— А шары… моя любимая форма — сфера! Вот где совершенство, правда? Самое большое совершенство в любой конструкции — искусственной или природной. Ненавижу прямые линии! В искусстве, как и в жизни, не должно быть прямых линий, вы не находите?
— В искусстве возможно, а в жизни? — удивился Федор.
— В жизни тоже.
Постояв перед «шаровой» композицией, они побрели через лужайку. Собаки Машка и Дашка (Машка в красном ошейнике, Дашка — в коричневом) вились вокруг, норовя прикоснуться, куснуть за руку, подтолкнуть носом, не обращая ни малейшего внимания на окрики Майи.
— Поразительно невоспитанные твари, — сказала она. — А ведь занимались в школе с личным тренером, это удовольствие стоило мне целое состояние. Молодые еще, глупые.
— А что это за порода? Борзая?
— Да. Хорт, русская короткошерстная борзая. Им бы на охоту, на волю, а то маются бедные. Страшно любят гостей, как вы могли заметить. Брысь! — закричала она собаке в красном ошейнике, которая вспрыгнула и попыталась лизнуть Федора в щеку. — Запру в сарае! А где наш мячик? Марш за мячиком!
Борзые и ухом не повели.
Так, в приятных пререканиях с невоспитанными Машкой и Дашкой, они двигались по дорожке, выложенной серыми и зелеными каменными плитами, обогнули дом, и глазам их открылся громадный цветник, не цветник, а целая плантация: по стенам дома пластались плети розовых кустов с мелкими цветками — красными в основном. Пышно цвели разные кусты. Буйство красок, сладкие знойные запахи, жужжание цветочных мух и пчел, брызнувшее вдруг из-за туч солнце — все это сплеталось в негромкий ликующий хор.
В дальнем углу участка сверкала боками невысокая башня из тонированного стекла, на крыше ее под небольшим углом торчали блестящие металлические пластинки, которые Федор принял за солнечные батареи. Сооружение напоминало космический корабль.
— Идемте, я познакомлю вас с Сережей, — сказала Майя. — Сергей — мой садовник, это все, — она повела рукой, — его работа. Он прямо… фантаст!
Только сейчас Федор заметил копавшегося в дальнем углу цветника человека. Они двинулись по дорожке в его сторону. Он выпрямился — стоял, опираясь на лопату, поджидая их. Был это крупный, с обритой головой мужчина средних лет, дочерна загоревший, с пронзительными синими глазами на смуглом лице. Картину довершали камуфляжной расцветки обвисшие шорты, придававшие ему вид рейнджера на покое. Собаки радостно заплясали вокруг него.
— Сережа, это наш гость, Федор Алексеев, профессор университета, — объявила выход гостя Майя.
Федор поклонился и протянул руку.
— А это Сережа, член семьи, можно сказать.
Рука Федора повисла в воздухе. Садовник молча рассматривал его со странным выражением недоброжелательного внимания на лице и не спешил отвечать. Возникла неловкая пауза, и Федор собрался было убрать руку, но тут Сережа, видимо, передумал, перебросил лопату из правой руки в левую и ответил на приветствие — смял в железной ладони руку Федора и кивнул.
«О, тяжело пожатье каменной его десницы! Оставь меня, пусти, пусти мне руку !» — невольно пришло Федору на память, он с трудом удержался, чтобы не поморщиться.
— Сережа, как лилия? — спросила Майя.
Тот снова молча кивнул — хорошо, мол.
— Ночью обещали дождь, не забудь закрыть решетку.
Садовник кивнул, все так же молча.
— Спасибо, Сережа. Идемте, Федор, я покажу вам жемчужину своей коллекции, — заявила Майя.
Они направились к космической башне, и всю дорогу Федор чувствовал между лопаток прицельный взгляд садовника, такой же жесткий, как и его ладонь.
— Он хороший, он мне как старший брат, — сказала Майя. — И предан как собака. — «Собака или все-таки брат?» — подумал Федор. — На нем все здесь держится. И у него руки прекрасные. Он был контужен в Афганистане, ему трудно говорить. Его мой отец подобрал на улице, представляете? В самом прямом смысле — Сережа лежал пьяный. Отец узнал его — это был тот самый парень, который ограбил его месяц назад — пригрозил ножом и забрал деньги. Папа… необыкновенный человек! Он привез его домой, отмыл, вылечил… Сережа был наркоманом. Он остался в доме, жена отца была против, она его сразу невзлюбила, а мне он понравился… уже хотя бы потому, что она его терпеть не могла. Он стал охранником у папы. Так мы и жили… — Майя замолчала. Потом добавила, вздохнув: — Сейчас уже ни папы нет, ни… ее, а Сережа остался, он мое наследство от отца, единственный близкий мне человек. Он живет в домике для гостей, — она махнула рукой куда-то в сторону, — присматривает за хозяйством.
