Эдде предстояло начать с грязной работы. В ее обязанности входило убирать использованные инструменты, отмывать их от крови, помещать в стерилизатор, где они двадцать минут кипятились, потом вынимать стерильными щипцами и класть на стерильные же, покрытые салфетками лотки, которые отправлялись в паровой автоклав. Тяжелая и опасная работа, где в любую минуту можно ошпариться или обжечься. Поэтому она была строго ограничена по времени и занимала лишь небольшую часть дежурства.
Операционная сестра ассистировала хирургу и часто сама зашивала раны. В случае дорогостоящих операций операционную сестру сменял врач, от чего хирург бывал не в восторге, потому что сестра была опытнее и от нее было больше толку. Но, к несчастью, у нее не было докторского диплома, так что богатые, как это ни парадоксально, получали за свои деньги менее квалифицированную помощь, чем бедняки, которые довольствовались тем, что дают. Проходя практику, Эдда частенько посмеивалась, видя, что деньги и положение не всегда гарантируют наилучшее лечение. Слишком придирчивые пациенты тоже оказывались в проигрыше. У пострадавшей сиделки была масса способов отомстить зловредному больному, от устрашающих доз слабительного до зудящей сыпи. Сиделки ведь тоже люди!
Еще Эдда узнала, что одна из сестер, стоящих вокруг операционного стола, подает стерильные инструменты хирургу или операционной сестре, а использованные бросает в лоток, который уносит санитарка. Другая считает количество салфеток, закладываемых в рану. При полостных операциях салфетки могут быть величиной с женский носовой платок и их требуется не меньше дюжины. Перед наложением швов все их обязательно убирают. Если оставить салфетку внутри тела, начнется воспаление и пациент может умереть.
Еще одна сестра ассистирует анестезиологу, выполняя любую его команду. Короче, каждый стоящий у операционного стола имеет определенные обязанности и не должен ничего упускать. Операционная сестра, ее помощница и еще пять медсестер образуют операционную бригаду. Таких бригад две, и при длительных и сложных операциях они могут сменять друг друга. В остальное время они тоже не сидят сложа руки — приходящие в себя пациенты требуют особого ухода.
К счастью, операции не вызывали у Эдды ни тошноты, ни отвращения — ей было просто интересно. Уверенные руки в резиновых перчатках осушали кровоточащую рану, устанавливали металлическую трубку, чтобы отсосать кровь, накладывали зажимы на упрямо кровоточившие сосуды, умело пользуясь всем арсеналом кровоостанавливающих средств — просто восхитительно! Правда, хруст кости под пилой привел ее в шок — развеялись как дым все романтические представления о деликатных руках хирурга! Руки у них должны быть крепкими и сильными, как у простых механиков.
Доктор Гордон был рад новой аудитории: удаляя аппендикс, он оживленно наставлял практикантку, к большому неудовольствию помощницы операционной сестры.
— Как видите, мы не углубляемся в брюшную полость, потому что это довольно опасно. Но толстая кишка и так хорошо видна, вот она лежит поперек других кишок. Видите ее? Вот и отлично! Обратите внимание, что брюшная полость имеет ярко-розовый цвет — это первый признак начинающегося сепсиса, но мы успели как раз вовремя и предотвратили перитонит. Операция достаточно простая, потому что слепая кишка расположена рядом с брюшной стенкой, а червеобразный отросток отходит как раз от нее. Такой маленький, а проблем с ним много — он часто воспаляется. В него набивается всякая дрянь, что-то вроде твердых маленьких фекальных катышков.
— Это как бы запор? — спросила Эдда, не совсем уверенная, что она может задавать вопросы.
Хирург загоготал:
— Запор бывает с другой стороны, милая.
— А вы вскрываете саму кишку, сэр?
— Хотелось бы! Нет, в кишках находятся фекальные массы с огромным количеством микробов. Если вскрыть кишку, они окажутся в брюшной полости и тогда неизбежен перитонит, сепсис и смерть пациента. У нас нет средств, убивающих микробы. Если я удаляю часть желудка или привратника в случае язвы или раковой опухоли, очень важно зажать края оставшейся ткани, чтобы содержимое не попало наружу, пока не наложены швы. То же самое при удалении части кишки в случае рака, когда соединяют два ее конца, но это очень рискованная операция. С желчным пузырем попроще, там можно убить микробы, принимая внутрь лекарства или делая инъекции. Вопросы есть?
