В тот миг, когда Гусев и Колосов молча сверлили друг друга взглядами, как два кота перед дракой, в палату невозмутимо вошла пожилая нянечка, прошествовала к кровати Гусева, откинула одеяло и подсунула под Крышу судно.
— Время на горшок ходить, парень, — напомнила она. — Сходишь — позовешь или ему вон скажешь, — она кивнула на Колосова. — Это сродственник, что ль, твой?
Гусев стиснул зубы. Колосов поднялся.
— Прощай, Виктор, — впервые он назвал Гусева по имени. — Может, еще свидимся когда-нибудь.
Крыша помедлил, потом молча кивнул.
— А ты думал, так он тебе все и выложит на блюдечке с голубой каемочкой? — Королев охотно поддержал свою репутацию скептика, когда вечером они обсуждали неутешительные результаты этого неуклюжего прощупывания коломенского лидера. — Это ж гусь, скотина неблагодарная, бандит недорезанный! А ты его на руках до машины пер, сиденья вон все в тачке его поганой кровью изгадил — теперь небось выходной угробишь целый на отмывку. Эх, да была б моя воля… Ничего он нам не скажет, даже если и не загнется, и не мечтай, и не рассчитывай на это. С такими только на их собачьем языке разговаривать можно, они только кнут и понимают.
Колосов слушал и не спорил. Что проку? Конечно, глупо было рассчитывать Признательность Крыши — не звучит.
Хотя в какой-то момент все же показалось, что они сумеют найти общий язык. Ну да, видно, промашка вышла, что ж…
Ясности по «коломенской версии» не прибавилось. Впереди по ее проверке теперь маячила нудная рутинная работа: разработка задержанных во время разборки соратников Гусева, пока они находились в СИЗО Самого Крышу планировалось перевести в тюремную больницу. Королев проследит, чтобы в палате «безноженька» не оказался без соответствующей компании. Если расчет на признательность крутого не оправдался, возможно, негласные методы работы что-то принесут новенького, а впрочем.
Впрочем, возможно, коломенцы — версия совершенно неперспективная. Сожженный джип, автоматная очередь, брошенная граната — это как раз для таких, как Гусев и компания. Пригодно это и для их «коллег» — михайловской ОПГ. Но разорванное горло, сломанная шея, облитый кровью забор, какие-то там волосы… И все-таки, если Гранта убрали не крутые и не какие-то там мифические цыгане, если Гранта прикончил кто-то неизвестный по неустановленному пока еще мотиву, что тогда? С чем придется столкнуться? Вернее, с кем? И с какого конца разматывать этот клубок, решать это уравнение, где одни лишь иксы и игреки?
В тот вечер свет в колосовском кабинете горел допоздна.
Дежурный по розыску даже подумал, что начальник отдела убийств заступил на сутки. Колосов сидел над крупномасштабной картой Раздольского района, изучал ее квадрат за квадратом. Да, окрестности Половцева не столь уж и многолюдны. Тихие дачные места, поселки Уваровка, Лушино, Грачеве, Сергеевка, Мебельный. А вот и цыганская новостройка, два бывших пионерлагеря, ныне закрытых на ремонт, база отдыха «Отрадное», ее, кажется, кто-то арендует — берега Клязьмы, территория, некогда принадлежавшая Министерству водного транспорта. Сейчас там все в запустении. Вот, пожалуй, и все места, где можно укрыться этому НЕИЗВЕСТНОМУ ФИГУРАНТУ ПО НЕСФОРМУЛИРОВАННОЙ ДАЖЕ ЕЩЕ ВЕРСИИ УБИЙСТВА.
А кругом — экологически чистая зона: лесной массив, раскинувшийся до самых границ Владимирской области. Не много в Подмосковье найдется мест, где сохранились такие нетронутые угодья.
Колосов отодвинул карту. Лес он и есть лес — отрада грибников, убежище зверья всякого. А оперу вроде бы в таком безлюдье делать нечего. Какого еще лешего искать в этом буреломе?
Глава 8
ПСОВАЯ ОХОТА
Для Кати время со вторника по пятницу тянулось бесконечно долго: Кравченко в среду взмыл в небеса яко голубь — рейс из Шереметьево-2 Москва Вена, и в Катиной квартире на Фрунзенской набережной сразу же воцарилась пустота и скука. Весь четверг Катя была целиком поглощена своими переживаниями, даже вспыхнувшая «гангстерская» война, о которой она прочла в сводке, ее не заинтересовала. Бог с ними, с этими криминальными дураками, их много, а я одна, о всех писать — бумаги не хватит. О деле Сладких Гранта тоже как-то не размышлялось. Любопытство и репортерский азарт меркли перед завладевшей сердцем печалью.
Что поделаешь, если мир внезапно стал похож на голую пустыню, потому что из вашей жизни ненадолго улетучился человек, к которому вы неравнодушны.
В конце концов, утомившись от всей этой меланхолии, Катя на себя рассердилась: хватит страдать, вернется драгоценный В. А. - никуда не денется. К тому же он попрощался с ней, отнюдь не обливаясь слезами. Накидал столько поручений перед отъездом, только успевай поворачиваться — и то не забудь, и то купи, и туда не опоздай.
