На предложение, сделанное русскими эмигрантами — дать швейцарским банкам в обеспечение свои имения и дома в России, представитель швейцарских интересов заявил: 1) что предложенный залог — миф, никаких гарантий не дающий, 2) что русские должны обеспечить заем реальными гарантиями, как-то: драгоценностями, имениями где-либо за границей или в Польше.
«Последние новости»
Персоной будучи в кругах известных видной,Потомственный буржуй с осанкою солидной(При случае его я назову)Зашел в Париже в банк и сразу: «Вуле-ву?На редкость выгодная сделка.Мне банк даст золота, я банку — векселяПод обеспеченье!..»«Какое?»«Есть земля…Вполне исправное громадное именье,При нем завод — мое почтенье!Железный путь совсем вблизи,Большая пристань тут же рядом…»Какой же банк таким побрезгует закладом?В минуту дело на мази.Но… вмиг всю сделку погубилоСловцо, всего одно словцо.Директор банковский, смеявшийся так мило.Вдруг скорчил кислое лицо:«А как — пардон, мусью! — как великаоценкаИменья вашего?»«Мильон».«Мерси, мерси!..А где ж, мусью, оно?»«Где? — побелев, какстенка.Забормотал буржуй. — В России!.. Ан Рюсси!..»«Ах, ан Рюсси!» — вздохнул в ответ директорбанкаИ дал российскому мусью… на чай полфранка!
1920
Печаль
Дрожит вагон. Стучат колеса.Мелькают серые столбы.Вагон, сожженный у откоса,Один, другой… Следы борьбы.Остановились. Полустанок.Какой? Не все ли мне равно.На двух оборванных цыганокГляжу сквозь мокрое окно.Одна — вот эта, что моложе, —Так хороша, в глазах — огонь.Красноармеец — рваный тоже —Пред нею вытянул ладонь.Гадалки речь вперед знакома:Письмо, известье, дальний путь…А парень грустен. Где-то домаОстался, верно, кто-нибудь.Колеса снова застучали.Куда-то дальше я качу.Моей несказанной печалиДелить ни с кем я не хочу.К чему? Я сросся с бодрой маской.И прав, кто скажет мне в укор,Что я сплошною красной краскойПишу и небо и забор.Души неясная тревогаИ скорбных мыслей смутный рой…В окраске их моя дорогаМне жуткой кажется порой!О, если б я в такую пору,Отдавшись власти черных дум,В стихи оправил без разборуВсе, что идет тогда на ум!Какой восторг, какие ласкиМне расточал бы вражий стан,Все, кто исполнен злой опаски,В чьем сердце — траурные краски,Кому все светлое — обман!
Не избалован я судьбою.Жизнь жестоко меня трясла.Все ж не умножил я собоюПечальных нытиков числа.Но — полустанок захолустный…Гадалки эти… ложь и тьма…Красноармеец этот грустныйВсе у меня нейдет с ума!Дождем осенним плачут окна.Дрожит расхлябанный вагон.Свинцово-серых туч волокнаЗастлали серый небосклон.Сквозь тучи солнце светит скудно.Уходит лес в глухую даль.И так на этот раз мне трудноУкрыть от всех мою печаль!
1920
Манифест барона фон Врангеля
Ихь фанге ан[11]. Я нашинаю.
Эс ист[12] для всех советских мест,
Для русский люд из краю в краю
Баронский унзер[13] манифест.
Вам мой фамилий всем известный:
Ихь бин[14] фон Врангель, repp барон.
Я самый лючший, самый шестный
Есть кандидат на царский трон.
Послюшай, красные зольдатен:[15]
Зашем ви бьетесь на меня?
Правительств мой — все демократен,
А не какой-нибудь звиня.
Часы с поломанной пружина —
Есть власть советский такова.
Какой рабочий от машина
Имеет умный голова?
Какой мужик, разлючный с полем,
Валяйт не будет дурака?
У них мозги с таким мозолем.
Как их мозолистый рука!
Мит клейнем[16], глюпеньким умишком
Всех зо генаннтен [17] простофиль
Иметь за власть?! Пфуй, это слишком!
Ихь шпрехе:[18] пфуй, дас ист цу филь![19]
Без благородного сословий
Историй русский — круглый нуль.
Шлехьт![20] Не карош порядки новий!
Вас Ленин ошень обмануль!
Ви должен верить мне, барону.
Мой слово — твердый есть скала.
Мейн копф [21] ждет царскую корону.
Двухглавый адлер[22] — мой орла.
Святая Русслянд…[23] гейлих эрде…[24]
Зи лигт им штербен[25], мой земля.
Я с белый конь… фом вейсен пферде… [26]
Сойду цум альтен[27] стен Кремля.
И я скажу всему канальству:
«Мейн фольк[28], не надо грабежи!
