— Э-э, друг, — сказал сосед. — До войны тебе такое и не снилось. Знаешь кто у нас судья? Знаменитый Гайфулин!
— А кто это? — Иван, на миг забыв про больные ребра, покрутил головой. Но знаменитым Гайфулин как-то не выглядел. Вполне обычный пожилой дядька в чёрных трусах и со свистком в свистком. Он бегал по расчищенной платформе и сдержанно матерился.
Единственное, бегал быстро. Куда быстрее футболистов.
— Вот его бы нападающим, — сказал Иван, решив, что по морде всегда успеется, а поболтать интересно.
И не ошибся.
— Ну ты даешь, парень! — присвистнул сосед. — Неужели не узнал? Это же сам Джохар Гайфулин, судья международной категории! Представляешь? Он Чемпионат Мира судил в две тысячи десятом. Италия-Бразилия, веришь, нет? Тебе такое и не снилось. Представь, поле длиной в три таких станции. Зелёное, красивое, ровное. Да там одного народу на трибунах было за сто тысяч. И сотни миллионов смотрели по телевизору. Миллиарды людей! А теперь он судит любительский матч…
Хлюп.
Иван перевёл взгляд.
— Что с вами, профессор?
— Мы сейчас все профессионалы, — сказал Водяник дрогнувшим голосом. Глаза у него были странные. Проф вздёрнул бороду, поднялся и стал, неловко извиняясь, пробираться к выходу. Иван посмотрел ему вслед. Какая-то неправильная спина у Профа.
Он что, подумал Иван, плачет?
Иван подумал, сунул соседу-болельщику пакет с жареными водорослями, и полез следом за Водяником…
Сосед глазел на поле, открыв рот.
Иван нашёл профессора позади колонны в дальнем конце Гостинки. Тот стоял у края платформы, у открытой двери, спина вздрагивала. Внизу, на рельсах, с матами разгружали грузовую дрезину.
— Что с вами, Григорий Михалыч?
— А я ведь не люблю футбол, — сказал Водяник неожиданно. Голос дрожал и прерывался. — Когда в чегэка играл, никогда футбольные вопросы не брал. Не моё это. А тут смотрю и дыхание вот здесь застревает. Представляешь, Иван? Особенно когда… — профессор смущенно закашлялся. — Да ну, не слушай меня… Прости, сейчас пройдет… Иди, Вань, я подойду…
Иван вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Манчестер-Юнайтед закатал мяч в ворота Зенита. Толпа ревела и выла.
Шакилов, красный и огромный, вышел на сближение с голкипером Манчестера… Удар.
Нарушение. Сосед аж подскочил. Рухнул на сиденье.
— Не было! — крикнул он в отчаянии, хотя даже Иван, не особый болельщик, четко видел, что «было».
«Знаменитый Гайфулин» решил иначе, чем сосед. Красная карточка!
Зрители охнули.
— Судью на мыло! — крикнули вдруг из рядов болельщиков. Судья вдруг замер и повернулся. С лицом у него творилось что-то неладное. Да быть того не может, подумал Иван. Да ну, фигня…
Судья плакал. Иван видел дорожки от слёз у него на щеках.
— Судью на мыло! — крикнул кто-то ещё.
«Знаменитый Гайфулин» поднял голову. Оглядел зрителей. Впервые вижу настолько счастливого человека, подумал Иван невольно. Гайфулин поднял красную карточку и неторопливо побежал по кругу, вдоль зрительского ряда.
Словно он опять судит матч Бразилия-Италия.
Круг. Ещё круг.
…Матч закончился со счетом два два. Ничья.
— Видели?! — Молодой мент чуть не подпрыгивал от возбуждения. — Судья-то что отмолчил, а?
Иван кивнул.
— Да Водяник тоже, — сказал он. — Что-то припекло Профа совсем…
— Старики вечно плачут, — сказал Кузнецов. — Правда, командир?
Иван посмотрел на этого молодого зазнайку и сказал:
— Неправда, Миша.
* * *
Иван нашёл Кулагина в складских помещениях, расположены они были под платформой станции.
— Мы теряем время, — сказал он. — Олег!
— Ван, не мельтеши, без тебя полный завал. Что ты мне сыплешь?! — заорал Олег на лысого кладовщика. — Что ты сыплешь?! Я тебе русским, блин, языком сказал: «пятерку» давай! А ты мне что принес?
Иван заглянул товарищу через плечо и увидел в картонной коробке патроны для двенадцатого калибра. М-да.
— Понаехали тут, — заворчал кладовщик.
Кулагин вызверился окончательно.
— Ты что-то сказал?! Не, я не понял, ты что мне тут вякаешь?
— Олежка, спокойней, — сказал Иван. Посмотрел на кладовщика. — Видишь ли, товарищ завсклада перепутал нас с адмиральцами. А мы на самом деле с Василеостровской. А мой друг… — Иван хлопнул Олега по плечу. — Вообще с Примы. Её когда оставили, он у нас остался… Ты извини, друг, что мы тут шумим, у нас просто фигня полная с этим дизелем. Понимаешь?
