— И где бы вы хотели поужинать?
«Только не у тебя в гостях!» — подумала она. А вслух сказала:
— Мне все равно. Я не привередлива.
30: 0
Ресторанчик, куда привез ее Попов, был маленьким и дешевым. Второсортная забегаловка в полуподвальном помещении, где блюда подают разогретыми в СВЧ-печке, а не готовят на месте из нормальных свежих продуктов. Зато везде удивительная чистота. Суррогатная стерильность еды и до блеска натертых полов, нигде ни микроба, ни вредного, ни полезного, все тщательно убиты. Все в стиле Владимира Попова.
«Он еще и жадина», — подумала Ксения, заглянув в меню. У себя дома она приготовила бы все во много раз вкуснее и за гораздо меньшие деньги. Но пришлось согласиться и на этот ассортимент. Спиртного Попов и себе не заказал, и Ксении не предложил.
«Жадина», — еще раз подумала она.
Он пережевывал пищу тщательно, словно боясь потерять хоть одну драгоценную калорию. О работе его челюстей можно было хоть сейчас снимать рекламный ролик. Ксения никак не могла понять, что же в свое время нашла в нем разборчивая подруга? Или Владимир Попов в то время был совсем другим? Она внимательнее пригляделась к его лицу. Вот если снять с него очки да представить, что волосы у него нормальные, не с залысинами, а спина прямая…
— Где ты познакомился с Женей?» — спросила она.
— Что? — Попов оторвался от своей тарелки.
— А почему ты так нервничаешь?
— Тебе Евгения, очевидно, много про меня рассказывала? Так почему спрашиваешь?
— Интересно. Должны же у тебя быть хоть какие-то приятные воспоминания? — наугад забросила Ксения.
— Приятные?
— Ты ее сильно невзлюбил после того, как она тебя бросила?
— Я ее невзлюбил только теперь, когда она попыталась испортить мою карьеру. — Он промолчал. Потом вдруг не выдержал: — Я добился всего сам, понимаешь? Сам! Только своим умом и своей усидчивостью.
— И своей угодливостью, — вставила Ксения.
— А что остается делать, когда приходишь с улицы, по объявлению, тебя случайно берут, а дальше… А дальше надо каждый день доказывать, что ты тот самый нужный, без которого все встанет. И так, чтобы с одной стороны начальство было довольно, а с другой не скушали коллеги. Просиживая часами сверхурочно в офисе, ты постоянно им твердишь: «Ах, как тяжело! Будь проклята эта работа! Как только найду другую, сразу же уйду!» И коллеги спокойны, потому что думают — ты здесь временный, а ты стремишься стать самым постоянным, самым… Да что я тебе все это говорю!
— Сколько лет вы были с Женей знакомы?
— Всю жизнь.
— Как это? — не поняла Ксения.
— Наши отцы вместе работали. Ее был директором магазина, а мой у него замом. Огромный такой магазинище. Неиссякаемый поток дефицита. Это было еще при той власти. В Стране Советов, а не в Стране долгов. Мы с Женей росли вместе. Несколько лет, пока между нашими семьями существовала тесная дружба. В гости друг к другу ходили, праздники отмечали.
— А на даче ты у нее был? — спросила вдруг Ксения, что-то вспомнив. Мимолетное касание тех воспоминаний Жени, которые были связаны с летом, запахами цветов и одеколоном «Саша».
— Что? На даче? При чем здесь дача? Конечно был. На всех дачах, которые были у Князевых. И дома, разумеется.
— Ты был в нее влюблен с детства, да?
— С чего ты это взяла? Мы просто ходили друг к другу в гости. А потом… Потом ее отец пошел на повышение, в министерство. А мой тоже пошел на повышение. Он стал директором того самого огромного гастронома. И мы снова дружили семьями. К Князевым ходили только нужные люди, — горько усмехнулся он. А потом опять: — Зачем я тебе все это рассказываю?
— Женя тоже часто вспоминала свое детство. Последние три года я у нее жила.
— Вот как? — У Владимира Попова даже лицо вытянулось. Теперь уж он точно испугался: — Значит, и ты тоже знаешь?
— О чем?
— Все, что потом произошло?
— Конечно, — соврала Ксения. Она понятия не имела, как он попал в зависимость к богатой подруге.
— Да. Было. Когда я случайно услышал, как наши отцы ругаются, я даже значения этому не придал. Женин папа всегда был нашим благодетелем. Это он меня устроил в Плехановский. По большому блату. Хотя я и был не дурак и аттестат имел приличный, но без блата в такие вузы не поступали и не поступают, сама знаешь.
— И сильно они ругались?
