— Конечно.
Радха обернулась и помахала юноше.
— Насколько я понимаю, белая атласная пижама уже позабыта.
Девушка кивнула.
— Трагедия была одноактной. Потерянная голова быстро отыскалась, и я поняла, что он все еще любит и ждет меня.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел долговязый молодой человек в легких спортивных туфлях и шортах цвета хаки.
— Ранга Каракуран, — представился он, пожимая руку Уиллу.
— Если бы ты пришел на пять минут раньше, — сказала Радха, — имел бы удовольствие встретить мистера Баху.
— Он был здесь? — поморщился Ранга.
— Чем же он нехорош? — спросил Уилл. Ранга предъявил обвинения:
— Первое. Он нас ненавидит. Второе. Он дрессированный шакал полковника Дайпы. Третье. Он является неофициальным представителем всех нефтяных компаний. Четвертое. Этот грязный боров обхаживает Радху. И пятое: он выступает за возрождение религии. Выступает с лекциями и даже книгу об этом написал. Издана она с предисловием ученого богослова из Гарварда. Все это имеет отношение к кампании против независимости Палы. Бог — своего рода алиби для полковника Дайпы. Почему бы преступникам открыто не заявить о своих планах? Но они предпочитают прикрываться высокими устремлениями. Вся эта отвратительная идеалистическая болтовня способна вызвать тошноту.
Радха подошла к нему и потянула за ухо.
— Ты, маленькая... — начал он сердито, но умолк и рассмеялся. — Все равно, — заметил он, — не надо дергать так больно.
— Вы всегда его так останавливаете?
— Да, когда он чересчур раздражен или говорит лишнее.
Уилл обернулся к юноше.
— А вам приходилось драть ее за уши?
Ранга засмеялся.
— Я предпочитаю шлепать ее по мягкому месту, — ответил он. — К сожалению, она редко этого заслуживает.
— Она уравновешенней, чем вы?
— Уравновешенней? Да она чересчур здорова.
— Следовательно, вы просто здоровы.
Ранга покачал головой.
— Пожалуй, имеется небольшой сдвиг влево. Иногда я чувствую ужасную депрессию; мне кажется, я ни к чему не пригоден.
— На самом деле, — сказала Радха, — он такой способный студент, что его посылают в Манчестерский университет изучать биохимию. Даже специальную стипендию для этого выделили.
— И как вы поступаете, когда он принимается разыгрывать перед вами отчаявшегося грешника? Дерете за уши?
— Да, — ответила она, — но есть и другие средства... Радха и Ранга взглянули друг на друга и расхохотались.
— Совершенно верно, — сказал Уилл. — Но, учитывая эти обстоятельства, охотно ли Ранга расстанется с Палой? Пусть даже всего на пару лет.
— Не очень, — признался Ранга.
— Он должен ехать, — твердо сказала Радха.
— Но, живя там, будет ли он счастлив?
— А вот об этом я и хотел вас спросить, — сказал Ранга.
— Что ж, климат вам не понравится, пища тоже, не говоря уж о шуме и запахах, да и архитектура покажется непривлекательной. Но вы обязательно увлечетесь работой и, возможно, подружитесь со многими.
— А какие там девушки? — поинтересовалась Радха.
— Что бы вы хотели услышать в ответ? — сказал Уилл. — Утешительную ложь или слова истины?
— Я хочу знать правду.
— Правда, дорогая моя, заключается в том, что Ранга будет иметь головокружительный успех. Многие девушки найдут его неотразимым. И некоторые из них тоже окажутся привлекательными. Каково вам будет, если он не устоит?
— Я буду за него рада. Уилл поглядел на Рангу.
— А как вы отнесетесь к тому, если Радха найдет утешение с другим юношей, пока вас здесь не будет?
— Мне бы следовало за нее порадоваться; не знаю, сумею ли.
— Вы возьмете с нее обещание хранить верность?
— Я не буду требовать никаких обещаний.
— Несмотря на то, что она ваша девушка?
— Она сама себе хозяйка,
— И Ранга — сам себе хозяин, — ответила маленькая сиделка. — Он волен делать все, что ему хочется.
Уилл вспомнил землянично-розовый альков Бэбз и злобно расхохотался.
— И даже то, чего не хочется, — сказал он.
Юноша и девушка взглянули на него с некоторым изумлением.
Уилл спохватился и сказал со спокойной улыбкой:
— Я забыл, что один из вас чересчур здоров, а у другого всего лишь небольшой сдвиг влево. Где вам понять, о чем болтает сумасшедший из больного мира? Не дав им ответить, он продолжал: — Скажите, давно ли... — Уилл замялся. — Возможно, я не достаточно скромен... Но тогда вы просто напомните мне, что не следует соваться не в свое дело. И все же, мне хотелось бы знать, из простого человеческого любопытства, давно ли вы стали друзьями.
