Между августом 1808 и первой половиной 1809
Воспоминание*
Мечты! – повсюду вы меня сопровождалиИ мрачный жизни путь цветами устилали!Как сладко я мечтал на Гейльсбергских полях, Когда весь стан дремал в покоеИ ратник, опершись на копие стальное,Смотрел в туманну даль! Луна на небесах Во всем величии блисталаИ низкий мой шалаш сквозь ветви освещала;Аль светлый чуть струю ленивую катилИ в зеркальных водах являл весь стан и рощи;Едва дымился огнь в часы туманной нощиБлиз кущи ратника, который сном почил.О Гейльсбергски поля! О холмы возвышенны!Где столько раз в ночи, луною освещенный,Я, в думу погружен, о родине мечтал;О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,Что трупы ратников устелют ваши нивы,Что медной челюстью гром грянет с сих холмов, Что я, мечтатель ваш счастливый, На смерть летя против врагов, Рукой закрыв тяжелу рану,Едва ли на заре сей жизни не увяну… –И буря дней моих исчезла как мечта!..Осталось мрачно вспоминанье…Между протекшего есть вечная черта: Нас сближит с ним одно мечтанье.Да оживлю теперь я в памяти своей Сию ужасную минуту, Когда, болезнь вкушая люту И видя сто смертей,Боялся умереть не в родине моей!Но небо, вняв моим молениям усердным, Взглянуло оком милосердым:Я, Неман переплыв, узрел желанный край, И, землю лобызав с слезами,Сказал: «Блажен стократ, кто с сельскими богами,Спокойный домосед, земной вкушает райИ, шага не ступя за хижину убогу, К себе богиню быстроногу В молитвах не зовет! Не слеп ко славе он любовью,Не жертвует своим спокойствием и кровью:Могилу зрит свою и тихо смерти ждет».
Между июлем 1807 и ноябрем 1809
Стихи г. Семеновой*
E in si bel corpo più cara venia.[98]
Тасс. V песнь «Освобожденного Иерусалима»
Я видел красоту, достойную венца,Дочь добродетельну, печальну Антигону,Опору слабую несчастного слепца;Я видел, я внимал ее сердечну стону –И в рубище простом почтенной нищеты Узнал богиню красоты.
Я видел, я познал ее в Моине страстной,Средь сонма древних бард, средь копий и мечей,Ее глас сладостный достиг души моей,Ее взор пламенный, всегда с душой согласный,Я видел – и познал небесные черты Богини красоты.
О дарование, одно другим венчанно!Я видел Ксению, стенящу предо мной:Любовь и строгий долг владеют вдруг княжной;Боренье всех страстей в ней к ужасу слиянно,Я видел, чувствовал душевной полнотой И счастлив сей мечтой!
Я видел и хвалить не смел в восторге страстном;Но ныне, истиной священной вдохновен,Скажу: красот собор в ней явно съединен:Душа небесная во образе прекрасномИ сердца доброго все редкие черты,Без коих ничего и прелесть красоты.
6 сентября 1809
Ярославль
О дарование, одно другим венчанно! – Дарование поэта и актрисы.
