«В заседании командиров были разобраны различные комбинации, затем в секретном от меня совещании решили: если я останусь на рейде — они уйдут, оставив меня с “Корейцем” и пароходом “Сунгари”.
Вместе с сим решили послать адмиралу протест против производства нападений на рейде».
Взрывы, прогремевшие минувшей ночью на внешнем рейде Порт-Артура, сделали командира «Варяга» представителем воюющей стороны и отделили его от вчерашних «приятных во всех отношениях» командиров международной эскадры. Свое решение об образе действий в связи с японским ультиматумом они принимали уже в секретном от командира «Варяга» совещании.
Результатом совещания стал протокол в сочетании с энергичным протестом.
«Энергичный протест»
Протокол совещания, подписанный командирами английского, итальянского и французского судов
Рейд Чемульпо, 9 февраля 1904 г.
1. Принимая во внимание, что Корея перед настоящими событиями объявила нейтралитет и что на крепости в Чемульпо поднят корейский флаг, мы считаем атаку русских судов в порту, ввиду предполагаемой высадки японских войск, нарушением международного права и посылаем японскому адмиралу протест против такого нарушения, который будет ему доставлен английским офицером.
2. В случае, если русские военные суда не оставят рейда, мы решили покинуть нашу стоянку до четырех часов пополудни и стать на якорь севернее, так как в настоящем положении наши суда могут получить повреждения, если японская эскадра будет атаковать русские суда, не считаясь с нашим протестом.
3. Командир «Варяга», который тоже присутствовал на «Talbot», заявил, что, хотя он и не получил еще от японского адмирала ультиматума, он все-таки выйдет до полудня в море, и просил сопровождать русские суда до выхода из нейтральных вод. Мы ответили ему, что не можем согласиться на это, так как это было бы нарушением нейтралитета.
Протокол подписан командирами кораблей «Talbot», «Elba» и «Pascal».
Как видим, пункт первый выглядит почти решительно и энергично.
Казалось бы, вслед за строгим осуждением агрессора естественно было бы ожидать соответствующих решительных мер против него и, прежде всего — отказа подчиниться наглым требованиям или даже готовность предложить руку помощи так нежданно оказавшимся в беде русским кораблям. Вот ведь коммодор Бэйли вчерась даже стрелять грозился. Как же. Будут они стрелять. Разве что в нас.
И второй пункт протокола предусматривает в случае отказа русских покинуть рейд скромный отход европейских кораблей вглубь бухты, дабы не пострадать при расправе над русскими и вместе с тем обеспечить себе почти партер в ожидаемом сценическом действе.
Но венец всему — третий пункт, в котором отклоняется как нарушающая нейтралитет просьба В.Ф. Руднева сопровождать его корабли до выхода из нейтральных вод. Мало того, защитники нейтралитета не задумались также сделать в этом пункте протокола не бесполезное для Уриу упоминание о намерении В.Ф. Руднева покинуть рейд до полудня.
Да, читая такое и имея за спиной опыт мировых войн и революций, хочется добавить «пару слов без протокола». Но протокол — это еще не все. К нему прилагался указанный энергичный протест.
Протест, подписанный командирами английского, итальянского и французского судов и отправленный японскому адмиралу Уриу
Рейд Чемульпо, 9 февраля 1904 г.
«ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРАБЛЬ “TALBOT”
Рейд Чемульпо, 26 января (8 февраля) 1904 г.
Уриу Сотокичи, Контр-адмиралу, командующему эскадрой Императорского Японского флота.
Сэр, Мы, нижеподписавшиеся, командующие тремя нейтральными военными судами: Англии, Франции и Италии, узнав из полученного от Вас письма от 8 февраля о предполагаемой Вами сегодня в 4 часа дня атаке русских военных судов, стоящих на рейде Чемульпо, имеем честь обратить Ваше внимание на следующее обстоятельство: мы признаем, что так как на основании общепризнанных положений международного права порт Чемульпо является нейтральным, то никакая нация не имеет права атаковать суда других наций, находящихся в этом порту, и держава, которая преступает этот закон, является вполне ответственной за всякий вред, причиненный жизни или собственности в этом порту.
