— Она была одна?
— Одна! Ну, я достала из серванта абрикосовое варенье и стою у себя под дверью, думаю, выйду, как только она поднимется. Жду пять минут, десять… что за напасть, думаю, нет Алинки! Я снова к окну — перед подъездом пусто, думаю, куда же она делась? Посидела еще с полчаса, да и легла… А оно вон как обернулось.
— Мария Андреевна, почему Зинченко не купил квартиру поближе к центру, зарабатывал он неплохо… — Федор «нащупывал» вопросы, какая-то мысль торила дорогу, пыталась проклюнуться.
— А зачем? — всплеснула руками Мария Андреевна. — У них квартира хорошая, три комнаты, два балкона, а что далеко, так ведь у каждого теперь машина, а то и две, как у Павлика и Алинки. И родители тут жили, и он мальчишкой… Да и воздух у нас почище, чем в городе. Бедный Павлик! Скажите… — Она не решалась спросить. — А это правда, что Алинку нашли?
— Правда, Мария Андреевна.
— Где? — В выцветших ее глазах светилось жгучее любопытство.
— На старом кладбище.
— На кладбище? — с ужасом повторила она. — Почему… на кладбище?
Федор не понял ее вопроса, но уточнять не стал. Поднялся и стал прощаться.
Было около трех утра, когда Федор и Коля вышли наконец из разоренной квартиры Зинченко. Хозяина увезли, окна закрыли, отключили воду и свет, а дверь опечатали. Все. Финита.
— Устал как собака, — сказал Коля, потягиваясь. — Вот так живешь и не знаешь… — Ночной пустой город настроил его на философский лад. — Как кукла на нитке, и каждую минуту могут дернуть. Что скажешь, философ?
— Знаешь, как говорил герой одного американского кино? Мы все умрем, но не сейчас и не сегодня.
— Понял, спасибо. Как по-твоему…
— Зинченко убили, Коля.
— Такое у тебя внутреннее чувство? Чуйка, как говорит наш водитель.
— У него был тот, кто убил Алину и, возможно, первую его невесту.
— Как-то это не по-людски… — Коля покрутил головой, — ждать восемнадцать лет. Чего он ждал?
— Кто вел то дело?
— Следователь Андрейченко, Иван Петрович, умер уже. Я был в архиве, просмотрел дело, там двенадцать томов. Копали глубоко, да все без толку. Правда, там мало что осталось — лет десять назад прорвало трубу, хлестало два дня — как раз праздники были…
— Коля, я хотел спросить, — вспомнил Федор, — замочек на подвеске Алины был сломан или нет?
— А я все думал — спросит? Не спросит? — Коля хмыкнул. — Не сломан. И что, по-твоему, это значит? С философской точки зрения?
— Это значит, что цепочку сняли и положили на ступеньки склепа намеренно.
— Не факт. Алина могла держать ее в кармане жакета. Моя Ирка вечно опаздывает, сует в карманы разное барахло, а по дороге цепляет на себя. Или когда шла с парковки, сняла и сунула в карман на всякий случай. А на кладбище, когда он ее нес, цепочка выпала.
Некоторое время они шли молча. Коля добавил, уточняя:
— Он мог снять цепочку, вещь ценная, золотая, а потом выронил.
— Нет, Коля, я думаю, он оставил ее там специально.
— На хрен?
— Не знаю. Чтобы привлечь внимание. Он хотел, чтобы ее нашли.
— Чье внимание? Какой дурак будет за здорово живешь шляться по старому кладбищу? Все, что можно было там спереть, давно сперли. Ты ее обнаружил, потому что искал. Если бы он хотел, чтобы ее нашли, позвонил бы.
— Ты прав, но это был знак, понимаешь? Маяк, который сигналил… Это все, что он мог себе позволить, понимаешь? Хоть цепочку.
— Какой, к черту, маяк?! — в досаде воскликнул капитан. — Что «все»? Что он себе позволил? Что за тайны… папы Карло? Ты прямо как ведьма в зомбоящике. Все, по домам! Про маяк и знаки завтра доложишь Савелию, он такие байки любит.
Они снова замолчали надолго. Неожиданно Коля спросил:
— Что у тебя с ней?
— Ничего.
— Ну и зря! Стареешь, Федька! Я бы на твоем месте…
— Старею, — мирно согласился Федор, спрашивая себя, кого имел в виду капитан Астахов.
Вдруг Астахов, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул, и припозднившееся желтое такси вильнуло в их сторону.
Всю дорогу они проехали молча. Федор вышел у своего дома, капитан поехал дальше. На прощание Федор сказал:
— Знаешь, Коля, говорят, месть такое блюдо, которое нужно подавать холодным.
— Это ты мне как философ? — спросил Астахов и обратился к водителю: — Поехали, начальник!
