погибели согнуться нужно, чтобы до сладких уст твоих дотянуться.
Хочу сказать, что поднимусь на носочки, но не успеваю. Бранибор с жадностью набрасывается на мои губы, впиваясь в них горячим, влажным ртом.
Жаркая волна блаженства моментально прокатывается по телу, смывая страхи, стыдливость, сомнения. Удовольствие, вязкое, сладкое, как кипящий сироп, растекается по венам, обволакивает, воспламеняет.
И я, отбросив все сомнения, отвечаю. Раскрываю губы, впускаю обжигающе горячий язык и скольжу по нему своим. От этого соприкосновения наслаждение молнией ударяет прямо вниз живота. Тянущее томление зарождается между ног, пульсирует и ширится, охватывая всё тело.
Растворяюсь в ощущениях, забывая дышать. Лишь когда в груди начинает колоть, вспоминаю об этой жизненно важной функции и втягиваю носом воздух. Слабый стон вырывается из горла, но Бранибор тут же ловит его губами, отвечает низким, вибрирующим рычанием.
Хорошо, что мужские руки надёжно держат, прижав к мощному телу, иначе я бы непременно рухнула на пол, потому как сил удержаться на ногах не осталось.
Цепляюсь за мускулистые плечи и сама беззастенчиво целую мужские губы, облизываю, ласкаю, легонько прикусываю. Сладко, горячо до боли. Не могу перестать, нет сил остановиться.
Глава 21
– Погоди, красавица, дай передохнуть... – Бранибор отстраняется и опускает меня на пол.
Я хватаюсь за его одежду руками, боясь, что упаду. Дышу часто-часто, поверхностно, сердце никак в норму не приходит.
– Идти нужно. А то время упустим, – охрипшим голосом продолжает мужчина. – Да и боюсь я, что не сдержусь. С телом бороться всё труднее.
Хочу сказать, что и не надо сдерживаться, но не решаюсь. Усилием воли беру себя в руки и киваю.
– Да… Конечно, идём… – бормочу и оглядываюсь, ища глазами свою верхнюю одежду.
– Постой, – Бранибор подходит к столу. – Наузу и поясок заговорённый надень. Без этого не то что в лес, но и за околицу выходить нельзя ни в коем случае.
Князь подаёт мне маленький кожаный мешочек на тонком шнурке.
– Что в нём? – спрашиваю, разглядывая необычную вещицу.
Науза пахнет чем-то пряным, горьковатым. Сам мешочек зашит со всех сторон, так что его невозможно открыть, а на шнурке множество узлов и нанизаны несколько деревянных бусин.
– Заговорённые травы. Их нечисть боится. Надевай и никогда не выходи из дому без неё. Особенно когда будешь в положении. А вот поясок. Давай повяжу.
Мужчина опускается на колени и, шепча что-то себе под нос, завязывает на моей талии верёвочный пояс, тоже покрытый узлами.
Тело, ещё недавно горевшее от желания, окатывает холодная волна страха. Неспроста этот большой, как медведь и столь же сильный мужчина, так тщательно готовится к ночному походу в лес. Казалось бы, его ничто не должно пугать. Но ведь пугает!
Всё эти ритуалы, шепотки, наузы… Похоже, князь не настолько уверен в своей непобедимости, раз пытается обезопасить меня подобным образом. С другой стороны, противостоять-то придётся нечисти, а с нею с помощью физической силы не справиться.
Трясу головой и поджимаю губы. О чём только думаю? Надо же, уже и сама в нечистую силу поверила!
– Готово.
Бранибор поднимается на ноги, берёт мою шубку и помогает одеться. Затем подаёт пуховый платок и наблюдает, как я неумело повязываю его.
Немного смущаюсь. Под пристальным взглядом пальцы отказываются завязывать уголки платка, которые я обернула вокруг шеи, лицо моментально вспыхивает румянцем.
Мужчина отворачивается и прячет улыбку. Но успеваю заметить, как он проводит кончиками пальцев по своим губам, лукаво поблёскивая глазами.
«Обманул, нет никакого ритуала с поцелуями», – понимаю неожиданно.
Вот только мне совсем необидно. Я бы ещё раз с удовольствием повторила. Но не скажешь ведь об этом прямо. Неудобно, стыдно, неприлично, в конце концов.
Хотя… Почему нет? Девушка, способная сама распоряжаться своей жизнью, смелая и решительная, такая, какой я мечтаю стать, она бы не стала скрывать своих желаний, жеманиться и притворяться.
Но… Как же всё сложно! Нет, не буду пока об этом думать!
– Идём? – князь протягивает мне рукавицы, а сам берёт в руки подготовленный свёрток.
Я киваю и молча направляюсь вслед за мужчиной к выходу. Сердце вновь начинает частить, а во рту делается сухо. Мурашки от страха, любопытства и предвкушения чего-то интересного, но пугающего, расползаются по телу, вызывая дрожь.
Спускаемся на первый этаж по освещённой масляными лампадками лестнице. Вокруг тихо и сумрачно, тусклые светильники слабо разгоняют тьму. В самом доме не слышно ни голосов, ни какого-либо движения. Хотя ещё не поздно, стемнело совсем недавно.
Выходим на крыльцо. Княжеский двор освещают несколько горящих факелов, воткнутых в бочонки с песком. За высокой оградой, то с одной, то с другой стороны, слышится разноголосое пение, звон бубенцов и смех. Видимо, молодёжь продолжает гулять несмотря на крепчающий мороз.
Бранибор берёт в ладонь мою руку и сжимает. Даже сквозь толстые рукавицы чувствую тепло его тела.
– Держись за меня, краса моя, не отставай, – говорит вполголоса.
– Хорошо, не буду… – выдавливаю в ответ, прочистив горло.
Жутко делается при мысли о том, куда мы направляемся. Но я давлю этот страх, заставляя себя бодро семенить вслед за князем по утоптанному снегу.
До окраины селенья идём в полной тишине. Снег, как и накануне, сверкает и искрится в звёздном свете, поэтому совсем не темно. Наверное, при желании, на улице можно даже читать. И это несмотря на то, что на небе нет ни одного светила – ни луны, ни солнца.
Подойдя к реке, князь мешкает. Я тоже останавливаюсь, цепляясь за его руку. С опаской смотрю на темнеющий лес, на высокие горы вдалеке и замираю от восторга, смешанного с неясным волнением и древним, подсознательным страхом, перед необъяснимыми силами.
Бранибор стоит на берегу, и некоторое время смотрит на скованную льдом реку, бормоча что-то под нос. Мне кажется, он просил разрешения ступить на проторённую тропинку.
– Идём, – князь тянет за руку и шагает на лёд.
Послушно следую за ним, изо всех сил пытаясь успокоить сердце, колотящееся об рёбра. Страшно до жути. Мурашки прокатываются по телу волнами и, несмотря на мороз, по спине бежит струйка холодного пота.
Пересекаем реку и подходим к первым редким деревцам. Впереди же высится тёмная, мрачная громада леса, полного теней и мерцающих снежных искорок.
Оглядываюсь и понимаю, что здесь мы одни. Последние дома остались за спиной, больше не слышно смеха и весёлых голосов. Лишь ночной ветер тихонько посвистывает, проносясь над рекой, да как стеклянные звенят обледенелые ветви
