Не знаю, много ли вам известно… ну, о том, из-за чего весь сыр-бор…
— Очень немного, — ответил Пуаро. — Я не знаю никаких подробностей, почти ничего не знаю о вас и мисс Рэвенскрофт, которую ни разу не видел. Мне бы хотелось с ней встретиться.
— Я подумывал о том, чтобы привести ее с собой, но потом решил сначала поговорить с вами сам.
— Это кажется разумным, — одобрил Пуаро. — Вы чем-то встревожены? У вас какие-то затруднения?
— Не совсем. Никаких затруднений не должно возникнуть. Ведь это произошло много лет назад, когда Селия была еще школьницей. К тому же подобные трагедии случаются практически ежедневно. Два человека, чем-то расстроенные, совершают самоубийство по уговору. Никто не знает, в чем причина, но их детям незачем из-за этого беспокоиться. Во всяком случае, это не касается моей матери.
— Проходя жизненный путь, — заметил Пуаро, — все чаще сталкиваешься с людьми, интересующимися вещами, которые их не касаются, куда больше, чем своими собственными делами.
— Но эта история давно в прошлом. Никто толком ничего об этом не знал. Однако моя мать не желает угомониться — пристает с вопросами и довела Селию до такого состояния, что она уже не уверена, хочется ли ей выходить за меня замуж.
— А вы? Вы уверены, что все еще хотите на ней жениться?
— Конечно, уверен! Я твердо решил жениться на ней. Но теперь она обеспокоена, хочет все знать о происшедшем с ее родителями и думает — хотя я уверен, что она не права, — будто моей матери что-то об этом известно.
— Я вам очень сочувствую, — сказал Пуаро, — но мне кажется, что, если вы разумный молодой человек и хотите жениться, у вас нет никаких причин этого не делать. Я раздобыл кое-какую информацию об этом печальном событии. Как вы говорили, о нем толком никто ничего не знал и не знает до сих пор. Но ведь не все трагедии поддаются объяснению.
— Это могло быть только самоубийством по уговору, — настаивал юноша. — Но…
— Вы хотите знать причину, не так ли?
— Да, так. Это тревожит Селию, значит, и меня тоже. Мать также беспокоится, хотя, как я уже сказал, это совершенно не ее дело. Не думаю, что кто-то виновен в случившемся, — ведь не было никаких ссор или скандалов. Беда в том, что мы ничего не знаем. Собственно говоря, я и не могу ничего знать, так как меня там не было.
— И вы не знали ни генерала, ни леди Рэвенскрофт?
— Как вам сказать. С Селией мы знакомы с детства. Когда мы были маленькими, ее родители и родственники, к которым я приезжал на каникулы, жили совсем рядом. Мы с Селией часто вместе проводили время. Но после этого я не встречал ее много лет. Однако мои родители, как и ее, жили в Малайе и могли видеться друг с другом. Мой отец уже умер, но мать, очевидно, что-то слышала в Малайе, а теперь припомнила это, начала выдумывать всякие небылицы и зря беспокоит Селию. Поэтому и я и Селия хотим знать, что случилось в действительности. Как все произошло и почему.
— Да, — кивнул Пуаро, — ваши чувства вполне естественны — особенно Селии. Ее это должно волновать больше, чем вас. Но имеет ли все это значение сейчас, в настоящее время? Вы с Селией собираетесь пожениться, так для чего вам копаться в прошлом? Так ли уж важно, покончили ли ее родители самоубийством, договорившись об этом, погибли ли они в авиационной катастрофе, был ли кто-то из них убит случайно, а другой после этого застрелился или же их сделали несчастными какие-то любовные связи?
— То, что вы говорите, разумно и правильно, — отозвался Дезмонд Бертон-Кокс, — но я должен быть уверен, что Селия удовлетворена. Она ведь все равно будет думать об этой истории, даже если не станет о ней говорить.
— А вам не приходило в голову, — спросил Эркюль Пуаро, — что может оказаться очень трудным, если не вовсе невозможным, выяснить, что произошло на самом деле?
— Вы имеете в виду, кто из них застрелил другого, а потом застрелился сам и почему? Нет, если существовала какая-то причина.
— Даже если она существовала в далеком прошлом, имеет ли это значение теперь?
— Не имело бы никакого, если бы моя мать не совала всюду свой нос. Едва ли это сильно волновало бы Селию. Во время трагедии она была в школе в Швейцарии, никто не сообщал ей никаких подробностей, а в таком возрасте все воспринимается значительно проще.
— Но вам не кажется, что вы требуете невозможного?
— Я хочу, чтобы вы все выяснили, — заявил Дезмонд. — Конечно, если вы не можете или не хотите…
— Нет-нет, у меня нет никаких возражений, — быстро прервал Пуаро. — В конце концов, существует такая вещь, как любопытство. Горести, потрясения, болезни — все это человеческие трагедии, естественно привлекающие к себе внимание. Я всего лишь задаю вопрос: разумно ли ворошить прошлое?
— Может быть, нет, — ответил Дезмонд, — но…
— И согласны ли вы со мной, — снова прервал его Пуаро, — что после стольких лет эта задача может оказаться невыполнимой?
— Нет, — покачал головой Дезмонд. — Тут я с вами не согласен. Я считаю эту задачу вполне осуществимой.
— Интересно, — заметил Пуаро. — Почему вы так думаете?
— Потому что…
— У вас есть на то причина?
— Думаю, существуют люди, которые могут многое рассказать, если захотят. Возможно, они не захотят рассказывать мне или Селии, но вы могли бы все у них узнать.
— Интересно, — повторил Пуаро.
— До меня доходили кое-какие слухи, — продолжал Дезмонд. — Кто-то в их семье провел несколько лет в сумасшедшем доме — по-моему, леди Рэвенскрофт. С ней в молодости, если не в детстве, произошла какая-то трагедия — что-то связанное со смертью ребенка.
— Но сами вы ничего не знаете?
— Нет. Об этом слышала моя мать — очевидно, в Малайе. Знаете, как все эти мем-сахиб собираются вместе и начинают сплетничать.
— И вы хотите выяснить, правда это или нет?
— Да, но не знаю, как это сделать. Прошло много лет, и я не имею понятия, к кому мне обращаться. Но пока мы не выясним, что произошло и почему…
— Хотя это всего лишь догадка с моей стороны, но думаю, что я прав, — сказал Пуаро. — Вы имеете в виду, что Селия Рэвенскрофт не хочет выходить за вас замуж, пока не убедится, что не унаследовала от родителей — предположительно от матери — какое-то психическое расстройство. Это так?
— Думаю, она вбила это себе в голову не без помощи моей матери. Очевидно, мама этого опасается, хотя у нее нет никаких оснований, кроме
