Мы подходим к девушкам:
— А вот и мой грустный, но прекрасный друг, сударыни. Это Владимир. Тоже скучает. Девушки смеются.
— Володя, а вы о чем скучаете? — спрашивает его Маша.
— А давайте выпьем за скуку! — перехватывает инициативу Настя.
— А потом в караоке поедем, — выдавливает из себя этот пьяный баран. Кажется, все мои усилия пошли прахом, но неожиданно меня выручает Маша:
— А что? Я, например, очень люблю петь, — похоже, она готова отправиться даже в зал игровых автоматов.
— У вас еще, оказывается, и общие интересы! Маша, ты никогда не говорила мне, что любишь петь!
— Ты никогда не спрашивал, — хмыкает она и переключается на Вову. — А куда поедем? В «Крик»? В «Чипполино»?
— Браво! — Я хлопаю в ладоши. — Ладно, друзья, я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, не хочу отсвечивать, и все такое. — А может, с нами, а? — интересуется Вовка.
— Нет, нет, нет. Наин, ноу вей, но пасаран и так далее.
— Бывай, брат. — Вова встает, обнимает меня и целует в обе щеки. — Завтра увидимся! Счет за стол пусть сюда пришлют!
— Нет проблем, старичок! — Я выскальзываю из его объятий, незаметно посылаю девушкам воздушные поцелуи и возвращаюсь к ребятам.
— Как тебе это удалось? — выпаливает Антон. — Я думал, мы сегодня попали, — кривится Ваня.
— Все зависит от того, как себя позиционировать. — Я допиваю свой виски. — Ваня, позови официантку, пусть она счет за наши посиделки этому кретину отнесет.
Ваня беззвучно, но картинно аплодирует. Антон поднимает два пальца, салютуя. Откуда-то сверху начинает играть «Smalltown Bоу»:
Run away,
Turn away,
Run away,
Run away.
Я ставлю пустой бокал на стол:
— Пора валить, они могут передумать…
ОРГАНАЙЗЕР
Кроме всех перечисленных приемов рекомендуем
взять на вооружение важнейший принцип тайм-менеджмента:
«Все может быть усовершенствовано».
Из какого-то тренинга
Я купил себе новый «Moleskine». Не в том дело, что старый закончился, а просто надоел. Кучи непонятных имен, телефонов, какие-то пометки, цифры, расчеты… Замусоленные страницы, и все такое. Когда-то я его купил, чтобы начать, наконец, писать книгу о ночной Москве. Ну, знаете, списывать портреты с живых людей, подмечать сцены, переносить увиденное на бумагу. Даже первые записи успел сделать. Однажды, сидя в кафе с какой-то компанией, достал эту записную книжку, и тут одна телка говорит: «Ты знаешь, что в таком же блокноте делал записи Хемингуэй?» Представляете? Эта глупая сука так и сказала, причем с таким видом, словно сообщила одной ей ведомое тайное знание, ибо никто, кроме нее, не читал рекламной брошюры, валяющейся на каждом стенде с элитными канцтоварами. «"Moleskine"» — такие блокноты вели Хемингуэй, Набоков и Сент-Экзюпери». Это все равно что сказать человеку с банкой «Пепси» в руках: «Ты знаешь, что это вкус победы?» Не люди, а билборды! С тех пор я при посторонних ничего не записываю в «Moleskine», чтобы не давать идиотам поводов продемонстрировать свою информированность. Эта мысль во мне еще более укрепилась, когда с такими блокнотами стали ходить не только правильные люди типа медийщиков, журналистов, пиарщиков, но и вся колхозная тусовка — от студенток педагогического до содержанок, от менеджеров среднего звена до домохозяек. Полный отстой! А новый блокнот я купил для того, чтобы записывать свои тексты. Писать на диктофон — попсово, а в блокнот — оригинально. Во всяком случае, мне кажется, так оно и есть.
Я открыл первую страницу и под титлом «In case of loss, please, return to» написал: «Рукописи горят!». Блокнот Андрея Миркина. Указал телефон, почту, ICQ. Подумав, дописал запасное мыло и адрес блога в ЖЖ — www.mirkin.livejournal.com. Оценил написанное — вроде все, на строчке as a reward $ ____________________ хотел написать 1000, но передумал и один ноль не дописал. Признаться, мне и сотки-то жалко. И потом, я никогда ничего не теряю. Вот только свитер… черт! Не будем об этом.
А утром следующего дня я сижу в кресле, скреcтив ноги по-турецки, пью растворимый кофе и пишу в «Moleskine» план действий на сегодня:
11:00 (?) — написать ресторанный рейтинг/ звонить по поводу корпоратива Шитикову.
12:00 — забрать фотографии у Марины («мастеркард» — кэш).
13:00 — Рита/ звонить Антону по поводу субботы.
15:00 — Встреча с Исаевым в «Окне»/ совместить Рита, обед.
16:30 — Редакция. Сдать фотографии, «зверинцы» подписать/ звонить уроду из «Полиграм»/ разобрать приглосы, понять, что с вечером/ звонить Лене/ звонить Кате (???)/ авансовый отчет бухгалт (??).