Видение на берегах Леты*
Вчера, Бобровым утомленный,Я спал и видел странный сон!Как будто светлый Аполлон,За что, не знаю, прогневленный,Поэтам нашим смерть изрек;Изрек – и все упали мертвы,Невинны Аполлона жертвы!Иной из них окончил век,Сидя на чердаке высокомВ издранном шлафроке широком,Наг, голоден и утомленУпрямой рифмой к светлу небу.Другой, в Цитеру пренесен,Красу, умильную как Гебу,Хотел для нас насильно… петьИ пал без чувств в конце эклоги;Везде, о милосерды боги!Везде пирует алчна смерть,Косою острой быстро машет,Богату ниву аду пашетИ губит Фебовых детей,Как ветр осенний злак полей!Меж тем в Элизии священном,Лавровым лесом осененном,Под шумом Касталийских вод,Певцов нечаянный приходУзнал почтенный Ломоносов,Херасков, честь и слава россов,Самолюбивый Фебов сын,Насмешник, грозный бич пороков,Замысловатый СумароковИ, Мельпомены друг, Княжнин.И ты сидел в толпе избранной,Стыдливой грацией венчанный,Певец прелестныя мечты,Между Психеи легкокрылойИ бога нежной красоты;И ты там был, наездник хилыйСтроптива девственниц седла,Трудолюбивый, как пчела,Отец стихов «Тилемахиды»,И ты, что сотворил обидыВенере девственной, Барков!И ты, о мой певец незлобный,Хемницер, в баснях бесподобный! –Все, словом, коих бог певцовВенчал бессмертия лучами,Сидели там олив в тени,Обнявшись с прежними врагами;Но спорили еще ониО том, о сем – и не без шума(И в рае, думаю, у насУ всякого своя есть дума,Рассудок свой, и вкус, и глаз).Садились все за пир богатый,Как вдруг Майинин сын крылатый,Ниссланный вышним божеством,Сказал сидящим за столом:«Сюда, на берег тихой Леты,Бредут покойные поэты;Они в реке сей погрузятСебя и вместе юных чад.Здесь опыт будет правосудный:Стихи и проза безрассудныПотонут вмиг: так Феб судил!» –Сказал Эрмий – и силой крылОт ада к небу воспарил.«Ага! – Фонвизин молвил братьям, –Здесь будет встреча не по платьям,Но по заслугам и уму».– «Да много ли, – в ответ емуКричал, смеяся, Сумароков, –Певцов найдется без пороков?Поглотит Леты всех струя,Поглотит всех, иль я не я!»– «Посмотрим, – продолжал вполгласаПоэт, проклятый от Парнаса, –Егда прийдут..» Но вот они,Подобно как в осенни дниПоблеклы листия древесны,Что буря в долах разнесла, –Так теням сим не весть числа!Идут толпой в ущелья тесны,К реке забвения стихов,Идут под бременем трудов;Безгласны, бледны, приступают,Любезных детищей купают…И более не зрят в волнах!Но тут Минос, певцам на страх,Старик угрюмый и курносый,Чинит расправу и вопросы:«Кто ты, вещай?» – «Я тот поэт,По счастью очень плодовитый(Был тени маленькой ответ),Я тот, венками роз увитыйПоэт-философ-педагог,Который задушил Вергилья,Окоротил Алкею крылья.Я здесь! Сего бо хощет богИ долг священныя природы…»– «Кто ж ты, болтун?» – «Я… Верзляков!»– «Ступай и окунися в воды!»– «Иду… во мне вся мерзнет кровь…Душа… всего… душа природы,Спаси… спаси меня, любовь!Авось…» – «Нет, нет, болтун несчастный,Довольно я с тобою выл!» –Сказал ему Эрот прекрасный,Который тут с Психеей был.«Ступай!» – Пошел, – и нет педанта.«Кто ты?» – спросил допросчик тень,Несущу связку фолианта?«Увы, я целу ночь и деньПисал, пишу и вечно будуПисать… всё прозой, без еров.Невинен я. На эту грудуСмотри, здесь тысячи листов,Священной пылию покрытых,Печатью мелкою убитыхИ нет ера ни одного.Да, я!..» – «Скорей купать его!»Но тут явились лица новыИз белокаменной Москвы.Какие странные обновы!От самых ног до головыОбшиты платья их листами,Где прозой детской и стихамиИной кладбище, мавзолей,Другой журнал души своей,Другой Меланию, Зюльмису,Луну, Веспера, голубков,Глафиру, Хлою, Милитрису,Баранов, кошек и котовВоспел в стихах своих унылыхНа всякий лад для женщин милых(О, век железный!..). А онеНе только въяве, но во снеПоэтов не видали бедных.Из этих лиц уныло-бледныхОдин, причесанный в тупей,Поэт присяжный, князь вралей,На суд явил творенья новы.«Кто ты?» – «Увы, я пастушок,Вздыхатель, завсегда готовый;Вот мой венок и посошок,Вот мой букет цветов тафтяных,Вот список всех красот упрямых,Которыми дышал и жил,Которым я насильно мил.