— Разумеется, если деньги не поделили. Большие деньги. Мой отец был только директором гастронома, а Князев… бо-ольшой шишкой в торговле. С Женькой всегда занимались лучшие преподаватели. Ее папаша вбил себе в голову, что сделает из дочки теннисную звезду. Любил он очень эту элитную игру. И мамаша у Женьки была вся из себя.
Он даже слегка порозовел от волнения. Словно от бокала вина. Но это было опьянение от воспоминаний, по-видимому, не очень приятных. Видно, наболело и он слегка забывался. Даже речь его ничем теперь не напоминала прежнего Владимира Попова. Это был развязный говорок выбившегося в люди уличного мальчишки.
— И что дальше? — спросила Ксения.
— А то ты не знаешь?
И тут она наугад сказала:
— Мне тебя жаль.
И Попов тут же среагировал:
— А мне себя было не жаль? Представляешь, как мы жили?! И как вообще тогда жили работники торговли?! И вдруг бац — пятнадцать лет с конфискацией. В особо крупных… Тогда еще только начинали перестраиваться. Годик-другой, и моего папашу по головке бы начали гладить за ту коммерцию, что он развернул. Не повезло. И он сел.
«Это уже кое-что!» — подумала Ксения.
40: 0
А вслух сказала:
— Да, жаль, что так получилось.
— Особенно жаль, что не успел доучиться. Пришлось взять академический отпуск. По состоянию здоровья. А всего один год оставался. Но мать слегла после того, как все это случилось. Что-то с нервами. Заговариваться стала — как будто отец по-прежнему работает, и у нас дом — полная чаша.
— А разве Жениного отца это не коснулось?
— Я так думаю, что это он все и устроил. А сам откупился. Он уже два года как не работал в том гастрономе. Мол, при нем все было в порядке, а как Попов пришел, так все и стали воровать. Нет, семьи Евгении это не коснулось.
— И через год вы с ней случайно встретились.
— Да, примерно. Девяносто третий, как сейчас помню. Мне надо было восстанавливаться или бросать институт окончательно.
— И она тебе помогла, да?
— Ну, пришла под видом друга семьи. В то время таковых у нас уже не осталось. Князев всех отсек. Наказал бывшего компаньона и обобрал до нитки. Да только недолго он после этого протянул. Умер от инфаркта. Но наследство доченьке оставил знатное. Никто не знает, а я знаю. Есть у нее солидный источник доходов. Валютный счет в банке. Можно было и вообще в теннис не играть. Да Женька к тому времени и сама начала зарабатывать, разъезжая по турнирам. Все в стране изменилось, все. А вот отцу не повезло!
— Мать сильно болела, да? — тихо спросила Ксения.
— Болела. Я подрабатывал, где мог, и мечтал только об одном: закончить институт. Я знал, что диплом «Плешки» скоро будет на вес золота. Ох, как он был мне нужен! И она помогла. И с деньгами, и с восстановлением. У мадам Князевой остались старые связи. В то время они с Женькой жили вместе. Элеонора Станиславовна еще не выскочила замуж за своего итальянца и разъезжала с дочкой по турнирам. Вела светскую жизнь. Это уже при мне случилось, замужество ее. Потом. А сначала Женька представила ей меня как своего жениха. Разумеется, что мадам Князева пришла в ужас. «Его папа сидит в тюрьме!» Просто святая… Чтобы утешить мамочку, Женька заявила, что расписываться мы не собираемся. Но по турнирам я буду ездить вместе с ней. Ей нужен был симпатичный парень в качестве сопровождающего. За оказанные благодеяния я должен был играть роль ее страстного поклонника. А мне еще надо было учиться! Как я все выдержал, не знаю. И Женьку, и ее мамашу, и вуз. До того как у меня на руках не оказался диплом, Женька надо мной просто издевалась. Слушай, а чего мы здесь сидим? — вдруг спохватился он.
— А где? — растерялась Ксения.
— Поедем ко мне, что ли?
— А удобно?
— Я выпить хочу. А я за рулем. Ксения замялась.
— Да чего ты так переживаешь? Я не один живу. С матерью. Она сейчас дома, так что не думай: ничего такого.
Ксения ничего такого и не думала. Только не понимала, зачем ему понадобилось тащить ее к себе домой. Только ли для того, чтобы выпить и поговорить спокойно?
40: 15
Владимир не соврал: в квартире была его мать. Ксения сразу подумала, что эта женщина вообще редко выходит из дома. Она уже не была так тяжело больна, просто, оправившись от потери мужа, нашла себе новую стену, за которую с готовностью спряталась, — сына. Она умела жить только за кем-то. Ксения представила себе, как тяжело было Владимиру в те годы, когда он не имел ни диплома, ни работы, пробивался случайными заработками, да еще и обеспечивал мать. Конечно, Женя Князева была его единственным шансом.
