(10) Теперь впереди у нас снова самнитские войны. Уже в четырех книгах, охватывающих сорок шесть лет, начиная с консульства Марка Валерия и Авла Корнелия107, которым первым пришлось вторгнуться в Самний, мы непрерывно ведем речь об этих войнах. (11) Пусть даже я умолчу о бедствиях и страданиях обоих народов, за долгие годы так и не сломивших эти непреклонные сердца; (12) но ведь только за минувший год самниты вместе с присоединившимися к их легионам иноплеменниками были наголову разбиты четырьмя римскими войсками и вождями: при Сентине, на землях пелигнов, у горы Тиферна и на Стеллатских полях; (13) они потеряли самого прославленного военачальника своего народа; им пришлось увидеть, как их союзники в войне – этруски, умбры, галлы – терпят ту же участь, что и они сами; (14) и уже не могли они держаться ни собственными силами, ни сторонней помощью; и все-таки они не отказались от войны. Вот как претила им свобода, которой не удалось защитить со славою, вот насколько даже поражение было для них желанней, чем упущенная победа. (15) Кому ж тогда наскучит так долго писать и читать о войнах, если сами войны не могли истощить воюющих?
32. (1) После Квинта Фабия и Публия Деция консулами были Луций Постумий Мегелл и Марк Атилий Регул [294 г.]. (2) И тому и другому было предписано вести войну в Самнии, ибо молва донесла, что враг набрал три войска, одно для возвращения в Этрурию, другое – для возобновления набегов на Кампанию, а третье – для охраны границ. (3) Недуг задержал Постумия в Риме, Атилий же немедленно отправился в путь, чтобы по решению сената подавить неприятеля в Самнии, пока он еще не вышел из своей земли. (4) И словно так было задумано, римляне столкнулись с противником в таком месте, где ни сами они не могли разорять самнитские земли, ни самниты – пройти в замиренные области союзников римского народа.
(5) Когда противники разбили друг против друга свои лагеря, самниты решились на такое, на что едва ли осмелились бы даже римляне, одержавшие столько побед, – напасть на римский лагерь. Вот до какою безрассудства доводит крайнее отчаяние! И хотя это дерзкое предприятие не достигло цели, оно оказалось все же небезуспешным. (6) Почти весь день стоял густой туман, лишивший всех способности видеть, и видно не было не только происходящего за валом, но даже встречного на близком расстоянии. (7) Положась на туман, как на укрытье для засады, самниты, при первых же утренних лучах108, едва к тому же пробившихся сквозь туманную мглу, подходят к римским часовым, несшим у ворот свою службу не слишком прилежно. (8) Нападение было внезапным, и для сопротивления не хватило ни мужества, ни сил. С тыла, через Декуманские ворота109 самниты ворвались в лагерь. (9) Так был захвачен квесторий и в нем убит квестор110 Луций Опилий Панса. Тогда во всех концах лагеря раздался призыв к оружию.
33. (1) Разбуженный шумом консул приказывает двум оказавшимся рядом когортам союзников – из Лукании и Свессы – охранять преторий, сам же ведет манипулы легионов к главному проходу111. (2) Воины строятся, едва успев кое-как вооружиться, а врага различают не столько по виду, сколько по крику, и оценить его численность невозможно. (3) Поначалу, не понимая, какой оборот принимает дело, римляне отступили и впустили неприятеля в глубь лагеря. Но потом, когда консул воскликнул, не намерены ли они оказаться за валом и потом брать приступом собственный лагерь, (4) воины, издав боевой клич и собрав все силы, сперва остановились, а потом стали наступать и теснить врага. Нагнав страху на противника, они уже не ослабляли натиска, пока не вытеснили его за ворота и за вал. (5) Гнать и преследовать дальше они не решились, опасаясь в таких потемках попасть в засаду, и отступили снова за вал, довольные уже тем, что очистили лагерь, перебив при этом почти три сотни вражеских воинов. (6) Римляне потеряли убитыми семьсот тридцать человек из числа часовых, первыми подвергшихся нападению, и тех, кого застигли врасплох рядом с шатром квестора.
(7) Эта небезуспешная дерзость подняла дух самнитов, и они не позволяли римлянам не только переносить свой лагерь дальше, но даже запасаться продовольствием на их землях; так что за продовольствием приходилось отправляться назад в мирные окрестности Соры. (8) Когда молва о случившемся, сильно преувеличенная, достигла Рима, консул Луций Постумий, едва оправясь от недуга, покинул Город. (9) Выслав приказ воинам собраться в Соре, сам он прежде, чем выступить, освятил храм Победы, заложенный в бытность его курульным эдилом на средства, взысканные по суду112. (10) После таких приготовлений он направился к войску и привел его из Соры в Самний к лагерю товарища. Не надеясь выдержать натиск двух войск, самниты отступили, и тогда консулы двинулись оттуда в разные стороны, разоряя земли и города противника.