Вот мой баран, моя Аглая», –Сказал и, тягостно зевая,Спросонья в Лету поскользнул!«Уф! я устал, подайте стул,Позвольте мне, я очень славен.Бессмертен я, пока забавен».– «Кто ж ты?» – «Я Русский и поэт.Бегом бегу, лечу за славой,Мне враг чужой рассудок здравый.Для Русских прав мой толк кривой,И в том клянусь моей сумой».– «Да кто же ты?» – «Жан-Жак я Русский,Расин и Юнг, и Локк я Русский,Три драмы Русских сочинилДля Русских; нет уж боле силПисать для Русских драмы слезны;Труды мои все бесполезны!Вина тому – разврат умов», –Сказал – в реку! и был таков!Тут Сафы русские печальны,Как бабки наши повивальны,Несли расплаканных детей.Одна – прости бог эту даму! –Несла уродливую драму,Позор для ада и мужей,У коих сочиняют жены.«Вот мой Густав, герой влюбленный…»– «Ага! – судья певице сей, –Названья этого довольно:Сударыня! мне очень больно,Что вы, забыв последний стыд,Убили драмою Густава.В реку, в реку!» О, жалкий вид!О, тщетная поэтов слава!Исчезла Сафо наших днейС печальной драмою своей;Потом и две другие дамы,На дам живые эпиграммы,Нырнули в глубь туманных вод.«Кто ты?» – «Я – виноносный гений.Поэмы три да сотню од,Где всюду ночь, где всюду тени,Где роща ржуща ружий ржот,Писал с заказу ГлазуноваВсегда на срок… Что вижу я?Здесь реет между вод ладья,А там, в разрывах черна крова,Урания – душа сих сферИ все титаны ледовиты,Прозрачной мантией покрыты,Слезят!» – Иссякнул изуверОт взора пламенной Эгиды.Один отец «Тилемахиды»Слова сии умел понять.На том брегу реки забвеньяСтояли тени в изумленьиОт речи сей: «Изволь купатьСебя и всех своих уродов», –Сказал, не слушая довОдов,Угрюмый ада судия.«Да всех поглотит вас струя!..»Но вдруг на адский берег дикийПризра́к чудесный и великийВ обширном дедовском возкеТихонько тянется к реке.Наместо клячей запряженны,Там люди в хомуты вложенныИ тянут кое-как, гужом!За ним, как в осень трутни праздны,Крылатым в воздухе полкомЛетят толпою тени разныИ там и сям. По слову: «Стой!»Кивнула бледна тень главойИ вышла с кашлем из повозки.«Кто ты? – спросил ее Минос, –И кто сии?» – на сей вопрос:«Мы все с Невы поэты росски», –Сказала тень. – «Но кто сииНесчастны, в клячей превращенны?»– «Сочлены юные мои,Любовью к славе вдохновенны,Они Пожарского поютИ топят старца Гермогена;Их мысль на небеса вперенна,Слова ж из Библии берут;Стихи их хоть немного жестки,Но истинно варяго-росски».– «Да кто ты сам?» – «Я также член;Кургановым писать учен;Известен стал не пустяками,Терпеньем, потом и трудами;Аз есмь зело славенофил», – Сказал и пролог растворил.При слове сем в блаженной сениПоэтов приподнялись тени;Певец любовныя ездыОсклабил взор усмешкой блуднойИ рек: «О муж, умом не скудный!Обретший редки красотыИ смысл в моей „Деидамии“,Се ты! се ты!..» – «Слова пустые», –Угрюмый судия сказалИ в Лету путь им показал.К реке подвинулись толпою,Ныряли всячески в водах;Тот книжку потопил в струях,Тот целу книжищу с собою.Один, один славенофил,И то повыбившись из сил,За всю трудов своих громаду,За твердый ум и за делаВкусил бессмертия награду.Тут тень к Миносу подошлаНеряхой и в наряде странном,В широком шлафроке издранном,В пуху, с косматой головой,С салфеткой, с книгой под рукой.«Меня врасплох, – она сказала, –В обед нарочно смерть застала,Но с вами я опять готовЕще хоть сызнова отведатьВина и адских пирогов:Теперь же час, друзья, обедать,Я – вам знакомый, я – Крылов!»«Крылов, Крылов», – в одно вскричалоСобранье шумное духо́в,И эхо глухо повторялоПод сводом адским: «Здесь Крылов!»«Садись сюда, приятель милый!Здоров ли ты?» – «И так и сяк».– «Ну, что ж ты делал?» – «Всё пустяк –Тянул тихонько век унылый,Пил, сладко ел, а боле спал.Ну, вот, Минос, мои творенья,С собой я очень мало взял:Комедии, стихотвореньяДа басни, – всё купай, купай!»О, чудо! – всплыли все, и вскореКрылов, забыв житейско горе,Пошел обедать прямо в рай.Еще продлилось сновиденье,Но ваше длится ли терпеньеДослушать до конца его?Болтать, друзья, неосторожно –Другого и обидеть можно.А боже упаси того!
1809
