Внутри хижины находилась сложенная из камней платформа, на которой горел небольшой костер. Раненых положили поближе к огню на бамбуковые лежаки. К этому времени туман стал редеть. Светлело, и тут все вздрогнули, когда раздался грохот, будто тысячи орудийных снарядов взорвались одновременно. И хоть каждый слышал этот звук ежедневно, все подскочили. Это питающие камни высвободили свою энергию.
— Вот мы и остались без завтрака, — сказал Бёртон. И вдруг он резко поднял голову.
— А граали? Хоть кто-нибудь из вас спас свой грааль? Монат ответил:
— Нет, они все потонули вместе с кораблем! — Его лицо перекосилось от горя, и он зарыдал. — Наверно, и Оунан тоже утонула!
В дрожащем свете факелов они безмолвно смотрели друг на друга. Их лица еще были бледны от перенесенных испытаний, но теперь они побелели, если это было возможно, еще сильнее. Кто-то застонал. Бёртон выругался. Ему тоже было жаль Оунан, но теперь он и его друзья стали нищими, зависящими от милости чужих. Лучше было умереть, чем жить без граалей, и в былые дни те, кто терял граали, могли совершить (и часто совершали) самоубийство. Ведь на следующий день они просыпались где-то вдали от своих друзей, но зато с собственным источником еды и кое-каких предметов роскоши.
— Что ж, — сказал Фрайгейт, — мы можем питаться рыбой и желудевым хлебом.
— До конца своих дней? — огрызнулся Бёртон, скаля зубы. — А они, насколько мы знаем, могут длиться бесконечно.
— Я просто попытался посмотреть на вещи с солнечной стороны, — ответил американец. — Хотя и она, признаться, весьма мрачновата.
— А почему бы нам не заняться проблемами по мере их возникновения? — спросила Алиса. — В данный момент я бы предпочла, чтобы вы осмотрели мои ребра, и, я уверена, бедная Логу тоже хотела бы, чтобы ей вправили кость и наложили повязку.
Тот человек, который привел их в хижину, занялся лечением больных. Покончив с этим и облегчив страдания пациентов с помощью небольших кусочков мечтательной резинки, он вышел из хижины. Бёртон, Казз и Монат последовали за ним. К этому времени солнце уже почти выжгло туман. Через несколько минут он должен был полностью исчезнуть.
Вид был впечатляющий. Весь нос плота, имевший заостренную форму, отломился, когда он вылез на берег и сломался о камень рифа. Причалы и лодки ганопо превратились в щепки, скрывшиеся под грудой бревен, громоздившейся на берегу. Главная часть плота тоже выскочила на берег метров на 13. Несколько сотен плотовщиков стояли возле обломков кораблекрушения, оживленно разговаривая, но явно ничего конструктивного не предпринимая.
Слева бревна прижимало течением прямо к отвесной части острова. Нигде не было и следа ни «Хаджи-2», ни Оунан. Надежды Бёртона, что ему удастся как-нибудь раздобыть хоть несколько граалей, оказались развеяны.
Бёртон оглядел плот. Тот, хоть и потерял свою переднюю часть, все еще был колоссален. В длину он имел по меньшей мере 660 футов, или 201 метр, а в самой широкой части достигал 122 метров. Его корма, так же как и нос, имела V-образную форму.
В центре плота стоял огромный округлый черный объект, который Бёртон видел плывущим над пологом тумана. Этим предметом оказалась голова громадного идола, высотой футов в 30, то есть около 9 метров. Черный, толстый и безобразный идол как бы придавливал все, что его окружало. Он сидел скрестив ноги; спину его усеивали кресты, похожие на извивающихся ящериц. Голова была головой демона. Синие глаза сверкали, широкий оскаленный рот обнажал множество острых белых больших зубов, похожих на акульи.
Они, как потом понял Бёртон, были вырваны у речного дракона и вставлены в окрашенные красной краской десны.
В самом центре отвисшего брюха идола виднелось круглое отверстие. Внутри его находился каменный очаг, в котором теплилось пламя. Дым поднимался куда-то вверх, выходя наружу из похожих на крылья летучих мышей ушных раковин идола.
Впереди, почти на самом носу плота, валялась на боку смотровая вышка; ее подпорки подломились в самом низу в момент столкновения плота с островом. Возле вышки все еще лежал труп.
Еще на плоту виднелось несколько больших строений, меж которыми там и сям были разбросаны более мелкие. Несколько небольших хижин обрушилось, а одна из высоких конструкций как-то нелепо перекосилась.
Бёртон насчитал десять высоких мачт с квадратными парусами и двадцать более низких, несших кормовое и носовое парусное вооружение. Все паруса были убраны.
Вдоль бортовых краев плота были установлены специальные подставки с закрепленными на них лодками разных размеров.
Позади идола возвышалось самое большое из зданий. Возможно, это было жилище вождя, а возможно — святилище. Или то и другое сразу.
Вдруг заревели деревянные трубы и громко загремели барабаны. Увидев, как люди бегут к этой большой постройке, Бёртон решил к ним присоединиться. Толпа собралась на части плота между идолом и строением.
Бёртон держался позади толпы, в том месте, откуда он мог все хорошо слышать, но одновременно поближе к статуе, которая его очень интересовала. Маленькая незаметная царапина, которую он сделал своим кремневым ножом, показала, что статуя изготовлена из глины, покрытой черной краской. Любопытно, подумал Бёртон, откуда взялись краски для тела, глаз и десен идола? Красящие вещества в этом мире были очень редки, что чрезвычайно огорчало художников.
Вождь (или главный жрец) был выше всех своих соплеменников, хотя и на полголовы ниже Бёртона. Он носил накидку, килт с голубыми, красными и черными полосами и деревянную корону с шестью зубцами. В правой руке вождь держал длинный дубовый пастуший посох. Вождь ораторствовал, стоя на платформе, сооруженной у входа в его жилище. Нередко вождь жестикулировал своим посохом; глаза его пылали, а из уст лился поток слов, из которых Бёртон не мог узнать ни одного. Примерно через полчаса вождь слез с платформы, а толпа начала разбиваться на рабочие группы.
Часть людей отправилась на остров, чтобы собрать бревна, оторванные от носа плота, и сложить их в кучу. Другие ушли на корму, туда, где V-образная часть соединялась с главным телом плота. Они притащили огромные весла и стали вставлять их в уключины. Затем, подобно смене галерных рабов, начали работать веслами в ритме, заданном глухим уханьем барабанов.
По-видимому, они решили развернуть корму так, чтобы течение подхватило ее, а затем сдвинуло бы и весь плот. Как только значительная часть кормы попадет на стремнину, плот сможет развернуться целиком и таким образом навсегда распрощается с островом.
Теория была неплоха, но практика ее не оправдала. Скоро стало ясно, что сначала необходимо каким-то образом освободить застрявшие на берегу бревна, а потом с помощью рычага поднять нос так, чтоб его можно было спихнуть с берега.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
