Вокруг станции сложная обвязка туннелей, множество санузлов, коллекторов, вентоннелей, сбоек и развязок. Чёрт ногу сломит на этой станции. А им здесь воевать.
Иван посмотрел на часы. В темноте обозначения едва заметно светятся зелёным, он взял часы в том магазине на 5-ой линии. Хорошей механике, хорошему механизму что сделается? Завел и отлично. Поэтому когда Мемов сказал «сверим часы», Иван их сверил. Сейчас четыре тридцать две утра.
Так, Шакилов ушёл двадцать минут назад. Вечность.
Но сигнала всё нет.
Что делать?
— Пора? — шепот рядом. — Командир, пора?
Ивану хочется дать пинка ещё сильнее.
— Тихо, — сказал он одними губами. — Молчать.
Гермозатвор (он же гермоворота) — совершенно необходимая штука при угрозе затопления метро. Огромная металлическая дверь, квадратная, толщиной с полметра, такие стоят в перегонных тоннелях и на выходах к эскалаторам. На каждый тоннель по две-четыре гермодвери.
Механизмы автоматического закрытия уже не работают, зато там есть ручной привод. С помощью специального ключа и ручки можно запереть такую дверь примерно за восемь-десять минут. По нормативу минут за пять.
То есть, если бордюрщики очухаются и сумеют продержаться достаточно долго, чтобы закрыть гермодверь на выходе из тоннелей (метров двадцать от торца платформы), и гермодверь в переходе от Маяка к Восстанию, то война ими, считай, выиграна.
Потому что с этим ничего не поделаешь. Разве что взрывать? Но кто в здравом уме будет взрывать гермозатвор? Иван покачал головой. А кто в здравом уме будет похищать генератор и убивать несчастного Ефиминюка?
Проклятые уроды. Торчишь тут с вами.
Напряжение стало твердым, как стекло. Не ровен час, порежешься. Иван зажмурил глаза, давая им отдохнуть, снова открыл. Его штурмовая группа ждала команды. Водяник, когда они уходили со станции, назвал их гренадерами Петра Великого. Сам профессор сейчас в отряде основных сил. Бегает он плохо, а быстрым разумом покарать бордюрщиков не сумеет — они раньше пристрелят его, чем выслушают.
Иван хмыкнул. Вспомнилось вдруг лицо Косолапого, его прорезанная в темноте прощальная улыбка.
Вот, блин. Не вовремя.
* * *
Иван вздрогнул. Сигнал!
В следующее мгновение он побежал вперёд с калашом наперевес.
— Приготовить гранаты! — приказал на бегу. Нестройное буханье сапог напомнило о том, что людей у него не так уж много. Иван слышал рядом хриплое надсадное дыхание. Адмиралец Колян бежал, дыша, как загнанный. Вооружен он был карабином СКС под патрон «пятерку», охотничий вариант, полуавтомат, весело стрелять. Неплохое оружие. Только вот доверия этому адмиральцу никакого.
Лишь бы всё не испортил.
Иван сжал зубы. Впереди мелькнуло, вспышка, зазвучали выстрелы. Душераздирающий крик. Иван прибавил хода, подгоняя остальных.
— Ур-р-ра-аа! — чего уж тут скрывать.
С налету проскочили через блокпост, пробежали по мешкам с песком. За ним — несколько тел в серой форме, лежащих на рельсах. Бордюрщики, ясно. Мертвые. Ещё бы. Иван краем глаза заметил ещё одного, тот сидел, прислонившись к стене тоннеля. Горло у бордюрщика было рассечено, грудь залита тёмным. Из безвольной руки выпала белая кружка.
Вперёд!
Второй блокпост. Здесь трупов ещё больше. Впереди — вопли ярости и выстрелы.
Дымная пелена. Запах горелой пластмассы.
Они вырвались на платформу. Ярко! От обилия света голова закружилась. Пожилой человек в оранжевом пуховике выскочил навстречу, совершенно ошалевший. В руках вертикалка. Иван выстрелил в него — пум! Промазал. Выстрелил ещё раз. Пум. И всё.
Уже подбегая, увидел, как тот начинает заваливаться. Лицо растерянное.
Перед наступлением они надели пластиковые бутылки на стволы винтовок и автоматов. Бутылки набили стекловатой. Самодельные глушители. Тем не менее, неплохо работают. Шакилов подсказал, он известный знаток оружия.
Оранжевый упал. Иван перескочил через тело, навстречу диггеру бежали трое в серой форме МЧС — древней, как само метро. Выстрел. Пуля взвизгнула, отскочив от гранита. Искры. Иван в прыжке перекатился к кроваво-красной стене. Плавным движением — раз! — оказался за выступом. Очень удобная станция. За каждым выступом можно спрятать по стрелку. Ну, не спать. Иван опустил руку к ремню. Рванул с пояса холодный железный шар. Кольцо, рычаг, раз — два!
— Закрыть глаза! — орет Иван.
Полетела.
