окончательно попрощалась с этим местом и пошла за названой сестрой.
Рите ворчала и чертыхалась, потому что ветки постоянно цеплялись за одежду, а туфли тонули в мокрой после дождя земле. Путь до трассы она обозвала дьявольской дорогой. Я же уже привыкла к лесу и даже жалела, что покидаю его.
— Как ты тут жила? — Мы подошли к трассе, и Рите открыла дверцу своей машины. — Это же самая настоящая жуть!
Жутко было рядом с Мейсоном, а тут отлично, но я решила этого не произносить. Разговаривать не хотелось. Из-за внутреннего напряжения я с трудом заставила себя сесть на переднее пассажирское сиденье и тут же отвернулась к окну.
— Знаешь, хочу отметить… — Рите села за руль и завела машину. — Последний месяц явно был для тебя непростым. Ты жила в жутких условиях, но выглядишь великолепно. Пусть и немножко потрепанной. Даже завидую.
— Было бы чему завидовать.
— Я серьезно. Окажись я на твоем месте, на меня нельзя было бы взглянуть без слез. У тебя губа разбита, на скуле синяк, волосы растрепаны и одета ты непонятно во что… Но даже я, девушка, с трудом отвожу от тебя взгляд.
Я не ответила.
Рите мягко вывернула машину на дорогу и продолжила:
— Твоя мама часто говорила, что хотела, чтобы ты стала актрисой или моделью. С такой внешностью тебе везде открыты двери. Да студии передрались бы за право заполучить тебя!
— Ты преувеличиваешь. — Хотелось одного: чтобы Рите хоть немного помолчала. Лучше бы после сегодняшнего рассказа с ее губ больше не сорвалось ни одного слова о моей маме.
Но она не умолкала.
— Да, как актриса или модель ты была бы востребована. Тут же произвела бы фурор. В нашем городке говорили, что великолепнее тебя девушки не видели. А это выводило Мейсона из себя. При мысли что ты станешь моделью и каждый сможет на тебя смотреть, он впадал в ярость. Особенно если фотографии будут… Ну, например, где ты в купальнике. Твоя мать это видела и специально заводила при нем такие разговоры. А в итоге не отдала тебя в агентство. Знаешь почему?
— Аристократка не может пойти в модельный бизнес или в киноиндустрию. Это унижение для нее, — произнесла я на выдохе, надеясь, что после этого Ритела замолчит.
Я прекрасно знала о намерениях мамы. Ей нравилось красиво одевать меня. Словно куклу. Еще она часто нанимала фотографов и устраивала для меня фотосессии, а позже рассматривала снимки и твердила, что хорошо бы разместить их в каких-нибудь журналах. Это было несложно даже без агентств. Главное — знать, кому и сколько заплатить.
Думаю, ее намерение отдать меня в модельный бизнес было более чем серьезным, но когда мама на это решилась, ее остановил отец Рителы и Мейсона. Сказал, что это унизительно. Что девушке с благородной кровью непозволительно развлекать простолюдинов.
Я к этой ситуации отнеслась холодно. Мне не нравились фотосессии, и я терпеть не могла часами наряжаться. Но хотелось, чтобы мама мной гордилась. Поэтому я терпела все. Даже делала вид, что я в восторге.
Лишь спустя годы бесконечных наблюдений в голове родилась едкая мысль. Мама гордилась не мной, а собой. Словно скульптор, который создал творение и постоянно дополнял его разнообразными нарядами.
Я долго думала над этим и пришла к выводу, что это моя вина. Раньше я не давала повода гордиться мной как личностью. Просто хорошо выглядела. Но это не моя заслуга. Я родилась такой и не имела права считать своим достижением то, к чему не приложила никаких усилий. То, чего не добилась самостоятельно.
Стоило это осознать, как в голове будто щелкнуло. Я закопалась в книги, ведь первое, в чем я могла проявить себя, — это учеба. Мои оценки и так были неплохими, но я не успокоилась, пока не стала лучшей в классе. Позже жадно изучала иностранные языки и живопись. Пыталась пробовать себя везде и сразу.
Я до сих пор считаю это время золотым. Тогда я словно ожила. Нашла себя во множестве интересных занятий и саморазвитии. Стала человеком и наконец-то отыскала то, чем хочу заниматься в будущем. Правда, сейчас уже не была уверена в том, что у меня получится.
Трудно думать о будущем, когда меня везут к Мейсону.
— Верно. — Рите кивнула. — Ни одна девушка из высшей знати не станет моделькой или какой-то там актриской. Но все же внешность имеет огромное значение. Например, это возможность заключить выгодный брак. Да и вообще много всего другого. Я веду к тому, что красота — страшная сила. У тебя этой силы хватает, но ты ею практически не пользуешься. Почему?
— Я так понимаю, бесполезно говорить, что главное — то, что внутри человека, а не снаружи?
— Брось. — Рите улыбнулась и качнула головой. — Разговоры о высоком давай оставим на потом. Сейчас сосредоточимся на важных советах, которые я пытаюсь тебе дать.
— Ты уверена, что я в них нуждаюсь?
— Более чем. Твоя внешность — это женская сила. Пользуйся ею. Заставь Мейсона встать перед тобой на колени.
Меня аж покоробило от этих слов. Рите, увидев это, шумно выдохнула.
— Лив, знаешь… Я считаю, что для женщины главное — ум. По этой причине сама сутками учусь. У меня на жизнь великие планы. Я знаю, что ты неглупая девушка, но вот женской хитрости тебе не хватает. А сейчас она бы тебе очень пригодилась.
— В тебе этой хитрости достаточно, чтобы обучать меня?
— Не сказала бы. На самом деле я даже не могу точно подсказать, как тебе сейчас вести себя с Мейсоном. Зато понимаю, что он по тебе с ума сходит. Просто пытаюсь тебя воодушевить и направить. Я волнуюсь, Лив. Мейсон — зверь. Я с этим не спорю, но уверена, что своей женской хитростью ты сможешь его приручить.
Машина замедлилась, и ладонь Рите легла на мое плечо. Я обернулась к ней, и пальцы бывшей подруги еле ощутимо дотронулись до моей щеки.
— Это Мейсон сделал? Я имею в виду разбитую губу и синяк на скуле? — Она скользнула взглядом по моему лицу.
— Да.
Она шумно выдохнула и убрала ладонь.
— Если честно, я рассчитывала на ответ «нет». Теперь хочется оторвать Мейсону руки. Какой же он придурок!
— Все еще хочешь отвезти меня к нему?
— Не очень, но делаю это, потому что уверена: на данный момент это единственно возможный вариант остановить разрушение нашей семьи.
Рите наконец-то замолчала, и я предпочла тоже ничего не говорить. Дальнейшую часть дороги мы провели в тишине.
Когда мы въехали в город, напряжение в груди усилилось,