Самое неприятное поручение выпадало, как назло, на выходные — на субботу. И отказаться от этого поручения Катя никак не могла. Дело в том, что о необходимости посетить девять дней по Кириллу Арсентьевичу Базарову и передать его близким слова скорби и соболезнования от семьи Кравченко Катю попросил не кто иной, как Вадькин отец. Он позвонил по телефону, посетовал на разыгравшийся приступ желчекаменной болезни и попросил «великодушно», «если ей, конечно, не затруднительно», заменить его на поминках: «Сам не в состоянии отдать дань другу, Катюша. Вадим уехал. Придется вам — отвезите цветы и передайте на словах от всех нас…
А то, если никто от нашей семьи там не появится, будет крайне неудобно и…»
Словом, Катя не могла ответить старику генералу отказом.
Свекор был добр к ней. К тому же в семействе Кравченко весьма ревностно соблюдались все эти церемонии. Делать нечего — она согласилась ехать. К Базаровым на девять дней ехал и Мещерский — тот заменял свою бабку Елену Александровну — подругу жены Кирилла Арсентьевича. От Мещерского Катя узнала, что тризну будут справлять не в московской квартире «патриарха», а на природе, на его даче в Уваровке, перешедшей теперь по наследству к детям. «Бог мой, в такую даль тащиться, к совершенно незнакомым людям», — ныла Катя. Когда же она узнала, что Мещерский собирается в Уваровку чуть ли не в восемь часов утра, это в субботу-то, когда сам бог велел нежиться в кровати до полудня, жалобам ее не было конца.
— Ничего не могу поделать, Катюша, — бубнил Мещерский в трубку. — Мы еще неделю назад со Степаном договорились, что я приеду. Полевой лагерь его школы сейчас на базе отдыха в «Отрадном» расквартирован, а это от Уваровки рукой подать. Степка мне кое-что показать хотел. Это, знаешь ли, важная деловая встреча. Если договоримся, они нашей фирме крупный заказ сделают на поставку снаряжения, так что…
Не тащиться же было в эту Тмутаракань на электричке — Катя вынуждена была согласиться ехать в такую рань. Ее так и распирало от досады: надо же какой делопут Сережка стал!
Деляга несчастный — встреча у него, заказ…
В последний год Мещерский с головой погрузился в проблемы туристической фирмы «Столичный географический клуб», совладельцем которой прежде был лишь номинально.
Чего они там только эти чокнутые географы не изобретали!
Катя все ждала вести о неминуемом банкротстве Сережкиной фирмы, но он как-то ухитрялся держаться на плаву. Вот только никаких доходов не было видно. Однако на все Катины упреки у Мещерского был один ответ: «Мы пропагандируем. нетрадиционный спортивный туризм. Конечно, не все у нас пока идет гладко, но у кого сейчас проблем нет? Я же работаю на перспективу, пойми. Ради нас всех. Чугунов — Вадькин босс — не вечен, сама знаешь, а к другому Вадим наниматься в эти самые телохраны не будет — сыт по горло, сам признается. А с нуля что-то свое начинать невозможно. Вот я и закладываю для нас базу на всякий пожарный. Ты погоди, вот мы сейчас с дайвингом развернемся, наладим контакты с африканскими фирмами, насчет полета на воздушном шаре идею обмозгуем, я тут прикинул, нет, ты послушай меня…»
Катя обычно только рукой махала на эти его «идеи». Раз уж Сереженька вбил себе в голову, что он второй Миклухо-Маклай — ничего не поделаешь. Надо терпеть Несмотря на всю свою неохоту и недовольство, к базаровскому визиту Катя подготовилась весьма тщательно. Придирчиво выбрала платье — хоть и жара стоит, а что-то легкомысленное на такое мероприятие не наденешь. Опустила на ночь цветы в ванну с водой. Розы стоили баснословно дорого, и денег Кате было безумно жаль, но нельзя, чтобы делегат от семьи Кравченко заявился в базаровский клан с каким-то жалким веником.
С тяжким вздохом поставила она будильник на шесть утра.
За день устала так, что казалось — коснись головой подушки, сразу провалишься в сон. Но не тут-то было. То ли духота была виновата, то ли пустая и гулкая темная квартира, только ей не спалось. И мысли какие-то лезли в голову… Вспомнился вдруг тот ветхий дом и запущенный сад, который они осматривали вместе с Никитой, и тот жасмин под окнами и черные зловонные пятна на заборе. Там тоже было тихо, как в могиле: там побывала смерть. Катя заворочалась с боку на бок, взглянула на часы. Все-таки для чего Никита взял ее тогда с собой на место убийства этого киллера? И отчего она не ощутила того самого неуловимого «что-то не так в этом деле», которое явно все сильнее тревожило Колосова? Ведь прежде интуиция ее никогда не подводила… Катя крепко зажмурила глаза — надо спать. Из угла тут же выплыла чья-то страшная рожа с горящими желтыми глазами. Но Катя мысленно сказала кошмарику «кыш» и начала старательно считать розовых слонов. Сон накатывал медленными плавными волнами.
