— Капитан Эрбель? — громовым голосом пророкотал посетитель.
— Он самый, — подтвердил лакей.
— И вы говорите, что не знаете, где он сейчас?
— Ну, я просто не так выразился, сударь: должно быть, он в Сен-Мало.
— Я лечу к нему! — вскричал капитан, устремляясь к двери и увлекая за собой других посетителей.
Вдруг он остановился, так что следовавшим за ним любопытным пришлось отхлынуть назад.
— А вы не ошибаетесь? — спросил он слугу. — Точно ли вы видели капитана?
— Да, вот на этом самом месте.
— В этой мастерской?
— В этой мастерской.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Еще бы мне не быть уверенным! Я сам провел его наверх, или, если быть точным, он сам спустил меня вниз.
— За что?
— Я не хотел его сначала пропустить.
— А зачем бы моему старому другу приходить в мастерскую художника? — спросил капитан.
— Да ведь этот художник — его сын, — пояснил лакей.
— Как?! — вскричал капитан, делая два шага вперед. — Известный художник Петрус — сын прославленного капитана Эрбеля?
— Да, сударь, его родной сын, — отвечал слуга, — а также родной племянник генерала де Куртене.
— Ладно, ладно! Я моряк и не знаю сухопутных генералов, особенно если они стали генералами в армии Конде.
Он сейчас же спохватился и поправился:
— Простите, господа, простите! Возможно, моя резкая откровенность для кого-то обидна. Однако, уверяю вас, я никого не хотел задеть.
— Нет, капитан, нет, не беспокойтесь, — послышалось несколько голосов.
— Значит, если этот юный Петрус… сын моего друга Эрбеля?.. — начал капитан, и его лицо расплылось в улыбке.
— Что же? — подхватили заинтересованные посетители.
— Приведите ко мне этого молодца! — отрывисто бросил капитан.
— Прошу прощения, — отвечал лакей, — но хозяин никого не принимает.
Лицо капитана исказилось словно вздыбившееся море.
— Ты за кого меня считаешь? Равняешь меня со всеми? — проревел капитан и двинулся с кулаками на несчастного малого, собираясь, по-видимому, схватить его за шиворот.
Лакей вспомнил, как в мастерскую вошел недавно капитан Эрбель, и, не имея оснований полагать, что капитан Монтобан сговорчивее своего собрата, вежливо попросил посетителей выйти, чтобы капитан мог встретиться с глазу на глаз с тем, кого он так жаждал увидеть.
К большому сожалению присутствующих, им пришлось освободить комнату.
Они бы с удовольствием посмотрели на то, как храбрый капитан обнимет сына своего старого друга.
— Как прикажете о вас доложить, сударь? — спросил лакей, когда они с капитаном остались одни.
— Доложи, что пришел один из героев «Прекрасной Терезы», — приказал капитан и выпятил грудь.
Слуга вошел к Петрусу.
Часть третья
I
АБОРДАЖ
Оставшись один, капитан Берто по прозвищу Монтобан опустился на козетку, провел рукой по волосам и разгладил бакенбарды. Потом заложил ногу на ногу, облокотился на колено и, глубоко задумавшись, сидел так до тех пор, пока Петрус, приподняв портьеру, не появился на пороге.
Он увидел капитана, сидевшего в уже описанной нами позе, но, очевидно, бесшумное появление Петруса осталось незамеченным, так как капитан сидел по-прежнему, размышляя о чем-то своем.
Петрус с минуту смотрел на него, потом кашлянул, желая вывести посетителя из раздумья.
Капитан при этом звуке вздрогнул, поднял голову, широко раскрыл глаза, будто со сна, и посмотрел на Петруса, продолжая сидеть на козетке.
— Вы желаете со мной поговорить, сударь? — спросил Петрус.
— Голос! Голос точь-в-точь отцовский! — вскричал капитан, поднявшись и устремившись навстречу молодому человеку.
— Вы знали моего отца, сударь? — шагнув к нему, спросил Петрус.
— И походка, походка точь-в-точь отцовская! — снова заговорил капитан. — Знал ли я твоего отца… вашего отца… — прибавил он. — Еще бы, черт побери!
Капитан скрестил на груди руки.
— Ну-ка, посмотри на меня! — приказал он.
— Я и так на вас смотрю, сударь! — сказал Петрус.
— Вылитый отец в молодости, — продолжал капитан, с любовью разглядывая молодого человека или, пользуясь простонародным выражением, еще лучше передающим нашу мысль, поедая его глазами. — Да, да, и если кто-нибудь вздумает уверять меня в обратном, я скажу, что он лжец. Ты как две капли воды похож на отца. Обними же меня, мой мальчик!
— Но с кем я имею честь говорить? — спросил Петрус, все больше изумляясь виду, тону и фамильярным манерам незнакомца.
— С кем ты говоришь, Петрус?.. — продолжал капитан, распахнув объятия. — Ты на меня смотрел и так и не узнал? Правда, — меланхолически прибавил он, — когда мы виделись в последний раз, ты был вот такой!
И капитан показал рукой, каким должен был быть Петрус лет в пять или шесть.
— Признаюсь вам, сударь, — сказал молодой человек, все больше приходя в замешательство, — что понимаю не больше прежнего, несмотря на новые сведения, которые вы только что сообщили… нет… я вас не узнаю…
— Это простительно, — добродушно промолвил капитан. — Однако я бы предпочел, чтобы ты меня узнал, — прибавил он с грустью, — второго отца обычно не забывают.
— Что вы имеете в виду? — пристально глядя на моряка, вновь спросил Петрус, хотя уже начинал догадываться, с кем имеет дело.
— Я имею в виду, неблагодарный, — отвечал капитан, — что война и тропическое солнце, должно быть, здо́рово меня изменили, раз ты не узнаешь крестного отца.
— Вы друг моего отца, Берто по прозвищу Монтобан, которого он потерял из виду в Рошфоре и с тех пор никогда не видел?
— Ну да, черт возьми! Наконец-то догадались, тысяча чертей и преисподняя! Не сразу вы сообразили! Обними же меня, Пьер, мальчик мой! Тебя, как и меня, зовут Пьер, потому что имя тебе дал я.
Эта истина была неоспорима, хотя имя, полученное молодым человеком при крещении, со временем несколько видоизменилось.
— От всего сердца, крестный! — улыбнулся Петрус.
Капитан распахнул объятия, и Петрус с юношеским пылом бросился ему на грудь.
Капитан обнял его так крепко, что едва не задушил.
— Ах, черт побери, до чего хорошо! — воскликнул капитан.
Он отстранился, не выпуская, однако, Петруса из объятий.
— Вылитый отец! — повторил он, с восхищением разглядывая молодого человека. — Твоему отцу было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда мы познакомились… Нет, нет, как бы я ни был пристрастен к нему, нет, черт побери, он не был так красив, как ты! Твоя мать тоже внесла свою лепту, милый Пьер, и этим ничуть тебе не напортила. Всматриваясь в твое юное лицо, я и сам чувствую себя лет на двадцать пять моложе, мальчик мой. Ну, садись, дай на тебя наглядеться.
