Тем более она удивилась, когда дверь ей открыла невзрачная особа невысокого роста, плотненькая, крепенькая, судя по развитой мускулатуре — спортсменка, но кроме как на эту самую мускулатуру смотреть там было не на что. Вздернутый носик, глазки мышиного цвета, на макушке жидкий хвостик, стянутый детской заколкой для волос. И вдруг эта непривлекательная девица улыбнулась и очень непринужденно сказала:
— Черри, да? А я Лида. Вы очень хорошенькая. Генка, к нам пришли!
Бывают женщины, на которых приятно смотреть, а бывают те, с которыми приятно общаться. И неизвестно, какие пользуются большим спросом у мужчин. Свою невзрачную жену Генка не называл иначе, как «Лидуша». И Лидуша носилась по маленькой квартирке с чашками и кофейником с не меньшим энтузиазмом, чем с теннисной ракеткой по корту. Ибо Ксения сразу же догадалась, где они с Генкой могли познакомиться. Профессиональных теннисистов она научилась определять сразу же.
— Тесновато у вас, — пожала плечами Ксения, проходя в комнату.
— Зато свое, — весело рассмеялся рыжий Генка. — Живы-здоровы будем, заработаем и на хоромы. Правда, Лидуша?
Лидуша согласно кивнула и снова понеслась на кухню. На этот раз за вазочкой с печеньем. Как всякая молодая хозяйка, она ценила любых гостей и старалась всем им угодить. Домашнее хозяйство ей еще было в новинку и в радость. Ксения подумала, что с таким же энтузиазмом Лидуша кинется рожать Генке детей, таких же синеглазых и рыжеволосых. Сердце остро заныло, и прежняя боль вспыхнула уже где-то в самом чувствительном кусочке памяти, а не в теле.
— Сядем, что ли, — не выдержала Ксения.
— Я сейчас, — сказала его жена и оставила их одних.
— И все-таки, Генка, ты предатель, — горько улыбнулась Ксения. — Почему на ком-нибудь из моих знакомых девушек не женился?
— Решил найти незнакомую.
— И серьезно это у вас? — спросила Ксения и пожалела, потому что вопрос сразу же показался глупым.
— Только не говори при ней про Женьку, — предупредил Генка. На глупые вопросы он принципиально не отвечал.
— Это еще почему?
— Она не знает, что мы с ней были… Лучше при Лидуше вообще не упоминать имени Евгении Князевой. Или упоминать со скорбной Миной: «Почила» мол, в бозе».
— Она знает, что Женьку убили? Откуда? Ты, что ли, сказал?
— Видишь ли, глупо скрывать. Короче, мы с Лидушей были в тот день на стадионе.
Ксения вздрогнула:
— Вас-то туда каким ветром занесло?
— Мы же с ней профессионалы. Сами играли когда-то, а тут такое событие! Турнир в Москве! Да… Лидуша детишек теннису учит.
— Такая молодая? А сама не играет?
Генка нахмурился:
— Нет. Не играет. А насчет молодая… Они с Женькой ровесницы. Так-то.
— Постой, Генка. Так они что, были знакомы? Его жена влетела в комнату с подносом:
— Вот! Пирог яблочный испекла. Попробуете?
— Конечно, — кивнула Ксения. Генка молча стал резать пирог.
— Ой, я вам мешаю, да? — Лидуша тут же вскочила с дивана.
— Нет, что ты, — испугалась Ксения. Еще подумает о ней и Генке бог знает что!
— Да вы не стесняйтесь. Я очень даже не ревнивая. Мне все Генкины знакомые нравятся. Кроме одного человека. Но он… Она…
— Лидуша, ты не рассердишься, если мы тут пять минут пошепчемся?
— Только давайте я вам чаю сначала налью? Или кофе?
— Лучше кофе, — попросила Ксения.
Накрыв стол для гостьи и мужа, Лидуша тут же исчезла. У Ксении даже мысли не возникло, что она обидится на Генку. Уйдет к себе на кухоньку, возьмется подшивать какую-нибудь кружевную занавесочку или салфеточку. И будет от этого счастлива, счастлива, счастлива…
«Господи, ведь я же сама была такой!» — вздрогнула Ксения.
Генка прислушался к звукам, доносящимся из кухни. Лидуша мурлыкала какую-то песенку.
— Вот такая теперь моя жизнь. Поэтому про Женьку ни слова, поняла?
— А что у них произошло?
— Ничего, — нахмурился он.
— А на стадион вы зачем пошли?
— Матч посмотреть.
И вдруг не выдержал, внезапно раскрылся и сдался без всякой попытки продолжить борьбу:
— Да будь он проклят, этот матч! Ну почему она так играла? Почему?!
0: 30
И Ксения вспомнила тот день, когда он точно так же кричал:
— Почему? Ну почему?!