Слюжите старому начальству,
Вложите в ножницы ножи!»
Вам будут слезы ошень литься.
«Порядок старый караша!»
Ви в кирхен[29] будете молиться
За мейне руссише душа.
Ви будет жить благополучно
И целовать мне сапога.
Гут![30]
«Подписал собственноручно»
Вильгельма-кайзера слуга,
Барон фон Врангель, бестолковый
Антантой признанный на треть:
«Сдавайтесь мне на шестный слово.
А там… мы будет посмотреть!!»
Баронскую штучку списал и опубликовал Демьян Бедный.
1920
Честь красноармейцу!
Превознесу тебя, прославлю,
Тобой бессмертен буду сам.
Г. Р. Державин
Красноармеец — Пров, Мефодий,Вавила, Клим, Иван, Софрон —Не ты ль, смахнув всех благородий,Дворян оставил без угодий,Князей, баронов — без корон?Вся биржа бешено играла«На адмирала Колчака».Где он теперь, палач Урала?Его жестоко покаралаТвоя железная рука!Деникин? Нет о нем помина.Юденич? Вечный упокой.А Русь Советская — едина.Сибирь, Кавказ и УкраинаЗащищены твоей рукой!Ты сбавил спеси польской своре,Сменив беду полубедой.Кто победит, решится вскоре,Пока ж — ты мудро доброй ссореМир предпочел полухудой.Ты жаждал подвига иного:Рабочей, творческой страды.Где места нет у нас больного?Пора, дав жить тому, что ново,Убрать гнилье с родной гряды.Но оставалася корона,Еще не сбитая тобой.И — всходов новых оборона —Ты на последнего баронаПошел в последний, страшный бой.Под наши радостные кликиХвалой венчанный боевой.Гроза всех шаек бело-диких,Ты — величайший из великих,Красноармеец рядовой!Герой, принесший гибель змею,Твоих имен не перечесть!Тебе — Вавиле, Фалалею,Кузьме, Семену, Еремею —Слагаю стих я, как умею,И отдаю по форме честь!
1920
Стрелка
В жаркой битве, в стычке мелкой.Средь строительных лесов,Жадно мы следим за стрелкойИсторических весов.
Стрелки слабое движенье,Чуть приметная дуга,Отмечает напряженьеНаших сил и сил врага.
Крым — еще он полон дыма,Не улегся бранный шум,Глядь, а стрелка уж от КрымаПовернула на Батум.
И в раздумье вновь твержу яЗатверженные зады.Вновь придется про «буржуя»Мне писать на все лады.
Вновь тончайшие эстетыБудут хныкать (как и встарь!).Что гражданские поэтыОскорбляют их алтарь.
Вновь придется ждать мне часу,Чтоб пройтися (жребий злой!)По советскому «Парнасу»С сатирической метлой.
Стрелка влево пишет дуги.«Сэр, с какой ступать ноги?»У Ллойд-Джорджа от натугиРаскорячились мозги.
Лорда Керзона он молитДать ему совет благой:«Сэр, нас Ленин приневолитЛевой выступить ногой!»
Сэр бормочет: «Левой! Правой!Вы — одной, а я другой!» —И с усмешкою лукавойНаблюдает за дугой.
1920
Последняя капля
Парадный ход с дощечкой медной:«Сергей Васильевич Бобров».С женой, беременной и бледной,Швейцар сметает пыль с ковров.Выходит барин, важный, тучный.Ждет уж давно его лихач.«Куда прикажете?» — «В Нескучный»Сергей Васильевич — богач.Он капиталов зря не тратит.А капиталы всё растут.На черный день, пожалуй, хватит,Ан черный день уж тут как тут.
Пришли советские порядки.Сергей Васильичу — беда.Сюртук обвис, на брюхе складки,Засеребрилась борода.Нужда кругом одолевает,Но, чувство скорби поборов,Он бодр, он ждет, он уповает,Сергей Васильевич Бобров.Когда Колчак ушел со сцены,Махнули многие рукой,Но у Боброва переменыНикто не видел никакой.Юденич кончил полным крахом:У многих сердце в эти дниКаким, каким сжималось страхом,А у Боброва — ни-ни-ни.Деникин — словно не бывало,Барон — растаял, аки дым.Боброву, с виду, горя мало, —Привык уж он к вестям худым.И даже видя, что в газетахИсчез военный бюллетень,Он, утвердясь в своих приметах.Ждет, что наступит… белый день.
И вдруг… Что жизнь и смерть?Загадка! Вчера ты весел был, здоров.Сегодня… свечи, гроб, лампадка…Не снес сердечного припадкаСергей Васильевич Бобров.Бубнит псалтырь наемный инокПод шепоток старушек двух:«Закрыли Сухарев-то рынок!»«Ох, мать, от этаких новинокИ впрямь в секунт испустишь дух!»
1920
