— Поцѣлуй красивую леди.
Завѣщавъ такимъ образомъ все, чѣмъ онъ могъ располагать, и устроивъ свои дѣла въ здѣшнемъ мірѣ, Джонни на этихъ словахъ покинулъ его.
X
Наслѣдникъ
Его преподобіе Фрэнкъ Мильвей былъ человѣкъ скромный. Онъ замѣчалъ много сорныхъ травъ и плевелъ въ виноградникѣ, въ которомъ трудился, но не провозглашалъ себя по этому случаю мудрымъ и добродѣтельнымъ мужемъ. Личный опытъ приводилъ его лишь къ тому заключенію, что чѣмъ больше онъ будетъ знать въ предѣлахъ человѣческаго разумѣнія, тѣмъ легче будетъ ему представить себѣ всевѣдѣніе Творца.
Поэтому, когда его преподобію Фрэнку пришлось читать надъ маленькимъ Джонни святыя слова, благотворно умилявшія безчисленныя сердца и въ болѣе трагическихъ случаяхъ, онъ исполнилъ это съ искреннимъ соболѣзнованіемъ и смиреніемъ души. Читая эти слова надъ прахомъ Джонни, онъ думалъ о своихъ шестерыхъ ребятишкахъ, но безъ малѣйшей тѣни ропота на свою бѣдность, и читалъ со слезами на глазахъ. Грустнымъ взглядомъ смотрѣли онъ и его умная маленькая жена въ дѣтскую могилку, и грустные пошли домой рука объ руку.
Въ высоко-аристократическомъ домѣ горевали, а въ павильонѣ радовались. Мистеръ Веггъ разсуждалъ: ужъ если имъ тамъ, въ домѣ, нуженъ сирота, такъ развѣ самъ онъ не сирота? Можно ли и пожелать лучшаго сироту? Скажите на милость, зачѣмъ вамъ таскаться по всѣмъ кустамъ Брентфорда и отыскивать тамъ какихъ-то сиротъ, которые не имѣютъ на васъ никакихъ правъ и ничего не принесли вамъ въ жертву, когда у васъ готовый сирота подъ рукой, да притомъ еще такой сирота, который, ради вашей пользы, отказался и отъ миссъ Элизабетъ, и отъ мистера Джорджа, и отъ тетушки Дженъ, и отъ дядюшки Паркера.
Мистеръ Веггъ весело усмѣхнулся, когда до него дошло извѣстіе о Джонни. Одинъ очевидецъ, котораго пока не будемъ называть, даже божился впослѣдствіи, что Веггъ, при этомъ извѣстіи откинувъ въ бокъ свою деревяшку на балетный манеръ, исполнилъ въ уединеніи павильона замысловатый пируэтъ на здоровой ногѣ.
Обращеніе мистера Роксмита съ мистрисъ Боффинъ походило скорѣе на обращеніе сына съ любимой матерью, чѣмъ на обращеніе секретаря съ женой принципала. Оно неизмѣнно отличалось сдержаннымъ, но искреннимъ уваженіемъ, которое, повидимому, возникло съ перваго же дня знакомства. То, что было смѣшного или страннаго въ костюмахъ мистрисъ Боффинъ и въ ея манерахъ, нисколько не поражало его. Случалось, что на лицѣ его появлялось смѣющееся выраженіе, когда онъ на нее смотрѣлъ, но это было скорѣе выраженіе восхищенія передъ ея добродушіемъ и ея дѣтской простотой: такое чувство могло бы одинаково естественно выразиться улыбкой и слезами. Искренность и глубину своего сочувствія ея желанію взять на воспитаніе маленькаго Джона Гармона онъ доказывалъ каждымъ своимъ поступкомъ, каждымъ словомъ, и теперь, когда это желаніе не сбылось, онъ относился къ нему съ какою-то бережной нѣжностью, такъ что добрая женщина не находила словъ, чтобы поблагодарить его.
