте сюда вашу тетрадку, я, пожалуй, знаю, кому поручить это дело. Но вообще-то я хотел другой вопрос задать: что вы думаете о вступлении США в войну с Италией и какие неприятности это может нам доставить в ближайшее время и в перспективе?
— А янки в войну в Европе вступили? Рановато что-то. Только я ничего об этом не думаю, так как только сейчас об этом узнала и времени подумать у меня просто не было. А давайте я вам завтра скажу, что я думаю? Часикам к десяти вас устроит? Просто через полчаса начнется совещание по кинематографии — в кино тоже что-то странное с гонорарами творится, так что до вечера у меня времени все равно подумать не будет…
— Вы заедете ко мне или встретимся в полдень у Сталина? Сами понимаете, не одного меня это интересует.
— В полдень в Кремле? Договорились. Только один вопрос: вам мое личное мнение нужно?
— Мнение Девятого управления.
— Поняла. Завтра в полдень мнение Девятого управления будет доведено до вас и Иосифа Виссарионовича. Ну и для тех, кто еще там будет…
Когда Берия говорил Сталину, что в Девятом управлении все делается совместно, то даже не предполагал, насколько он был прав. Вечером Ира позвонила в Боровичи, и за ужином было принято совместное решение о том, что мнение Девятки лучше всех сможет выразить Светлана:
— Светик, — отреагировал на Ирино сообщениие Петруха, — ну ты же историк, сможешь объяснить товарищам с учетом наших послезнаний, что же на самом деле происходит?
— Смогу конечно. Только обойдусь без послезнания, тут и без него все ясно.
— Вот и отлично, — тут же «подвел итог обсуждению» Валентин, — тогда завтра с утра летишь в Москву. Только постарайся обойтись без экскурсов в историю Троянских войн, договорились?
— Я даже Фермопилы упоминать не буду и французскую революцию. Разве что Карфаген, да и то в заключительном слове, — усмехнулась Света. — В смысле, ceterum censeo Carthaginem delendam esse.
— Все же любишь ты занудные лекции, а надо говорить коротко и ясно: Carthago delenda est, и этого достаточно, — улыбнулся Петруха. — Будь проще, и люди к тебе потянутся.
— И я тебя люблю. А сейчас пойду спать: утром нужно будет причесаться, напомадиться…
— Одеть новую генеральскую форму со всеми орденами, — добавила Гуля. — Я не шучу, там будут серьезные дядьки, для которых генеральские погоны — веский довод прислушаться к твоим словам. Форма тебе добавит плюс сто к харизме…
— Ага, в сапогах на свежую голову я буду неотразима!
— А в туфлях, которые Ира все же сумела вкорячить как атрибут формы женской, будешь еще неотразимее.
— Света права, — меланхолично заметила Аня, — белая форма вне строя с юбкой и белыми сапогами очень ей пойдут.
— У меня нет белых сапог, — с легкой грустью ответила ей Света.
— А размер у тебя тридцать девятый? — поинтересовалась Гуля. — Для девочек военно-медицинской школы парадную форму уже месяц как завезли, так что сапоги мы тебе через полчаса придумаем. Ну-ка встань, пройдись… Оль, при ее росте каблука в пять сантиметров не лишку будет?
— А там что, выбор есть? Может, я тоже захочу белую форму с сапогами…
— Сапоги по уставу: каблук три сантиметра и пять. А на красных почему-то Ира каблук один оставила, причем четыре сантиметра…
— Дамы, — зашелся в хохоте Вася, — вы тут сапоги обсуждать будете или все же к войне перейдем?
— Сапоги важнее, — с улыбкой ответил ему Саша, — в сапогах ведь ходить придется, причем не уронив при этом достоинства. А война — она война и есть. И она — все же дело больше мужское, и то, что наши любимые от нее на сапоги отвлеклись — это радует: несмотря на все невзгоды они остались нормальными женщинами…
Строго формально, Клаус Граф никаким графом не был, просто ему фамилия такая досталась. А был он инженером, причем довольно неплохим. В мирное время занимался строительством, и строил он не просто дома, а довольно непростые здания: на его личном счету были четыре кирхи, два музейных здания, два театра (один из которых считался оперным) и несколько кинотеатров. Впрочем, жилые дома он тоже строил — но очень немного: выстроил собственный дом и дом тестя. А потом началась война — и герр Граф внезапно стал сапером. И пробыл сапером целых три года, пока его батальон не попал под мощнейший обстрел и бомбардировку в Мемельском районе. От