Граната. Иван садится на пол и затыкает пальцами уши. Глаза закрыты. БУМММ. Вспышка видна даже сквозь сомкнутые веки. Иван открывает глаза, вскакивает…
— Вперёд!
Он добегает до спуска в подземный переход. Тот обложен мешками с песком. Видит, как из щели между мешками высовывается дуло автомата…
— Ложись! — кричит Иван.
Очередь бьёт в бегущего первым Коляна, срезает его начисто. Иван успевает упасть на пол и перекатится в сторону.
Нащупывает на поясе вторую гранату. Так, кольцо, рычаг…
— Глаза!! — орет Иван и бросает.
БДУМММ. Сквозь ладони просвечивает красным, свет достигает задней стенки черепа и отскакивает. Перед глазами — цветные пятна.
Иван, лежа, поднимает «ублюдка» к плечу. Почти беззвучные в таком шуме выстрелы. «Ублюдок» долбится прикладом в плечо. Попал, нет? Иван не знает. Вперёд, не задерживаться.
— Урррааа! — орут рядом. На светлом граните платформы чернеют тела. Грохот выстрелов оглушает.
Иван пробегает мимо упавшего адмиральца (похоже, конец Коляну), прыгает к баррикаде вокруг спуска в переход, она высотой по пояс человеку, переползает вдоль стены мешков, пригнувшись, почти на четвереньках. Поднимает автомат над головой и стреляет за стену вслепую. Рикошет по граниту. Стон. Неужели попал?! Иван отползает назад, резко выглядет за баррикаду. Неподвижное тело. Хорошо. Иван рывком переваливается через стену. Зацепившись, падает грудью на мешки с песком. Твою мать. Дикое ощущение, что штурмуешь собственную станцию, Василеостровскую. Вперёд, не думать — он вскакивает…
И оказывается лицом к лицу с человеком в помятой серой форме, выскочившим из перехода.
Рыжие волосы, пористая бледная кожа.
Бордюрщик поднимает голову, мгновение смотрит на Ивана. Светлые глаза его расширяются… Иван вскидывает автомат к плечу. Щёлк. Патроны кончились. Иван нажимает на спусковой крючок ещё раз, словно патроны вот-вот появятся. Палец сводит от напряжения. Бордюрщик начинает поднимать оружие. Иван прыгает к нему, бьёт в нос автоматом — плашмя, как держал. Н-на! Лязг зубов. Бордюрщик отлетает назад, задирая подбородок… Миг. Смотрит на Ивана. Открывает рот, словно собирается что-то сказать. Из носа у него вырывается тёмная струйка. Рыжий бордюрщик моргает. Удивление. Иван поворачивает «ублюдка» и бьёт ещё раз. Н-на! Под пальцами мокрый металл. Н-на! Да падай же! Бордюрщик, наконец, падает.
Стоя над поверженным врагом, Иван оглядывается.
КРАСНОЕ.
Белое лицо Маяковского на кровавой стене — чудовищное, огромное — качается перед глазами Ивана. Кажется, что оно проступает сквозь слой крови.
Полстанции заволокло дымом. Ревет пожарная сирена. И света — сколько всё-таки здесь света!
Очередь бьёт в проём снизу, из подземного перехода. С визгом рикошетят пули, выбивая из стен куски кроваво-красной смальты. Одна из пуль попадает в световой карниз, тук, с громким хлопком взрывается лампа. Меньше света. Иван пригибается. В сверкающем облаке осколков и дымки, Иван видит (вот же фигня) силуэт бегущего тигра. Дёргает головой. Моргает. Не сейчас. Мимо бегут люди в камуфляже. Иван дёргается было… выдыхает. Это свои.
Резкая вонь пороха и ржавый запах крови. Дым.
КРАСНОЕ.
* * *
Из дыма, заполнившего станцию, выходит Шакилов, морщится, держится за щеку. Лицо у него залито кровью, левая сторона — один громадный синяк.
— Что с тобой? — спрашивает Иван. Шакилов морщиться, сплевывает кровью.
— Да, поскользнулся, — говорит он. — Упал мордой прямо в ступеньки. Всё поразбивал. Видишь, — он обнажает зубы в улыбке. Двух или трех передних нет. Ещё парочка стоит криво. Розовые от крови. — Ну, как, смешно?
— Ещё бы, — говорит Иван. — А что со станцией?
Шакилов поднимает руку. Взявшись пальцами, расшатывает и выдёргивает зуб — лицо перекашивается от боли, багровеет от усилий. Р-раз.
Он бросает зуб на пол. Сплевывает — сгусток крови алеет на светлом мраморе пола. Белый зуб, точно кусок пластмассы…
— Фсе, — говорит Шакилов. — Маяк наша. Блин.
Поднимает руку и начинает расшатывать следующий зуб.
— А Восстания? — спрашивает Иван. — Удалось прорваться?
Шакилов молча качает головой. Убирает руку, сплевывает красным. Его куртка запачкана кровью и чем-то серым — глиной, похоже. Он смешно двигает губами, языком проверяет зубы. Потом смотрит на Ивана с кровавой ухмылкой и говорит:
