Они вышли из пятнистой тени листвы на яркое солнце. Джейк шагал легко и ровно. Поднялись на крыльцо, вошли в дом.
— На лодыжку надо положить холод, — сказал он, усаживая ее на кушетку и подкладывая под спину подушки. Затем отправился на кухню и принес лед.
Он присел на самый край кушетки и, тщательно уложив пакет со льдом на ее ноге, уставился ей в лицо своими зелеными глазами.
— Так лучше?
Энни кивнула. От близости его тела в горле у нее стоял комок. Он, черт возьми, был мужчина в самом полном смысле этого слова. В нем столько было мужского, что это даже угнетало.
Он устало потер ладонью лоб и вдруг — на одно короткое мгновение — показался ранимым, чувствительным человеком.
— Спасибо, Джейк. — Она коснулась пальцем маленького шрама на его щеке и тут же отдернула руку. — Извините меня. Я поехала искать вас, увидела маток с телятами и вспомнила, как вы рассказывали о том теленочке, которого поранили пижоны с Санрайз-Пикс. Я просто хотела посмотреть на него. Я не думала, что старая корова бросится на меня…
Его губы впились в ее рот с такой страстностью, что от наигранного самообладания Энни не осталось и следа. Его ладонь прижалась к ее щеке, язык скользнул по губам.
Горячая, пульсирующая боль в лодыжке, лед, холодивший кожу, страх, пережитый недавно, когда Старая Греховодница наставила на нее рога и вдруг бросилась в атаку, — все исчезло как по волшебству. Энни обхватила ладонью его затылок и отдалась на волю волн ошеломительной, небывалой чувственности. Джейк чуть сдвинулся, и рука его задела ставший необыкновенно чувствительным сосок ее груди. Жар его трепещущего тела передавался ей. И ей хотелось — нет, ей нужно было — прижать его к себе как можно крепче, чтобы умерить сладостную, тянущую боль, разраставшуюся глубоко внутри ее, в самом центре ее существа.
Внезапно он рывком высвободился из ее объятий и сел. Негромко выругался. Испытующе посмотрел на нее, а затем его жесткий мозолистый палец ласковым движением коснулся ее губ.
Энни содрогнулась всем телом, как от удара электрическим током. Она была не в силах двинуться или заговорить.
Он молча встал, нахлобучил шляпу и вышел. Мгновение спустя хлопнула входная дверь с сеткой от насекомых.
Энни коснулась своих губ, вспоминая то чувство, которое разгоралось в ней от прикосновений Джейка. Почему он ушел? Какое тайное препятствие мешает ему каждый раз пойти дальше поцелуев? Или он просто мудрее ее?
Глава 6
Энни теребила поля соломенной ковбойской шляпы, соображая, следует ли ее больше сдвинуть на затылок или, наоборот, на лоб.
— Ничего себе шляпка, — сказала она вслух, улыбаясь своему отражению в зеркале.
— Una cocinera muy bonita, — раздался негромкий голос Джейка в открытых дверях.
— Что-что? — повернулась Энни. Пульс ее забился в два раза быстрее. Почти полнедели прошло с того поцелуя, но память о нем все еще была жива.
— Одна очень хорошенькая повариха. — Джейк вошел в комнату, которая сразу показалась маленькой от присутствия крупного мужчины. Заляпанная грязью одежда свидетельствовала о том, что он только что объезжал свои владения. Влажные от пота каштановые волосы завивались колечками, одна прядь прилипла ко лбу.
— Вижу, ты познакомилась с Мэйми. — И он кивком указал на пакет, украшенный надписью: «Бутик Мэйми».
— Она очень милая. — Энни сняла шляпу и положила ее на кровать рядом с пакетом. — Еще только середина мая, и мне нужна шляпа для защиты от солнца.
— Можешь не объяснять. — Шпоры его звякнули — он подошел ближе, и она почувствовала запах пастбищ и честной работы. — Не выезжай с ранчо без меня или бери с собой кого-нибудь из работников.
— Мы снова возвращаемся к этой теме? Если мне понадобится, я оседлаю Шалфейку и снова уеду, вот и все.
— Ты все еще новичок на ранчо. С тобой может случиться что угодно. Ты можешь заблудиться. Или заехать так далеко, что не успеешь вернуться до темноты, а ночью выходят охотиться койоты. Или бодливый бык нападет на тебя. Или лошадь твоя испугается гремучей змеи и сбросит тебя.
— Или появится Элвис Пресли и похитит меня средь бела дня.
— Черт возьми, Энни, я не шучу!
— Какие уж тут шутки! Когда взрослому человеку указывают, что он может и чего не может делать в случае крайней необходимости или в свое свободное время, это совсем не смешно. — Она посмотрела на его упрямо выпяченный подбородок и добавила: — Послушайте, Джейк. Я знаю, вы смотрите на меня и думаете: «Она городская». Но вы не знаете одной важной вещи: я сама заботилась о себе и о своей сестре Габби с восьмилетнего возраста. Наша мать постоянно переезжала из города в город, стараясь найти работу. Где мы только не жили: бывало, в жалких гостиницах на два-три номера типа «удобства в конце коридора», но был однажды и маленький домик с самым настоящим садом! — Энни улыбнулась этому воспоминанию. — Лучше всего был, конечно, домик. Рядом с нами жил отставной инженер-железнодорожник, он-то и научил меня копаться в саду.
Джейк посмотрел на нее сквозь каштановые ресницы.
— Я все понял. Ты у нас железная женщина. — И он протянул ей небольшую плетеную корзинку. — Это я для тебя привез.
— Ой, сюрприз! Обожаю сюрпризы! Оно не кусается?
Джейк негромко засмеялся, и трепет объял ее до самых кончиков пальцев.
— Это зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «кусаться».
Заинтригованная, она открыла корзинку. Внутри на влажной травяной подстилке лежало маленькое растение с нераскрывшимся еще бутоном, корешки которого были выкопаны вместе с комом земли.
— Ах, Джейк! — Она отодвинула листик, и стали видны шипы на темно-зеленом стебле. — Это же роза. Где ты ее нашел?
— В каньоне Диких Роз. Элспет и Джош Стоун сначала поселились там. Прапрабабушка посадила розы возле хижины. Дедушка называл эти розы «шиповником ржавчинным». У них даже листья пахнут приятно.
Энни наклонилась и принюхалась:
— Действительно. По-моему, похоже на запах яблок.
И, повинуясь неожиданному порыву, встала вдруг на цыпочки и поцеловала его в щеку:
— Спасибо, босс.
Схватив ее за плечи, он стал медленно склоняться к ней.
Ее словно толкнуло к нему, и, вглядываясь в его потемневшие глаза, она замерла в предчувствии горячей волны, которая нахлынет, едва только его губы коснутся ее.
И вдруг он резко отшатнулся. Джейк смотрел на Энни, и рот его кривила мрачная усмешка. Он развернулся, зашагал к двери и вышел, ни разу не оглянувшись. Только шпоры тренькали в коридоре в такт его размашистым шагам.
Три часа спустя, когда ужин был закончен и Энни домывала посуду, в кухню вошел Трэвис.