— Именно друзьями? Или любовниками?
— Что ж, раз зашла о том речь, почему бы не выяснить сразу оба вопроса?
— Так вот, подружились мы с Рангой в раннем детстве. А любовниками стали, когда мне исполнилось пятнадцать с половиной, а Ранге семнадцать лет. И вот
уже два с половиной года мы вместе, не считая приключения с белой пижамой.
— И никто не возражал?
— А на каком основании?
— В самом деле, на каком основании? — откликнулся Уилл. — Однако в том мире, где я живу, возражать бы стал всякий.
— А что вы скажете нам о юношах?
— Теоретически, им предписано меньше запретов, чем девушкам. Но на практике... Вообразите, что происходит, когда пять — шесть сотен подростков помещают в одном пансионе. Случается ли у вас здесь такое?
— Конечно.
— Удивительно.
— Чему же тут удивляться?
— Хотя бы тому, что даже девушкам здесь все позволяется.
— Но один вид любви не исключает другой.
— И оба вида узаконены?
— Разумеется.
— Значит, никто бы не осудил Муругана, если бы он заинтересовался другим юношей в пижаме?
— Да, если бы они при этом были добрыми друзьями.
— Но, к сожалению, — сказала Радха, — рани сделала все, чтобы он интересовался только ею. Ею и собой.
— И никаких юношей?
— Возможно, сейчас кто-то есть. Не знаю. Но тогда — это я знаю точно — для него никого не существовало. Ни юношей, ни девушек. Только мама, мастурбации и Просветленный Учитель. Список дополнят пластинки с джазовой музыкой, спортивные автомобили и гитлеровские замыслы стать Великим Вождем и превратить Палу в то, что он называет современным государством.
— Три недели назад, — сказал Ранга, — он и рани были во дворце в Шивапураме. Они пригласили нас, студентов университета, и Муруган изложил свои идеи о нефти, индустриализации, телевидении, вооружении и о Крестовом Походе Духа.
— Ему удалось кого-нибудь обратить?
Ранга покачал головой.
— Кому же захочется променять богатую, бесконечно интересную, добрую жизнь на дурную, бедную и неизмеримо скучную? Мы не нуждаемся ни в ваших быстроходных катерах, ни в телевидении. Еще менее нам нужны ваши войны и революции, ваши восстания и политические призывы, и ваша метафизическая чушь из Рима или Москвы. Вы когда-либо слышали о мэйтхуне? — спросил он.
— Мэйтхуне? — спросил он. — Что это такое?
— Обратимся сначала к истории, — ответил Ранга и с солидностью и педантизмом студента, который читает доклад о вещах, недавно им изученных, принялся рассказывать: — Буддизм был занесен на Палу около двенадцати веков назад, но не с Цейлона, а из Бенгалии; была и вторая волна: через Бенгалию из Тибета. Поэтому на Пале исповедуют махаяна-буддизм, насквозь пронизанный тантрой. Вам известно, что такое тантра?
Уилл признался, что имеет о тантре весьма туманное представление.
— Сказать правду, — заявил Ранга со смешком, пробившимся сквозь скорлупу лекторского педантизма, — я и сам знаю не больше вашего. О тантре можно говорить долго, там немало глупостей и предрассудков, которые не стоят внимания. Но есть и здоровая основа. Тантристы не отрицают существования мира, ни его ценности, не стремятся достичь нирваны, чтобы спрятаться от жизни, подобно монахам южной школы. Напротив, они принимают мир и используют всё — начиная с собственных поступков и включая зрительные, слуховые, осязательные, вкусовые впечатления, — чтобы освободиться из тюрьмы собственного «я».
— Звучит неплохо, — скептически вежливо заметил Уилл.
— Но мы на этом не останавливаемся, — заявил Ранга, и студенческий педантизм растворился в горячности юношеского прозелитизма, — и здесь-то и видна разница между вашей и нашей философией. Западные философы, даже лучшие из них, всего лишь неплохие говоруны. Восточным философам зачастую недостает красноречия. Но это не важно. Цель их философии — не слова. Восточная философия прагматична и действенна. Она подобна философии современной физики, однако рассматривает предметы, относящиеся к психологии, и приводит к трансцендентальным результатам. Ваши метафизики, утверждая что-либо о природе человека и о вселенной, не способны научить читателя познавать истинность их высказываний. Мы же свои высказывания сопровождаем целым рядом советов, помогающих на деле убедиться в силе наших утверждений. Например, Tattvamasi: Ты — это Тот, сердцевина всей нашей философии.