Ксения вторила ему, только молча. Голос у нее давно уже охрип от слез. Это казаться гордой легко, но быть ею на самом деле ужасно трудно. Все думают, что ты гордая, и унизиться кажется ужасно стыдно. Гордая же.
Ксения приходила к дому своей подруги тайком. Уже после развода, после того, как потеряла все: и мужа, и ребенка, и нормальное жилье. Приходила, закончив ненавистный рабочий день, уставшая и голодная. Об этом не знал никто. Ксения делала вид, что просто гуляет, но в кармане ее пальто всегда лежала горстка жетончиков на метро. Библиотека, в которой она работала, находилась почти рядом с домом, и в жетончиках этих Ксении не было нужды. Но, дойдя с работы до своего дома и всякий раз опуская руку в карман за ключом, она нашаривала там пластмассовый кружок и тут же решала:
— Поеду!
Они часто были в отъезде, почти всегда, и Ксения часа два просто сидела на лавочке, возле детской площадки. Глядя на малышей, она застывала в полной неподвижности и воображала себе, что один из них ее ребенок, а она просто сидит смотрит за ним и ждет мужа с работы.
Очень редко, но она его видела. Замечала, что он лучше других одет, хорошо держится, но мало улыбается. Пыталась его возненавидеть, захотеть убить, но снова видела этих маленьких детей на площадке и понимала, что нельзя заканчивать жизнь так глупо. И свою, и чужую. Женя Князева была ей тогда просто безразлична.
В один из таких вечеров она и поняла, что приходит к этому дому не одна. В ком-то еще жила нерастраченная ненависть, и решался тот же вопрос: жить или умереть. Только на этот раз дело касалось Евгении Князевой. К ее дому приходил тот рыжий. Они так и ходили кругами друг возле друга, пока однажды не сошлись.
— Привет! — просто сказала Ксения.
— Здравствуй, — ответил рыжий.
— Холодно сегодня, да?
— Да, не жарко, — согласился он.
Они замолчали. Ксения смотрела на детскую площадку, он — на дверь подъезда.
— Уехали, наверное, — пожала плечами она. — Не выйдут.
— Да, наверное, — согласился с ней рыжий. И Ксения сказала ему:
— Пойдем, что ли?
— А куда?
— Не знаю. Можно в кафе, только у меня денег нет.
— А у меня есть машина.
Ксения подумала, что это, может быть, прощальный подарок Жени, своего рода отступной. Принимать от нее одолжение не хотелось, но уж очень морозный был день. Подруга и бывший где-то за границей грелись на солнышке. Есть же где-то лето, когда здесь зима. И Ксения пошла за рыжим в его машину.
Это было не бог весть что, «девятка», даже не новая, а подержанная. Рыжий тут же достал из спортивной сумки термос и два пластмассовых стаканчика. Налил горячий черный кофе, протянул один стаканчик Ксении.
Она глотнула, обожглась, но зато почти согрелась. Рыжий завел мотор и вскоре включил печку. Никуда они не поехали, сидели в машине, пили кофе и молчали. Потом Ксения сообразила:
— А как тебя все-таки зовут?
— Геннадий. А ты Вишенка?
— Ага. Черри, — горько усмехнулась Ксения. — А ты Женьку любишь?
— Не знаю.
— Зачем же тогда сюда ходишь?
— Не знаю.
— Дурацкая штука жизнь, да?
— Почему? Хорошая.
«Наверное, все брошенные мужчины — оптимисты, — подумала Ксения. — Надеются, что тот, другой, окажется хуже. А я вот знаю, что мне никогда не быть такой, как Женька».
— Послушай, Генка, а с ней хорошо? Ну, в смысле, она что, очень опытная, да?
— Не знаю. У меня других не было.
— И у меня. Слушай, давай не будем сюда больше приходить? — Он все так же безразлично пожал плечами. Ксения вздохнула: — Странный ты. Не знаешь, любишь или нет, не знаешь, зачем ходишь. Ну что-то же ты должен знать?
— Да. Я знаю. Мне с ней было хорошо. Но не так, как ты думаешь. Это все чепуха. Она веселая, когда в настроении. И живет легко. Может, потому, что богатая? И сама неплохо зарабатывает, и мать ее денег подбрасывает. Отец много оставил. Ее проблемы все как-то сами собой решаются. Я к этому привык. А когда остался один, оказалось, что у меня все по-другому… Она меня в институт устроила. Напоследок.
— Как это — устроила?
— Денег на учебу дала.
— А сам ты нигде не работаешь?
— Я? Нет. Раньше играл, как она, потом бросил. Почти год ездил везде вместе с ней по турнирам. Сопровождающим. Вроде бы при теннисе. До чего ж мне нравится эта игра!
— А почему сам бросил?
— Не знаю. Я добрый. А в спорте добрым быть нельзя. Добрые не выигрывают. Вот ведь странно, все из-за тебя получилось, а я не злюсь.
— Почему это из-за меня?
— Это же твой муж.
— Не он, так другой. Разве ты не понял?