17:30 — Интервью Бухаров.
19:00 — Подъехать к Петрушину (??)/ заехать в «Боско» / Савинская/солярий (?).
— или
19:00 — Ужин (кто?).
Вечер: Какая-то туса (см. разобрать приглосы в редакции).
Многовато дел получается, и, главное, все в один день. Вообще, я заметил, в последнее время количество звонков, встреч, обедов и ужинов, идиотских посиделок и деловых переговоров превысило все возможные пределы. Это следствие моей сверхвовлеченности в проекты? И, самое главное, все вечно переносится, откладывается, перезванивается, согласуется попозже, сдвигается на неделю, «подвешивается на hold», не успевается в срок, замораживается — и вообще непонятно когда делается. Москва — город менеджеров на hold-e. Такое впечатление, что в этом городе все занимаются только тем, что перезабивают стрелки, переносят сроки, меняют графики и уходят от ответственности. Как-то сложно все, понимаете? Будь ты хоть тысячу раз организованным челом, эти упыри-клерки все равно не позволят тебе ничего сделать в срок. Вообще работать получается только с творческими людьми. Мы как-то по-другому чувствуем ритм, врубаетесь? Дышим в унисон, скользим по поверхности, одним словом, понимаем друг друга с полуслова. Э… какая-то левая рифма получилась. Все из-за того, что нервничаю перед этим звонком. Надо тормознуть.
Я иду на кухню, наливаю себе еще кофе, достаю мобильник и начинаю раскладывать пасьянс «Солитер». Я всегда так делаю перед важными делами. Типа, на удачу. Разложу — выгорит, не разложу — выгорит позже. Частенько совпадает. А уж если устанавливаю рекорд по времени, значит, точно поперло. Неразложенные пасьянсы тоже полезны — успокаивают нервы.
Не успеваю загрузить игру, как мобильник начинает конвульсивно дергаться в припадке режима вибрации. «Маринафото» высвечивается на экране. Сколько сейчас времени-то? Уже больше одиннадцати?!
— Марин, ты меня в дверях поймала, — вру я наугад, — хватаю такси и лечу к тебе. Соскучилась?
— Миркин, ты придурок? Время без пятнадцати двенадцать, в каких ты дверях?!! Мне нужно уезжать в половине первого, я не собираюсь тебя ждать, понял?
— Что? Тебе нужно уезжать? — говорю я голосом идиота, не понимающего, о чем идет речь. — А куда? Ты мне ничего не говорила.
— Миркин, какая разница, куда? Ты обещал приехать в двенадцать. Сейчас уже без пятнадцати, а ты еще дома.
— Марин, тут так вышло… мне еще нужно было деньги на трубку положить. — Я соображаю, как бы договориться, фотографии-то нужнее мне, а не ей. — Может, перенесем на обед или на вечер? Как тебе удобно?
— Набери меня часа в три, там посмотрим, — отвечает Марина недовольно.
— Круто! Я тебя тотально обожаю! — кричу я в трубку. — Какой же ты раздолбай! — Марина отключается.
…Без десяти двенадцать, надо же! Как время то быстро идет, а? Чувствуете ритм? Так… Марина переносится на три, значит забрать у нее фото и приехать с ними в редакцию к полпятому не выйдет. А позже без мазы — интервью с Бухаровым. Ехать в офис без фотографий ради авансового отчета и разбора пригласительных беспонтово. Я зачеркиваю Марину в 12:00 и редакцию в 16:30. Стало попросторней. Знаете это чувство? Когда зачеркнешь в ежедневнике какое-нибудь дело, возникает ощущение, словно уже сделал его, правда?
Что ж, остается набросать ресторанный рейтинг, выпить еще кофе — и вперед, к Ритке. Первая половина дня фактически сложилась. Что мне нравится в моей профессии — так это мобильность. Да честно говоря, мне моя профессия вообще нравится.
Начнем с определения. Кто такой журналист? Если на визитке у меня написано «гламур-менеджер», то в определении я пошел бы еще дальше — «провайдер духовности». Для нашей аудитории мы — носители сакрального знания. Мы развиваем и доносим до людей тренды и правильные понятия, сокращая время, которое они потратили бы на решение вопросов, что купить, куда сходить и где поесть. Мы обогащаем их лексикон и интеллектуальный багаж фразеологизмами и речевыми оборотами: большинство славных представителей московской тусовки, несмотря на проживание в окрестностях Рублевского шоссе, не умеют внятно излагать свои мысли. В силу образования/воспитания либо в силу отмирания данного навыка, за ненадобностью. Посему говорить за них приходится нам, светским хроникерам эпохи первичного накопления капитала. Они говорят фразами из наших статей, спорят нашими едкими комментариями к светской хронике, оперируют крадеными у нас шутками. Мы для них круче толкового словаря Даля для русской интеллигенции. Если общественный регресс продолжится, многим нашим персонажам, дабы отстаивать собственную позицию, придется либо носить с собой коробки с глянцевыми изданиями, либо научиться пользоваться ноутбуком и демонстрировать доказательства своей правоты с экрана монитора. Они почитают нас сильнее, чем язычники — своих деревянных богов.