— А я то все благодарю васъ, мистеръ Роксмитъ, — сказала какъ-то мистрисъ Боффинъ. — Можетъ быть, я вамъ надоѣла? Но вѣдь это я отъ души. Вы любите дѣтей?
— Кто жъ ихъ не любитъ?
— Должны бы всѣ любить, но не всѣ мы дѣлаемъ то, что бы слѣдовало. Вѣдь правда?
Роксмитъ отвѣтилъ:
— Зато нѣкоторые выкупаютъ грѣхи остальныхъ. Мистеръ Боффинъ говорилъ мнѣ, что вы всегда любили дѣтей.
— Ничуть не больше, чѣмъ онъ самъ. Но ужъ у него такая привычка: онъ все хорошее приписываетъ мнѣ… Что это, вы какой-то грустный мистеръ Роксмитъ?
— Въ самомъ дѣлѣ?
— Мнѣ кажется… У васъ были братья и сестры?
Онъ покачалъ головой.
— Вы, стало быть, были единственнымъ сыномъ въ семьѣ?
— Нѣтъ, былъ еще одинъ ребенокъ. Онъ давно умеръ.
— А ваши родители живы?
— Тоже умерли.
— А другіе ваши родственники?
— Должно быть, умерли, если какіе и были. Я ни объ одномъ не слыхалъ.
На этомъ мѣстѣ разговора въ комнату неслышно вошла Белла. На секунду она остановилась въ дверяхъ, не зная, входить ли ей, или повернуть назадъ: ее смущало, что ея не замѣтили.
— Вы не разсердитесь на болтовню старухи? — продолжала между тѣмъ мистрисъ Боффинъ. — Мнѣ хочется спросить у васъ одну вещь. Скажите правду: вы никогда не испытывали разочарованія въ любви?
— Никогда. Отчего вы меня объ этомъ спрашиваете?
— Отчего? — У васъ бываетъ иногда какой-то убитый, грустный видъ, совсѣмъ не по годамъ. Вамъ вѣдь нѣтъ еще тридцати?
— Нѣтъ, еще нѣтъ.
Находя, что ей давно пора дать имъ знать о своемъ присутствіи, Белла извинилась, что помѣшала дѣловой бесѣдѣ, и сказала, что она сейчасъ уйдетъ.
— Нѣтъ, не уходите, — проговорила мистрисъ Боффинъ. — Мы, правда, собираемся приняться за дѣла, но еще не принимались. Да вы намъ и не мѣшаете, мой другъ. Но я хотѣла бы, чтобы пришелъ и Нодди. Не будете ли вы такъ добры — кто-нибудь изъ васъ — позвать ко мнѣ Нодди?
Роксмитъ вышелъ и тотчасъ же вернулся въ сопровожденіи мистера Боффина, весело сѣменившаго ножками. Белла ощущала какую-то смутную тревогу, ожидая этого совѣщанія, пока мистрисъ Боффинъ не объявила, въ чемъ дѣло.
— Подите сюда и сядьте возлѣ меня, моя дорогая, — сказала она, уютно усаживаясь на отоманкѣ, посреди комнаты, и притягивая къ себѣ Беллу. — Ты, Нодди, садись вотъ здѣсь, а вы мистеръ Роксмитъ, вонъ тамъ. Теперь слушайте, о чемъ я хочу съ вами поговорить. Мистеръ Мильвей прислалъ мнѣ самую любезную записку (мистеръ Роксмитъ мнѣ только что ее прочиталъ, потому что сама я плохо разбираю почерки): они съ женой берутся найти другого ребенка, чтобъ я дала ему имя и воспитала бы его. Ну, такъ вотъ это и заставило меня призадуматься.
— Она на это настоящая паровая машина, — вставилъ вполголоса мистеръ Боффинъ. — Ее не легко, можетъ быть, пустить въ ходъ, но только пусти, — паровая машина да и шабашъ!
