— Завтра, Яр, завтра, у меня такое ощущение, что меня сожрали, переварили и…
— Давай без подробностей, Доров? — Яр покосился на дыру в полу и устроился к ней ногами. — Как думаешь, какой резерв у носовых фильтров?
Бартик за стеной многозначительно кашлянул. Я не ответил. Не потому, что побаивался нашего соседа, а потому, что мне действительно было хреново и хотелось лишь одного: вырубиться. И надеяться, что все проблемы решаться, как у нас в сказках принято, с приходом утра, которое всяко мудренее вечера.
Утром кормили белковым концентратом. Это такая слизь, по консистенции похожая на детское питание. Никаких катышков, никаких вкраплений. Совершенно безвкусная, скользкая масса, которая с непривычки тут же лезет обратно при попытке протолкнуть ее в пищевод. Казалось бы, не соленое, не сладкое, не горькое, ничем не пахнет, ну вот чего ему в желудке не сидится?
Тверской давился, но ел, но это было выше моих сил, и я отставил миску, некоторое время сидел, глубоко дыша и борясь с рвотными позывами.
— Не будешь есть, быстро сдохнешь, — подбодрил меня Яр, морщась. — Давай я тебя с ложечки покормлю?
— Я в курсе, отстань, — я снова взял миску, но тут меня избавили от мучений: к камере подошел безликий охранник в комбинезоне защиты. На цепи у него была ящерица, следящая за мной мертвым, но таким внимательным вертикальным зрачком.
— Выйти из камеры! — конвоир грохнул по прутьям трубой электроразрядника. Это чуть покруче электрошокера, гарантировано вырубает любого, подает заряд, мгновенно пересчитывая силу тока на массу и сопротивляемость организма. Интересно, часто у них тут разрядники убивают заключенных в силу переклинившего микропроцессора устройства? Или все же фон здесь не так высок?
Чем страшна радиация? Тем же, чем и неизвестность. Находясь в неведении, но, зная об опасности, становишься раздражительным и нервным, если конечно ты планируешь выбраться и продолжить жить, как жилось. Да, нанороботы защитят меня от скоротечного рака щитовидки или разрушения костного мозга, но кто его знает, сколько рентген мы с Тверским схватили за те десять часов, которые провели в камере, ворочаясь на каменном полу?
Если бы Наташка не сделала аборт…
А вдруг я больше?..
Тьфу! Я тряхнул головой и встал, повинуясь приказу, вышел из камеры.
— Эй, чего сидим? — глухо поинтересовался охранник, глядя на беспечно завтракающего Тверского.
— А я еще не доел, — нагло заявил Яр, продолжая вяло втягивать в себя белковый концентрат. Как он вообще его глотает?!
Охранник, тем временем, что-то для себя решил и, распахнув дверцу пошире, насмешливо приказал своему цепному питомцу:
— Вуль, взять его!
И уродливый лупоглазый Вуль непременно бы взял Тверского, но тот не собирался становиться коктейлем для вурдалака. Он вскочил с места и выбросил вперед колено столь внезапно, что раззявившая пасть ящерица не успела отвернуться, получив жуткий удар под челюсть. Клацнули зубы, откушенный кончик длинного раздвоенного языка упал на пол, давя его рассмотреть: полая трубка, на конце тонкие шипы, которые при укусе наверняка впиваются в кожу. Зубами ящерица только удерживает жертву, языком пьет кровь.
Ящерица взвыла неимоверно, тонко и отчаянно, заметалась, хлеща головой и хвостом по решетке, вылетела на площадку и, врезавшись в охранника, опрокинула того через парапет.
Я судорожно вздохнул, глядя, как взметнулись перед моим лицом рифленые подошвы и, перегнувшись, видел, как плавно падает, уменьшаясь, тело. Главная шахта Шлюза 12 была диаметром метров триста и глубиной не меньше; она уходила вниз, а по окружности располагались больше похожие на клетки камеры. Ярусы соединялись лестницами через каждые пятьдесят метров. Между камерами то и дело зияли дыры боковых коридоров.
Воющая ящерица, чуть не располосовав мне ногу покрытым роговыми наростами хвостом, бросилась куда глаза глядят, шалея от боли и ужаса. Яр вышел и, глянув вниз, хмыкнул.
— Упс, — сказал он без тени сожаления.
— Вот тебе и упс, — передразнил я полковника. — Мы нарвались на неприятности.
— Я, — поправил меня Тверской, глядя, как по узкой дороге яруса к нам бегут ажно четверо охранников.
— В космос на своих двоих пока неохота, — предупредил я.
— Тогда падай и жди, когда перестанут бить, — деловито велел Яр, подбираясь.