Лицо кладовщика изменилось. Угадал, понял Иван.
— Что вы сразу не сказали? — проворчал он. — Я-то думал, приехал тут адмиралец и раскомандовался… Сейчас, будет вам «пятерка»…
Иван с Олегом посмотрели друг на друга. Иван развел руками — что поделаешь. Дипломатия.
Только закончили с патронами, появился Кмициц, хмурый и помятый. Глаза красные от усталости.
— Я вас везде ищу… Вас приглашают на военный совет.
* * *
Первое, что Иван увидел — это белый шрам на виске.
Затем — серый мундир по фигуре.
Потом…
Небольшого роста, коренастый, короткая стрижка-ёжик. Человек шагнул вперёд, разом подавив своей харизмой всех присутствующих.
Установилось молчание.
— Для тех, кто меня не знает. Я — Мемов.
Генерал, генерал, генерал, — прошелестело по рядам. Иван с любопытством уставился на легендарного генерала Адмиралтейской. «Так вот ты какой, северный олень». Это выражение дяди Евпата, но как-то очень к месту сейчас пришлось.
— Теперь коротко. Рядовым бойцам разойтись по своим отрядам и подразделениям, быть в полной готовности. Приказы получите в течении часа.
— Командиры — ко мне!
Отпустив лишних, Мемов оглядел многочисленное войско в лице немногочисленных командиров.
— Итак, — сказал он. — Господа-товарищи. Что будем делать? Какие мысли по поводу Маяковской-Площади Восстания? — пауза. — Никаких? — генерал оглядел собравшихся. Усмехнулся. — Тогда слушай мою команду…
Глава 5
Маяк
До Катастрофы Площадь Восстания была соединена подземным переходом с Московским вокзалом. Когда прозвучал сигнал «Атомная тревога», майор линейной милиции Ахметзянов, татарин и наглая морда, взял пистолет и погнал пассажиров прямым ходом на станцию. Хочешь, не хочешь, а побежишь. Москвичи по столичной привычке упирались, но майор умел убеждать. Против пистолета и нескольких «сучек» (автомат АКСУ) не очень-то попрешь. Так и набилась станция в основном выходцами из Москвы и других городов юго-восточного направления. Майор Ахметзянов автоматически стал диктатором, его наследники правили этой монархией (вернее, восточной деспотией) с особой жестокостью.
А прозвали их за не характерное для петербуржцев отношение к «поребрикам» и «булкам» — бордюрщиками.
Насколько Иван слышал, бордюрщики верили, что — в Москве-то точно все спаслись, выехали на секретном метро Д6 за границу уничтоженного города (по столице всё равно лупили ядерными, или чем там ещё. Вряд ли иначе), и теперь выжившие люди из правительства управляют страной с резервного командного пункта.
А пункт там секретный. Где-то в уральских горах, подземный. Его даже прямым попаданием атомной бомбы не достанешь.
В общем, там взяли управление в свои руки. И помощь близка.
Хотелось бы и мне в это верить, подумал Иван.
А то, блин, понаехали.
* * *
Сырой туман висит на станции, видимо, ещё не включились вентиляционные установки. В пропитанном влагой воздухе, который можно глотать кусками, тонут звуки.
Иван просыпается, встает — в палатке темно. Он делает шаг и замирает перед выходом. Сквозь плотную ткань едва заметно пробивается свет. Трепещущий живой огонь. Карбидка, думает Иван, а затем откидывает полог и выходит на платформу. Первое, что он видит: ноги в резиновых сапогах, подошвы стёрты едва не до мяса. Выше начинаются камуфляжные штаны, ремень, голый торс со следами побоев. Иван вздрагивает. Потом его рука сама тянется к левому боку. Ай! Заживающие ребра.
Иван поднимает взгляд выше.
Человек, лежащий на полу, раскинув руки, это он, Иван. Даже огромный кровоподтек на боку именно там, где он сейчас у Ивана…
Открой глаза.
У руки человека стоит лампа-карбидка. Жёлтое пламя трепещет, бросает тёплые отсветы на лицо человека.
…и этот человек мёртв.
Открой глаза, чёрт возьми!
Иван открывает глаза. Стягивает шапку на лоб. Оглядывается. Рядом, прислонившись спиной к колонне, дремлет Пашка. Гладыш громко сопит во сне. Сазонов задумчивый. Солоха читает.
Я в каждом сне вижу себя мёртвым.
Ожидание. В отличие от привычных диггеров, что «дожимают» сейчас секунды сна, гражданские спать перед боем не приучены. На станции стоит гул. Адмиральцы, невские, василеостровцы сидят на платформе рядами, с оружием в руках, и ждут. Голубоватый дым со сладковатыми нотками марихуаны плывёт над головами. Дикое зрелище, думает Иван. Впрочем, где-то я такое уже видел…
