Я не был ни юристом, ни четырехкурсником.
225
Имеется в виду статья В. А. Маклакова «Парижские студенческие ассоциации», которую он опубликовал под псевдонимом В. М. в № 298 «Русских ведомостей» за 1889 г. Этот фельетон стал первым литературным опытом Маклакова.
226
Чернов В. М. Записки социалиста-революционера. Берлин, 1922. С. 112–113.
227
Всемирная выставка 1889 г. проходила в Париже с 6 мая по 31 октября (по н. ст.) и была приурочена к 100-летию Великой французской революции 1789 г.
228
Имеется в виду Московское губернское врачебное управление — медицинско-административное учреждение при Московском губернском правлении.
229
Буланжизм — политическое движение, которое возглавлял генерал Ж. Э. Буланже, лидер правой, националистической фракции палаты депутатов, намеревавшийся реформировать парламентарный режим в смысле усиления власти правительства за счет полномочий парламента. «Всей жизни Франции я не мог охватить, — описывал свои парижские впечатления В. А. Маклаков в других мемуарах. — Но за это именно время я мог видеть, как сами французы к своему режиму относились, ибо он был поставлен тогда на серьезное испытание. Им был „буланжизм“. В основе политических успехов этого генерала, кроме личной его популярности как генерала, лежало, очевидно, и законное недовольство многих слоев населения, желавших улучшить свое положение; недаром Буланже выдвигал радикал Клемансо, тогда еще „низвергатель всех министерств“. Буланже был избранником не правых, а левых; только позднее он попытался объединить вокруг себя всех недовольных, не исключая принципиальных врагов самой Республики. Недовольство политикой Республики среди некоторых частей населения дало ему популярность сначала на депутатских выборах Севера, а потом завершилось блестящей победой его же в Париже. Тогда в качестве депутата Парижа он официально поднял вопрос о пересмотре конституционных законов. Он заявил себя врагом парламентаризма как источника слабости Франции; он хотел, чтобы власть правительства была более независима от палаты. В этом, конечно, была доля правды, но большинства для этой реформы в палате он не получил. Его прежние покровители, как Клемансо, от него отреклись. Его сторонники, учитывая сочувствие к нему среди масс, толкали его на открытый переворот. Сделав его, он мог бы потом санкционировать его плебисцитом, как это было при Наполеоне III. На переворот Буланже не пошел и своих главных сторонников тем оттолкнул. А правительство возбудило следствие против руководителей этого плана как заговорщиков против Республики. Буланже сделал вторую ошибку: не веря беспристрастию следствия, он тайно уехал из Франции в Бельгию, а потом в Англию. Это бегство его погубило: им он потерял большую долю своего обаяния. Спор между ним, как будто бы претендентом на личную власть, и Республикой и должны были решить выборы 1889 года. Были приняты меры, чтобы ослабить их плебисцитарный характер, избирательный закон был изменен. Воротились к системе scrutin d’arrondissement [голосование по округам (фр.)]; были запрещены candidatures multiples [множественные заявки (фр.), т. е. выдвижение одной кандидатуры в нескольких округах]. Это ослабляло значение для исхода выборов личной популярности кандидата, но выборы остались все-таки настоящими выборами. Ни о каких конкретных реформах или социальных вопросах на этих выборах не было речи. Все это отходило на задний план. Но зато вопрос был поставлен очень отчетливо: сохранить ли прежнюю Республику, введенную в 1875 году, предоставляя ей в установленном для этого порядке себя улучшать, или сделать „скачок в неизвестное“ и изменение Конституции предоставить полновластной Конституанте, Учредительному собранию. Выборы должны были показать, какой путь предпочитает страна в лице ее избирателей: законность или волю популярного человека в лице его теперешних сторонников. ‹…› Сам Буланже был лишен тогда избирательных прав, не мог поэтому быть кандидатом, но от его имени и за него выступали его сторонники. Я ходил слушать и кандидатов, и тех профессиональных ораторов, которые ездили с собрания на собрание, чтобы поддерживать их. На этих собраниях я, между прочим, очень часто слушал Деруледа. Это был один из наиболее любимых и неутомимых ораторов. Такие словесные турниры мне казались блестящими, да часто и были блестящи; к тому же для меня это было тогда новое зрелище. Я мог, кроме того, наблюдать, как толпа слушателей на речи их реагировала, на что она в них откликалась. ‹…› В округе, где я проживал (1е circonscription, 5е arrondissement, l’ancienne circonscription de Louis Blanc [5-й избирательный округ, 1-й раздел его, который выбирал одного общего депутата, прежний округ Луи Блана (фр.)], как часто подчеркивали ораторы, было три кандидата: Деломбр, по официальному названию партии — оппортунист ‹…›; Бурневиль, радикал, и знаменитый Накэ, буланжист. Были еще один или два кандидата „рабочих“, но у них не было шансов пройти и голосов у них было так мало, что на исход выборов они повлиять не могли. Задача избирательной кампании в нашем округе была помешать Накэ получить при первом голосовании абсолютное большинство и тем поставить его на перебаллотировку. Его противники тогда бы соединились. Как общее правило, в этом году соперничавшие кандидаты не делали совместных собраний. Отдельные лица проникали на чужие собрания и там выступали против их устроителей. Так было и в день, о котором я говорю. Было собрание, назначенное Бурневилем; он сделал свой доклад, после него говорили другие. Но вдруг пришла весть, что Накэ во главе целой толпы буланжистов едет к нам. Сначала думали, что цель этого прихода только сорвать наше собрание; поднялись споры, что против этого делать; время проходило — и вдруг большая толпа буланжистов ворвалась в залу, внесла туда Накэ на руках и поставила его на трибуну. Отступать было нельзя. Председатель после нескольких призывов к спокойствию предоставил слово Накэ. Тот сказал очень корректную и хорошую речь. Напомнил свое прошлое, свою борьбу за Республику, сказал, что у республиканцев на различные вопросы могут быть разные взгляды, что он сторонник изменения Конституции Конституантой, а другие могут хотеть ее изменить другим путем и даже совсем не хотеть изменять. Обо всем этом можно спорить, но когда про него, Накэ, говорят, что он противник Республики, то этой клевете они сами верить не могут; свою преданность Республике он достаточно доказал своей жизнью — и кончил речь горячим призывом: „Vive à jamais la Rèpublique!“ [„Да здравствует навеки республика!“ (фр.)]. Буланжисты неистово хлопали; Бурневиль стал отвечать: еще раз отозвался о прошлом Накэ с похвалою, признал, что прежде был сам его другом, глубоко его уважал и любил, но затем кончил словами: „Eh bien, citoyens, cet homme n’existe plus: demandez aux èlecteurs de Vosges, ce qu’ils en ont fait“ [„Так вот,