— Подожди, Коля! Я подумал, надо бы посмотреть на кладбище, желательно с собакой, и чем раньше, тем лучше.
* * *
Федор Алексеев переступил порог собственной квартиры, впервые остро почувствовав свое одиночество. Сна не было ни в одном глазу. Вечер выдался бурный, сейчас ему хотелось сесть и подумать. Разобрать ситуацию по косточкам и разложить по полочкам. Ему казалось, что в тумане вырисовывается некая схема, и главный вопрос — кви продест? Кому выгодно… Кому выгодно убивать девушек Зинченко? Эта история тянулась около двадцати лет и теперь закончилась — Зинченко мертв, обе его невесты мертвы. Как сказала соседка Мария Андреевна — мором выморило всю семью… Убийца знал Зинченко в прошлом, в юности, возможно, в детстве. Что-то они не поделили, ничего не забылось и не простилось — история закончилась только сейчас, теперь окончательно поставлена точка. Месть? Похоже, да. Девушки ни при чем, метили в Зинченко, и он знал кто или догадывался… Кому выгодно? Что получает убийца? Душевный покой? Чувство удовлетворения? Радость от исполненного… долга? Долг?
Что произошло между ними? Зинченко увел у него подругу? Нормальный мужик в этом случае бьет морду сопернику. Федор вспомнил, как дрался с однокурсником из-за девочки, да и потом всякое бывало. Эти дела решаются между представителями сильного пола. Федор не мог представить себе мужика, который мстит обидчику, убивая его женщин. Сюжет для романа или кино, а в жизни нереально и слишком сложно, всегда можно подстеречь в темном месте удачливого соперника и накидать ему от души.
И туфли… и тогда, и сейчас убийца унес туфли жертвы. Фетишист? Или… ревность? Убийца — брошенная женщина, мстящая любовнику… Это реальнее, женщины более склонны к преступлениям, от которых несет театром, позой, коварством, в то время как мужик рвется в бой с открытым забралом, женщина, в силу своей слабости, прибегает к хитростям, ничего не прощает, злопамятна, м-м-м… артистична, пожалуй, и мысленно рассматривает себя будто в зеркале в любой ситуации, даже совершая убийство.
Вышеприведенные мысли Федора носили сугубо теоретический характер и не имели ничего общего с реальностью, от них за версту несло типичным мужским шовинизмом. Федор понимал это, но, доводя свои выводы до абсурда, он, как правило, умудрялся нащупать в хаосе зерно истины, где-то там, на дне. Его девизом было — не бойтесь думать креативно ! Тому же он учил на семинарах и своих студентов.
В итоге раздумий вырисовались два портрета: рыцаря без страха и упрека с открытым забралом и развевающимися перьями на шлеме, прущего напролом, и хитрой слабой коварной женщины, которая тайком подсыпает яд, приветливо улыбаясь, накидывает петлю на шею, толкает в пропасть, предварительно погладив по спине и сняв ниточку с пиджака… фигурально выражаясь. Фигурально! От мыслей до действия — космос! А тут за двадцать лет ничего не забыто, не отболело и стучит в сердце, как пепел Клааса. Это может говорить о проблемах с психикой…
Правда, в наше сложное время ролевой принцип извратился, вокруг полно слабых и коварных мужчин и сильных и грубых женщин, не мог не признать Федор.
Подвенечное платье на люстре и унесенные туфли — реалии одного порядка, поступок скорее женский, чем мужской. А если добавить сюда украшение, зачем-то оставленное на ступеньках склепа…
Хотя платье мог повесить сам Зинченко в наказание себе, испытывая угрызения совести. Мысль о том, что убийца — жених, Федор после некоторого колебания отбросил, не тот психотип, разве что лунатик, ходит в полнолуние по крышам и не ведает, что творит. А кроме того, у Зинченко алиби, и тогда, и сейчас. Тогда — знакомая… кстати, надо бы присмотреться к этой знакомой. И еще раз поговорить с соседкой Марией Андреевной. И повторно расспросить Полину о знакомых Алины или общих, Полякова, несомненно, знала человека, который сел к ней в машину.
Приглашение Майи, вспомнил он с досадой… как некстати! У него была пара дельных, как ему казалось, мыслей, которые нужно немедленно обсудить с Колей и с Савелием. Да, да, с Савелием, как это ни странно — оторванный от жизни Зотов, как пифия, иногда выдавал порцию абсурда, которую следовало рассмотреть детальнее и истолковать должным образом — тут Федору не было равных. Коля только хмыкал издевательски и вздергивал брови.
Майя и Стелла… тоже есть о чем подумать. Федор помнил сильное пожатие горячей руки дивы, многообещающий взгляд в упор больших темных глаз. Что их связывает? Хотя разве непонятно… В том-то и дело, что непонятно.
