— Мы еще не убирали, Анна Ивановна. Мы только собирались, — сказал Володя.
Олег знаком показал Володе, чтобы тот замолчал.
— Понимаете, Анна Ивановна, — грустно сказал Олег, — мы пришли, а снега нет. Вчера был, а сегодня нет.
— Уже вчера вечером не было, — сказала Анна Ивановна.
— Так мы же не виноваты! Мы днем договаривались. Уж так мы хотели поработать!.. А хотите — мы во дворе уберем?
— Я-то ничего не хочу, — сказала Анна Ивановна. — Мне было интересно только узнать, что это вас так на работу потянуло? И почему вы посреди зимы про поход говорите?
— Потому что мы решили заранее подготовиться, — сказала Вика. — Нужно, чтобы у нас дружба была.
— А разве до этого у вас дружбы не было?
— Немножко была, — уклончиво ответила Вика.
— Честное слово, была! — воскликнул Олег. — Только так… один день была, другой не было… А теперь мы каждый день дружим, с самого утра и до конца уроков! И даже — после уроков!
Лиля фыркнула, вспомнив что-то смешное.
— Даже Олег с Игорем помирились.
Анне Ивановне оставалось только руками развести. Этого она еще не знала.
— Да ну?.. Ох, что-то очень уж хорошие вы стали…
— Точно, — подтвердил Олег. — Верно, Игорек?
— Угу, — отозвался Игорь.
— Ой, Анна Ивановна, а вы еще не все знаете! — всплеснула руками Вика. — У меня Саша Кукин списывать перестал. Он теперь все уроки сам делает.
— Ой, что-то страшно мне, — сказала Анна Ивановна. — До чего же вы эдак дойдете?
— Не бойтесь, Анна Ивановна, — успокоил ее Олег, — мы еще лучше будем. У нас класс и так — лучший в школе. А будет лучший во всем мире.
— Кузя!.. — строго сказала Анна Ивановна, видя, что Олега опять понесло.
Но Олег не был бы Олегом, если бы мог остановиться.
— Даже во всем космосе!
— Опять поехал! — еще строже сказала Анна Ивановна. — Остановись, Кузя, несчастный ты человек!
— Почему несчастный?
— Потому что хвастун.
Но разве Олега можно остановить такими словами? Олег прекрасно чувствовал, что в голосе Анны Ивановны нет сейчас настоящей строгости и потому готов был говорить хоть до вечера.
— Анна Ивановна, я не про себя говорю, а про всех, про весь класс.
— Да, может, вы все хвастуны, — сказала Анна Ивановна, — Вы же снег пришли убирать, так убирайте. Не языком, а лопатами.
— Мы — хвастуны?! — грозно спросил Олег. — А вот увидите, какие мы хвастуны! Мы вам покажем… То есть я хотел сказать: мы ему покажем! То есть я хотел сказать: мы всем покажем!
Олег повернулся к ребятам и поднял над головой лопату.
— Все — во двор! — свирепо крикнул Олег, — Сейчас мы там все уберем! Чтоб ни одной снежинки не осталось!
Но издавая свирепые вопли, Олег все время косил на Анну Ивановну вполне мирным и хитрым глазом. Увидев, что Анна Ивановна собирается уходить, Олег решил поставить последнюю точку.
— Анна Ивановна!
— Что еще? — отозвалась Анна Ивановна уже со ступенек.
— Значит, вы директору теперь ничего не скажете?
— Подумаю…
— Анна Ивановна, — торжественно произнес Олег, — ведь даже Кукин не списывает!
— Ну, пока я этого не вижу, — усмехнулась Анна Ивановна и взглянула на часы, — Но через двадцать минут увижу. А где он, кстати, Кукин? Почему не с вами?
— Он… Он повторяет. Мы его освободили. Так вы не скажете?
— Можно мне немного подумать, Кузнецов?
— Можно, — согласился Олег, — только не очень долго. А то мы все нервничаем.
Шестой «в», возглавляемый Олегом, направился во двор. Анна Ивановна вошла в школу. Она тоже не знала о том, что произойдет здесь вот сейчас, всего лишь через две минуты.
8 часов 40 минут
Шестому «в» оставалось только обогнуть угол школы, когда он был остановлен воплем Кукина.
— Ребя, стойте! Я — с вами!
Шестой «в» приостановился. По тротуару, зажав под мышкой пальто, несся Кукин. Подбежав к ребятам, он обернулся и помахал рукой шоферу, который уже сидел в кабине.
— Во машинка — шесть скоростей! — выпалил Саня.
Взгляд Сани скользнул по противоположной стороне улицы. Вдруг Саня замер, вытаращил глаза и показал рукой на нечто, видимое пока ему одному.
Все головы повернулись в сторону, куда указывал Саня.