— Это заставило меня призадуматься, говорю я, — повторила мистрисъ Боффинъ, вся просіявъ отъ комплимента супруга. — Я думала о двухъ вещахъ. Прежде всего, думала я, страшно оно какъ-то опять воскрешать имя Джона Гармона. Несчастное имя. Мнѣ кажется, меня замучила бы совѣсть, если бъ я назвала этимъ именемъ другого ребеночка, и если бъ оно опять оказалось несчастнымъ.
— Скажите по совѣсти, — обратился съ серьезнымъ лицомъ мистеръ Боффинъ къ своему секретарю, прерывая жену на этомъ мѣстѣ,- скажите, развѣ можно называть это суевѣріемъ?
— Для мистрисъ Боффинъ это дѣло чувства, — отвѣтилъ мягко Роксмитъ. — Дѣйствительно несчастное имя. А теперь съ нимъ соединилось еще одно несчастное воспоминаніе. Да, это имя вымерло. Зачѣмъ его воскрешать? Я хотѣлъ бы знать, что объ этомъ думаетъ миссъ Вильферъ.
— Оно не было счастливымъ именемъ для меня, — сказала Белла, краснѣя. — По крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока не привело меня сюда. Но не объ этомъ я думала сейчасъ. Этимъ именемъ назвали бѣднаго Джонни, и этотъ ребенокъ такъ меня полюбилъ, что, мнѣ кажется, я почувствовала бы ревность, если бы такъ назвали другого ребенка. Это имя, послѣ Джонни, стало для меня какъ будто сокровищемъ, располагать которымъ никто не имѣетъ права.
— И вы того же мнѣнія? — спросилъ мистеръ Боффинъ секретаря, внимательно наблюдая за его лицомъ.
— Я опять-таки скажу: это дѣло чувства. И я нахожу, что чувство, о которомъ говорила сейчасъ миссъ Вильферъ, — прекрасное, истинно человѣчное чувство.
— Теперь ты скажи намъ свое мнѣніе, Нодди, — сказала мистрисъ Боффинъ.
— Мое мнѣніе, старушка, такое же, какъ и твое, — отвѣтилъ твердо золотой мусорщикъ.
— Итакъ, мы, значитъ, всѣ согласны не воскрешать больше Джона Гармона и оставить его покоиться въ могилѣ,- заговорила опять мистрисъ Боффинъ. — Мистеръ Роксмитъ говоритъ: это дѣло чувства. Но, Господи, сколько на свѣтѣ такихъ дѣлъ!.. Да, такъ вотъ оно какъ… Ну, а теперь мы перейдемъ къ другому вопросу, о которомъ я тоже много думала. Надо вамъ знать — вамъ, Белла, и вамъ, мистеръ Роксмитъ, — что еще когда я въ первый разъ высказала моему мужу свое желаніе усыновить сиротку-мальчика въ память Джона Гармона, я говорила ему о томъ, какъ мнѣ пріятно думать, что этотъ мальчикъ будетъ на деньги Джона избавленъ отъ нищеты, которую пришлось терпѣть самому Джону.
— Слушайте, слушайте! — закричалъ мистеръ Боффинъ. — Она говорила, говорила! Все вѣрно отъ слова до слова. Фора!
— Нѣтъ, Нодди, не Фора, — перебила его жена. — Я хочу сказать другое. Таково, дѣйствительно, было мое желаніе, таково оно и теперь. Но смерть малютки заставила меня спросить себя серьезно, не слишкомъ ли много я думала о себѣ. А то зачѣмъ было непремѣнно искать красиваго ребенка, да чтобъ онъ былъ по нраву? Когда хочешь сдѣлать добро, отчего не сдѣлать его для самого добра и не отложить въ сторону свои прихоти?
— Можетъ быть, — заговорила Белла съ какимъ то непонятнымъ волненіемъ, объяснявшимся, вѣроятно, ея прежними, несовсѣмъ обыкновенными отношеніями къ убитому человѣку, — можетъ быть, воскрешая это имя, вы не желали дать его ребенку, который былъ бы вамъ менѣе дорогъ, чѣмъ настоящій Джонъ Гармонъ. Вы такъ его любили.