Они уже подходили к башне, когда нос Федора учуял отвратительный запах разлагающейся плоти. Он задержал дыхание, пытаясь убедить себя, что ему показалось. Снова вдохнул и невольно закашлялся. Мысль, что где-то здесь разлагается труп, была нелепой. Собаки исчезли, и Федору пришло в голову, что они не пошли с ними намеренно.
Майя подошла к башне, набрала на банковском пульте код и распахнула дверь. Смрад оттуда ударил с такой силой, что у Федора заслезились глаза и он невольно отступил.
— Смотрите, разве не чудо! — воскликнула художница, входя внутрь.
Федор благоразумно остался снаружи — да и не поместились бы в кабине двое. Он с порога рассматривал растение с картины, как же его… аморфофаллус ! Ну да, аморфофаллус. Мощный пурпурно-красный стержень, жирно лоснящийся, почти одного с Федором роста, победительно торчал из гигантского влажного лилового колокольчика со рваными краями, до оторопи напоминая только что родившееся, еще в родовых пеленах чужеродное и враждебное человеку существо, не то растение, не то гада. Его запах здесь, вблизи, был совершенно невыносим!
— Что это? — пробормотал Федор, стараясь дышать неглубоко.
— Это лилия вуду ! — восторженно произнесла Майя. — Ее называют дьявольским языком, змеиной пальмой, цветком смерти… по-всякому. Смотрите, какая сила, какая победительная мощь! Она сидела в земле пять лет и вдруг в этом году выбросила лист. Мне подарили ее, привезли из Таиланда. Редчайший экземпляр, она невероятно большая для нашего климата.
— Странный запах, — заметил Федор, задерживая дыхание.
— Честный запах, — ответила серьезно Майя. — Она говорит: «Любите меня такой, какая я есть». Она не такая, как другие, правда? Розы, азалии, разные пионы… просто цветы, а это — личность! — В голосе ее слышалось странное возбуждение. — Я люблю рисовать эту лилию! Моя любимая модель.
Восторженная речь художницы напомнила Федору университетские лекции по сексопатологии, слышанные много лет назад, а именно — о подавляемой сексуальности. Хотя, признал он тут же, художники — каста особая, к ним с общими мерками не подойдешь.
Полюбовавшись на лилию, они побрели к дому. Федор вспоминал, как осторожно Майя закрывала дверь башни, как набирала код, и удивлялся — неужели у кого-нибудь появится фантазия украсть это чудо? Тут и собак не нужно — всегда можно найти цветок по запаху.
…Обед был накрыт в парадной столовой, как шутливо объявила Майя. Дверь на фотоэлементах раздалась в стороны, пропуская их. Это был большой пустоватый зал с серым мраморным полом, холодным даже на вид, и массивной черного цвета мебелью: сервантами до потолка, в их витринах сверкали пестрые декоративные блюда из майолики, серебро и хрусталь, длинным столом с двенадцатью креслами с черно-желтой полосатой обивкой, невысоким посудным шкафом. На торцах стол был сервирован двумя приборами, букет блеклых сухих цветов в квадратной керамической вазе с бурыми сине-желтыми потеками глазури помещался в центре.
Стеклянная стена, выходящая на север, открывала взгляду зеленую лужайку с колышущейся серо-голубой массой воздушных шаров. Невесомые шторы из сетчатой серой ткани были сдвинуты к стенам, создавая иллюзию открытого пространства. Машка и Дашка в скульптурной неподвижности сидели на траве, наблюдая за людьми в доме.
Пустота, холод, одиночество — так увидел Федор гостиную дома Майи. Он вспомнил ее слова о том, что на кухне уютнее, и понял, что она имела в виду.
Прислуживала им знакомая уже Федору Идрия, и теперь он мог рассмотреть ее хорошенько. Она напоминала мужчину — высокая, большерукая и большеногая, со сросшимися густыми бровями и заметным пушком над верхней губой, но двигалась проворно и бесшумно, как зверь. В черном платье и белом кружевном переднике, с небрежно закрученным узлом тяжелых смоляных волос на затылке, она, не глядя на них, ставила на стол тарелки и блюда. Лишь раз взгляды их встретились — Идрия смотрела в упор прямо ему в глаза. Взгляд у нее был жесткий и серьезный, но неприязни в нем Федор не заметил.
— Идрия прекрасно готовит, — сказала Майя. — И замечательная хозяйка, я не знаю, что делала бы без нее. Нам повезло найти друг друга. Правда, Идрия?