Напротив школы, в просвете между домами, стояла трансформаторная будка. И на будке этой красной краской по белому кирпичу четко вырисовывалась надпись:
А+В=ЛЮБ
Совершенно машинально, но так же согласно, головы повернулись к Володе. Он стоял бледный и, не отрываясь, глядел на надпись.
Затем Володя посмотрел на Кукина. Во взгляде его было отчаяние. Дальнейшее заняло несколько секунд.
Володя бросился на Кукина, а тот отшатнулся от Володи и побежал через улицу. Володя погнался за ним. Он ступил на мостовую, поскользнулся на обледенелом асфальте и, размахивая руками, заскользил на ногах почему-то не поперек, а вдоль улицы. А навстречу ему — не быстро, но неумолимо, скользила тяжело груженная машина с прицепом. Передние колеса грузовика были уже вывернуты в сторону, но он почему-то все ехал, ехал и не сворачивал.
Володя ударился о колесо, отлетел, будто подпрыгнул, и упал на мостовую.
Мгновенно откуда-то появились люди. Они сбегались со всех сторон: с тротуара, с мостовой, с той стороны улицы и, казалось, возникали прямо из воздуха.
Шестой «в» не крикнул, не шевельнулся. Все стояли молча и, ничего не понимая, смотрели туда, где только что был Володя, а теперь гудела, кричала и причитала толпа.
Из распахнувшихся дверей школы хлынул поток учеников. Вперемешку с ними бежали взрослые: учителя, уборщицы. Где-то промелькнула серая кофта Анны Ивановны.
Кукин был уже среди ребят. Заглядывая в лицо то одному, то другому, хватая соседей за плечи и за руки, Кукин забормотал:
— Я же не виноват… Я же не знал… Я же не хотел…
И лишь тогда шестой «в» опомнился и бросился туда, куда, казалось, стекался сейчас весь город.
Только один человек остался на месте. Но в суматохе, разумеется, никто не обратил на это внимания.
8 часов 44 минуты
Володю Климова увезла «Скорая помощь».
* * *
Первый звонок прозвучал, как обычно, в девять часов.
В девять часов семь минут в кабинет директора влетела Светлана Семеновна.
Директор разговаривал по телефону.
— Больница? Приемный покой, пожалуйста. Приемный покой? Извините, вас опять беспокоит директор школы… Что с мальчиком? Еще не ясно? Так когда же, наконец, будет ясно? Я не кричу… Хорошо, буду ждать.
Закончив разговор, директор вопросительно посмотрел на Светлану Семеновну. Она тряхнула головой, словно отогнала слова, приготовленные по дороге: то, что она сейчас услышала, было важнее.
— Что с ним? — спросила Светлана Семеновна.
— Они еще не знают. Обещали позвонить, когда закончат обследование.
— Но он жив?
— Да, жив.
— Тогда что же это такое?! Что это значит, Сергей Михайлович?! — с отчаянием спросила Светлана Семеновна. Она схватила директора за руку и потащила к окну.
На мостовой возле школы все так же с вывернутыми колесами стояла машина. Около нее — два милицейских мотоцикла. Немного в стороне — синяя «Волга» с красной полосой на боку. Двое милиционеров, растянув рулетку, вымеряли что-то на мостовой. Третий, поглядывая на них, рисовал схему происшествия. Толпы уже не было — толпа разошлась. Лишь человек пятнадцать внимательно наблюдали за происходящим.
— Вы это видели? — спросила Светлана Семеновна, указывая на трансформаторную будку.
Директор не сразу понял, что он должен увидеть, а когда увидел и понял, что это означает, лицо его стало брезгливым.
— Вот мерзость! — сказал Сергей Михайлович, — Теперь понятно, почему он побежал через дорогу.
— А мне не понятно! — крикнула Светлана Семеновна. — Мне вообще ничего не понятно! Откуда все это? Почему? Зачем? Я прихожу на урок, и ученики другого класса рассказывают мне, что все это уже давно началось. А я ничего не знала! И вы ничего не знали?
— Светлана Семеновна, сейчас я просто не в состоянии вести педагогические разговоры. Идите лучше на урок.
— Хорошо, — согласилась Светлана Семеновна. — Я пойду. Я знаю, куда пойду!
Светлана Семеновна направилась было к двери, но та сама робко и неуверенно отворилась ей навстречу. Так же неуверенно в кабинет вошел шофер в поношенном пиджаке, ватных брюках и негнущихся валенках с резиновыми галошами.
— Здрассте, товарищи, — виновато сказал шофер, приглаживая правой рукой волосы.
В дорожной одежде, со своими валенками и ватными брюками, он странно выглядел в светлом кабинете. Как-то совсем он не подходил ни к новеньким модным креслам, ни к полированному столу, ни к блестящему светло-шоколадному паркету. Очевидно, шофер чувствовал это и сам. Рука его привычно хлопнула по правому боку, но тут же он понял, что папиросы остались в кабине, вместе с телогрейкой, и засмущался еще больше.