Самый главный вопрос Эдда задать не решилась: почему все хирурги имеют шотландские корни? И инженеры тоже. Есть ли в этом какая-то закономерность?
Правда, доктор Герцен родился и вырос в Германии, и жителям Корунды сильно повезло, что у них в городе обосновался столь известный ортопед. К нему приезжали даже из Сиднея. Самая драматичная история в жизни доктора произошла во время Первой мировой войны, когда, несмотря на энергичные протесты местного населения, федеральные власти в шовинистическом угаре интернировали его как подданного вражеского государства, лишив права на медицинскую практику. Поскольку диплом он получил в Сиднейском университете, этот запрет имел не больше смысла, чем его двухгодичная изоляция. Корунда отчаянно боролась за своего доктора, и, освободившись, он продолжал преданно ей служить. Недавний житель Сиднея предпочел вести практику в городе, который сумел добыть ему британский паспорт.
В отличие от доктора Гордона, который не всегда был занят, Герцен оперировал практически каждый день. При необходимости они могли заменять друг друга.
Эдду вскоре сняли с грязной работы — теперь она подавала инструменты во время операций и одновременно узнавала массу интересных вещей. Операционная сестра ее полюбила — это означало, что ей дадут возможность попробовать свои силы в разных областях.
В тот день Гордон с Герценом оперировали вместе, но без анестезиолога.
— Пациент находится в коме, — объяснила Эдде сестра Маршалл, когда они мыли и дезинфицировали руки перед операцией. — Доктор Герцен попытается удалить внутричерепную гематому, сгусток крови, образовавшийся над мозговой оболочкой, который на нее давит. Такие гематомы, поглощая жидкость, увеличиваются в размерах. Но пространство внутри черепной коробки ограниченно, и для разбухающей гематомы там просто нет места. Она начинает давить на мозг, причем все больше и больше, что может привести к смерти пациента. Наши хирурги попытаются удалить сгусток и тем самым убрать давление на мозг.
— А как определяют, что у пациента внутричерепная гематома? — спросила Эдда. — Разве есть такой анализ?
— Кома, эпилептические припадки одной половины тела и разная величина зрачков — классические симптомы внутричерепной гематомы. Рентген не показывает сгустков крови, но доктор Герцен уверен, что у пациента огромная гематома в височной части головы. На это указывает потеря речи. Доктор Гордон с ним согласен.
— Может быть, лучше поставить на инструменты сестру Тримбл?
— Честно говоря, я бы этого не хотела. Кое-какие инструменты пришлось позаимствовать в Сиднее, и Тримбл их не знает. А вы проходили курс обучения и должны быть с ними знакомы хотя бы теоретически. Если повезет, они нам вообще не понадобятся, но…
Богиня закончила речь, и Эдда заняла место у операционного стола, чтобы доказать, что она кое-чему научилась.
Сделав небольшой разрез на коже головы и обнажив кость, доктор Герцен взял в руки нечто похожее на обычный коловорот. Круглый полый резец был диаметром с полпенса. Хирург повернул ручку, и резец стал вгрызаться в кость, а доктор Гордон осторожно собирать стружку.
— Внимание, я достиг оболочки, — предупредил доктор Герцен.
Через мгновение он поднял резец с кружочком кости. Хирурги наклонились над раной. Эдде ничего не было видно.
— Да там все черно от крови. Эрих, ты оказался прав! — воскликнул доктор Гордон.
— Отсос готов?
— Да.
— Я надрежу мозговую оболочку. Сестра, ваши ассистентки смогут справиться с пациентом, если он придет в себя и начнет паниковать?
— Да, сэр.
Взяв небольшие кривые ножницы с острыми концами, доктор Герцен сделал крестообразный разрез, в котором сразу же показалось черноватое желе. Гордон быстро вставил трубку отсоса.
Гематома больше не давила на мозг, но коматозный пациент очнулся не сразу. Хирурги ждали, пока прекратится кровотечение. Наконец доктор Герцен облегченно вздохнул:
— Думаю, теперь мы можем закрыть отверстие, Иен.
Костяной кружок был аккуратно возвращен на место и обложен собранными стружками. На кожу наложили швы, и операция благополучно завершилась. Пациент зашевелился.
— Почему ты не стал делать трепанацию, Эрих? — спросил доктор Гордон.
— Не люблю я их. Большой риск забраться слишком глубоко. Для парней из Сиднея, которые только этим и занимаются, это не проблема, но мне-то редко приходится дырявить черепа. С резцом как-то надежнее.