Поэтому настоящим письмом мы энергично протестуем против такого нарушения нейтралитета и будем рады слышать Ваше мнение по этому предмету.
Bayly, Captain of H. M. S. «Talbot». Borea, «Elba». Senes, «Pascal».
Протокол вместе с «энергичным протестом» был в 10 часов отправлен на флагманский корабль Уриу, стоявший в четырех милях западнее острова Иодольми. Вручен он был лишь за 10 минут до начала боя.
А ответ на него контр-адмирал Уриу дал три дня спустя. Свое мнение по этому предмету после боя он выразил в следующих словах: «Ввиду решения, принятого храбрым русским командиром, всякие переговоры излишни».
Адмиралу Уриу, как и его европейским контрагентам, повезло. Разговаривать им больше было не о чем.
Русский ответ
Резким контрастом этой истинно европейской дипломатии прозвучал русский ответ на японский ультиматум устами командира «Варяга».
«На запрос командиров о моем мнении, я ответил, что сделаю попытку прорваться и приму бой с эскадрой, как бы она велика ни была, но сдаваться никогда не буду, также и сражаться на нейтральном рейде»{392}.
К этим словам добавлений не требуется.
«Варяг» и «Кореец» против эскадры
Готовность №1
«Вернувшись на крейсер, я собрал офицеров, объявил им о начале военных действий и каждому дал соответствующую инструкцию. Офицеры единодушно приняли решение: в случае неудачи прорыва взорваться и ни в каком случае не отдавать крейсер в руки неприятеля. Впоследствии приготовили в минном погребе запальный патрон со шнуром Бикфорда. Производство взрыва я поручил ревизору мичману Черниловскому-Сокол. Решение идти на прорыв и принять бой вне рейда считал удобнее на следующих основаниях:
1) узкий рейд не давал возможности маневрировать;
2) исполняя требование адмирала, имелась слабая надежда на то, что японцы выпустят из шхер и дадут сражение в море; последнее было предпочтительнее, так как в шхерах приходится идти определенными курсами и, следовательно, нельзя использовать все средства защиты и нападения;
3) уничтожение крейсера на рейде без попытки прорваться и принятия боя совершенно не могло иметь места; предполагая возможную гибель крейсера так или иначе, конечно, надо было нанести неприятелю возможно больший вред, не щадя своей жизни».
На «Корейце», носившем еще громоздкий парусный рангоут[298], готовясь к бою, спустили и выбросили за борт демаскирующие корабль высокие стеньги, а с ними два гафеля, гик и вообще все, что могло гореть. Следует подчеркнуть заранее, что изменение силуэта канлодки в высоту было сознательной военной хитростью ее командира и сыграло решающую роль в том, что в бою «Кореец» практически избежал попаданий. Японские артиллеристы так и не смогли пристреляться.
Не рассчитывая на счастливый исход боя, капитан 2-го ранга Г.П. Беляев в присутствии комиссии из офицеров сжег все шифры, секретные приказы и карты. Вахтенный журнал решили хранить до последнего момента. Обе крюйт-камеры подготовили к взрыву, развернули перевязочные пункты (из-за недостатка места использовали для этого лазарет и каюту командира).
В 10 час. 45 мин., раньше, чем обычно, на «Варяге» просвистали на обед.
За Веру, Царя и Отечество. Ура!
«По окончании обеда команды ее вызвали наверх; и командир обратился приблизительно с такими словами:
“Сегодня получил письмо японского адмирала о начале военных действий и предложение оставить рейд до полдня. Безусловно, мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы она сильна ни была. Никаких вопросов о сдаче не может быть — мы не сдадим ни крейсера, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови. Исполняйте ваши обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушите его без огласки, давая мне знать.
Помолимся Богу перед походом и с твердой верою в милосердие Божие пойдем смело в бой за Веру, Царя и Отечество. Ура!”
Музыка сыграла гимн.
Взрыв энтузиазма был поразительный, отрадно было видеть проявление такой горячей любви к своему обожаемому Государю и Отечеству и выражение готовности сражаться до последней капли крови»{393}.