34. (1) Постумий попытался с ходу захватить Милионию, но не преуспел в этом и взял потом город лишь большим усилием, придвинув осадные навесы к городским укреплениям. (2) Но и после взятия города во всех его концах еще долго – от четвертого до восьмого часа113 – продолжался бой с переменным успехом. Наконец римляне овладели городом; (3) самнитов было перебито три тысячи двести и захвачено четыре тысячи семьсот пленников помимо прочей добычи.
(4) Вслед за тем двинули легионы на Феритру. Но ее жители ночью ушли потихоньку из города через ворота с другой стороны со всем добром, какое могли унести и увезти с собою. (5) А консул, приблизившись к городу, подступил к стенам не раньше, чем приготовили все для приступа, словно он ожидал встретить там столь же упорное сопротивление, что и в Милионии. (6) И даже заметивши в городе пустынное безмолвие, а на башнях и стенах ни людей, ни оружия, он удержал воинов, рвавшихся на покинутые стены, опасаясь по неосторожности попасть в какую-то хитрую ловушку. (7) Двум турмам союзников из латинов он поручает объехать городские укрепления и все разведать. Всадники видят распахнутые ворота, неподалеку от них – другие, а на дороге из этих ворот – следы ночного бегства врагов. (8) Потом они осторожно подъезжают к воротам, видя, что по прямым улицам можно безопасно пройти из конца в конец города, и докладывают консулу об уходе жителей: это видно с несомненностью по безлюдью, свежим следам бегства и грудам всякого добра, оставленного повсюду в ночной суматохе. (9) Выслушав эти известия, консул повел войско вокруг города к тому месту, куда подъезжали всадники. Остановив войско неподалеку от ворот, он приказывает пяти всадникам въехать в город и, продвинувшись немного вглубь, троим остановиться на одном месте, а двум другим, если все окажется спокойно, сообщить ему, что обнаружено. (10) Возвратясь, они рассказали, что дошли до места, откуда открывается вид во все стороны, но везде и всюду обнаружили тишину и безлюдие. (11) Тогда консул без промедления ввел легковооруженные когорты в город, а остальным приказал тем временем возводить лагерные укрепления. (12) Воины, вступившие в город, взламывают двери и находят нескольких престарелых или немощных жителей, а также имущество, которое трудно было унести. (13) Это все разграбили, а от пленных узнали, что несколько близлежащих городов сговорились о добровольном бегстве; жители этого города ушли в первую стражу ночи, и в других городах, наверное, римлян встретит такое же безлюдье. (14) Сказанное пленными подтвердилось, и консул завладел покинутыми крепостями.
35. (1) Для другого консула – Марка Атилия – война была далеко не столь легкой. Он вел легионы к Луцерии, прослышав, что она осаждаема самнитами, и у луцерийских границ неприятель преградил ему путь. Ожесточение уравняло силы противников; (2) бились с переменным успехом, и явной победы не одержал никто; но для римлян последствия оказались более тяжелыми – они ведь не были привычны к поражениям, а уходя с поля боя, они ясней, чем в пылу сражения, увидели, насколько больше их собственные потери и убитыми и ранеными. (3) От этого всех в лагере охватил такой ужас, что, случись нечто подобное во время сражения, римлянам не миновать сокрушительного поражения. Ночь они провели в тревоге, ожидая вот-вот вторжения самнитов в их лагерь или на заре – рукопашной с победоносным врагом.
(4) Неприятель понес меньшие потери, но духом пал не меньше. Когда рассвело, не было у самнитов иного желания, как уйти без боя. Но дорога была только одна, и вела она как раз мимо вражеского лагеря. Когда самниты двинулись по ней, это выглядело так, будто они прямиком пошли на лагерь приступом. (5) Консул приказывает воинам браться за оружие и следом за ним выходить за вал; легатам, трибунам и начальникам союзников он указывает, кому что нужно делать. (6) Все они заверяют, что сами-то они выполнят все, что требуется, вот только воины пали духом, проведя целую ночь без сна, среди стонов раненых и умирающих. (7) Пойди враг на приступ до рассвета, воины от такого ужаса могли бы даже знамена свои покинуть. Сейчас стыд удерживает их от бегства, но в остальном они все равно что побежденные. (8) Выслушав все это, консул решил сам пойти к воинам и поговорить с ними. Везде, где он появлялся, он торопил воинов, медлящих браться за оружие, говоря: (9) к чему отступать и показывать тыл? Если не выступить на бой, враг сам вступит в лагерь, кто не хочет защищать вал, тому придется защищать свои шатры. Если драться с оружием в руках, то еще неизвестно, чья будет победа; (10) но кто сидит безоружный сложа руки и поджидает врага, того ждет либо смерть, либо рабство. (11) А бойцы на эти упреки отвечали, что вконец измотаны, обессилены и обескровлены вчерашним сражением, между тем как врагов со вчерашнего стало, кажется, еще больше.