— Спасибо за совет, — честно сказать, я все еще не мог решить, что делать. Мы вдвоем справимся с этими охранниками, ну а дальше то что?
— Не вздумай драться, Доров, — словно читая мои мысли, предупредил Яр. — Иначе, вместо того, чтобы в штольнях маяк искать, мы с тобой либо в медкамеру попадем (в лучшем случае, если она тут вообще предусмотрена), либо в космос на Шторм. Убивать нас никто не станет, мы же вип персоны, но навешают так, что врагу не пожелаешь…
— Только не говори, что так и было задумано…
Понимая, что сейчас мне достанется электроразряд, я покорно лег на железный пол. В первый раз в жизни я выбрал что-то разумное и, как оказалось, не зря. Бить меня никто не стал, зато набежавшие серокостюмщики с минуту пинали Тверского, который тоже покорно терпел. Потом его подняли и куда-то утащили. Последнее, что я видел: ухмыляющееся, залитое кровью лицо и губы, шептавшие «разведка».
Идиот!
— Куда вы его? — послушно поднимаясь от пинка, жалобно спросил я.
— В нижние забои. Там один только сброд. Любого другого за убийство охранника выставили бы в космос, вас не велено. Что вы за твари такие?
— А мы знаем секретную тайну, которую комендант Рын очень хочет узнать. Вот он и дорожит нашими жизнями.
— И что за тайна? — похоже, охранник не понимал, что я откровенно над ним издеваюсь.
«Ему интересно, кто выиграет в межгалактическом Сафари», — хотел сказать я, но вместо этого пожал плечами:
— Потому она и тайна.
— Пара часов со мной наедине, и ты бы рассказал все, — сообщил охранник.
— Ф-фу, — не сдержался я. — У меня с ориентацией все в полном порядке…
— Ах ты! — конвоиру моя невинная шутка пришлась не по вкусу, и, вымещая свое возмущение, он без замаха ударил меня по плечу шокером, который оказался еще и отменной дубинкой. — Пашел!
Ну, я и пошел.
Узкие тоннели, освещенные редкими лампами, крепящимися по правой стороне стены, ответвления с фосфоресцирующими линиями, которых нужно придерживаться, чтобы не заблудиться. Совсем не лишняя, надо сказать, предосторожность.
Меня и еще с десяток узников развели по разным залам, то и дело отстегивая ошейники от общего звена.
— Стоять, — приказал конвоир. — Забой семнадцать три твой. Видишь цифры на стенах?
Я кивнул.
Небольшая пещерка, потолок в черных, сочащихся ледяными наростами глубоких трещинах. Холодно и изо рта идет пар. Освещение то и дело «смаргивает», погружая зал и боковые отводы в темноту. Тогда кажется, ты на мгновение ослеп и от тебя больше ничего не зависит.
Один из коридоров оборудован автоматическим конвейером, он скрипит, пластины захлестывают друг на друга, скрежещут, но этот звук слышен лишь отсюда. Всю дальнюю часть зала заполняет гул, грохот вгрызающихся в стены проходчиков, хруст ломающейся породы и в промежутках — шорох осыпающегося песка.
В холодном воздухе стоит осязаемая, похожая на туман взвесь, от которой слезятся глаза и, если бы не носовые фильтры, я бы давно уже расчихался, зуб даю.
В общем, местечко то еще.
В углу стоял покрытый рыжими пятнами коррозии агрегат с внушительным сверлом в передней части.
— Правильно смотришь. Это бур, будешь на нем работать. Петро уже внес последние результаты просвечивания породы в процессор, так что тебе остается только удерживать его и вовремя отворачивать к лифту, когда контейнер заполнится пустой породой. Петро! — крикнул охранник, пытаясь перекрыть грохот. — Петро уважай, иначе получишь по почкам. Он у нас специалист.
— Что такое лифт? — на всякий случай спросил я, глядя, как из темного тоннеля вынырнула не менее темная фигура явного атланта в глухом комбинезоне защиты.
— Вон, — охранник кивнул в сторону конвейера. — Всю пустую руду туда. Кристаллические минералы сдавать, иначе шею свернут. Петро тебе все расскажет.
— Расскажу, — пророкотал у меня над головой гигант. Голос у него был гортанный, испорченный звуковым модулятором и я заподозрил, что передо мной и не гуманоид вовсе.
— И правильно думаешь, — усмехнулся Петро. — Я телепат, — он постучал себя перчаткой по шлему и жест этот вышел очень выразительным. Казалось, я через затемненное стекло разглядел, как он улыбается.
Ну, телепат и телепат. Я привычным усилием закрыл свой разум от внешнего воздействия. Потеряв большую часть своих способностей, я не утратил азов и прекрасно помнил принципы действия и телепатического и ментального воздействия.
