Ферма Корундубар с ее пятью тысячами акров земли была не самой значительной частью состояния Бердама. Природа здесь была щедра, и для успешного фермерства не требовалось много земли. Почва была плодородной, дожди шли чаще, чем в других местах, а возвышенное положение смягчало климат, во всяком случае, в летний период.
Окончив в восемнадцать лет частный лицей в Сиднее, Джек сразу же обосновался в Корундубаре. Он получил прекрасное образование, но старался этого не афишировать, предпочитая изображать из себя простого скотовода, разводившего овец и чуть позже арабских скакунов. Последние были слишком субтильны для крупных мужчин, но идеально подходили дамам, которые, как известно, обожают ездить верхом. Старый Том весьма пренебрежительно отнесся к этому увлечению, но потом, когда дело неожиданно пошло и скакуны Джека стали пользоваться поразительным успехом, был вынужден прикусить язык. Сейчас Джек возил своих лошадок на все крупные провинциальные ярмарки и мечтал принять участие в Королевской пасхальной ярмарке в Сиднее, которая считалась самой престижной в Австралии.
Ферма Корундубар располагалась на пологом холме, занимая все его склоны и спускаясь к реке, которая в этом месте никогда не пересыхала, превращаясь в пунктир из мелких лужиц. Вода для скота подавалась в желоба посредством водяного колеса, приводимого в движение ветром, а сад и огород находились в излучине реки, так что для полива хватало водонапорной башни и подачи воды самотеком. Для питья и бытовых нужд использовалась дождевая вода, стекающая с крыш, которую хранили в подземных резервуарах.
Дом был построен из известняковых блоков и имел четырехскатную крышу из рифленого железа и широкую веранду, опоясывающую его по всему периметру. Сад с сентября по апрель утопал в зелени и пестрел цветами. Сейчас был разгар весны, и все, что могло цвести, буйствовало в полную силу. Каждый раз когда Джек подъезжал к холму и перед ним открывался вид на ферму, у него перехватывало дыхание и сердце начинало биться так, как никогда не билось при виде женщины. Самое прекрасное место на земле, теперь уже безраздельно принадлежащее ему!
Его холостяцкий дом был чист и опрятен, хотя и без того уюта, который способны создать только женские руки. Как и многие другие мужчины, Джек Терлоу умел готовить, пришивать пуговицы, подшивать брюки, штопать носки, мыть пол и отстирывать белье до первозданной белизны. В детстве ему часто приходилось делать это самому, и сейчас он гордился приобретенными навыками. Но как и свое образование, Джек предпочитал их скрывать: он был человеком долга, и все его действия подчинялись именно этому чувству, а оно было весьма суровым наставником. Но он терпеть не мог, когда этим пользовались окружающие, не давая взамен ни крупицы любви. Посему он держал свои секреты при себе, надеясь прожить одиночкой до конца своих дней — никаких тебе обязательств и моральных долгов. Эдда Латимер привлекала его по той же причине: при любом жизненном раскладе эта женщина не предъявит ему никаких счетов. А вот ее сестрица, по-видимому, считает, что ей все чего-то должны.
«Но это проблема Эдды, уж никак не моя», — усмехнулся он мысленно.
Когда Джек подкатил к муниципалитету на своем «даймлере», Эдда ахнула от изумления.
— Неплохо выглядишь, — сказала она, когда он открыл перед ней дверцу машины.
— Том одалживает мне свой костюм, когда есть нужда выйти в свет.
— Вообще-то мы могли бы пройтись пешком, это совсем недалеко.
Джек скроил гримасу:
— Как-то не по-джентльменски, Эдда. Почему ты не разрешила мне подхватить тебя у больницы?
— Чтобы все чесали языки? Нет уж, спасибо!
Джек, облаченный в строгий костюм-тройку, выглядел каким-то недоступным. Она пожалела о своем приглашении еще тогда на берегу, а теперь, увидев его в шикарном костюме, расстроилась окончательно и всю дорогу молчала. Наконец они свернули на Трелони-уэй, один из лучших районов города. Отсюда до Вест-Энда было не меньше двух миль.
— Вон тот желтый коттедж под зеленой крышей, — проговорила Эдда.
Потом опять повисло молчание. Джек помог ей выйти из машины, и она с ужасом подумала, что из всех окрестных окон за ними наверняка следят любопытные глаза. Ох, уж эти соседи! Джек открыл калитку в заборе из штакетника и повел ее к входу в дом. Эдда заметила, что в саду кто-то работает, что было совсем не в обычае Корунды. Розы цвели кое-как, листья, все в черных точках, были изъедены красным клещиком. Но ведь Грейс никогда не занималась садом. «Какая же я эгоистка, — подумала Эдда. — В следующий выходной надо будет ей помочь. От Бера в саду толку мало, даже когда он дома. А где же азалии и рододендроны? И анютиных глазок с лобелиями тоже не видно».
К ним уже подходила Грейс, даже не пытающаяся скрыть свое удивление.
— Эдда сказала, что придет не одна, но вас я никак не ожидала увидеть, мистер Терлоу, — жеманно проговорила она в лучших традициях Мод. — Проходите и садитесь, пожалуйста.
«Бедняжка! — думал Джек, неловко спускаясь на стул. — Так похожа на Эдду, но в то же время совсем другая! Очень хорошенькая, беременность ей даже к лицу, но вся какая-то безжизненная».
— Зовите меня просто Джек, — с улыбкой сказал он.
Лед был растоплен, и вскоре Джек и Грейс уже весело болтали, не чувствуя никакой скованности. Он искусно скрывал жалость, которую вызывала у него эта женщина, проводящая дни в печальном одиночестве и так расцветшая от его формальных знаков внимания.
Пока они беседовали, Эдда обошла дом. Там все полностью изменилось! Когда она была здесь в последний раз? Месяц назад? Нет, уже все три. Они встречались с Грейс в «Парфеноне», чтобы та хоть чуть-чуть отдохнула от домашних забот. И к тому же Эдда терпеть не могла этот район. «Нет, вы только посмотрите на это! О Господи! И почему я оставила ее без присмотра?»
Дом был обставлен как богатый особняк! Огромный персидский ковер на полу в гостиной. Роскошная индийская ширма. Стулья, обитые настоящим гобеленом. Грейс, Грейс, что же ты наделала?
— Джек, посиди немного один, а мы с Грейс соберем чай, — сказала Эдда, входя в гостиную.
Как только дверь на кухню закрылась, Эдда, схватив сестру за плечо, бесцеремонно тряхнула ее.
— Грейс, когда ты успела купить всю эту мебель?
— Красивая, правда? — расцвела улыбкой та. — Четыре месяца назад я случайно встретилась с Мод и миссис Энид Тридби, и они взяли меня в этот чудесный магазин на Мельбурн-роуд. Там столько потрясающих вещей! За ними приезжают даже из Канберры.
Эдда, чуть остыв, в отчаянии посмотрела на сестру.
— Грейс, ты просто идиотка! Надо срочно вернуть все эти вещи. Ведь ты потратила больше своих пятисот фунтов, правда? Только не говори, что Бер позволил тебе растранжирить и его деньги!
— Конечно, позволил, я же его жена, — обиженно протянула Грейс. — Это шикарная мебель, и со временем она будет только дорожать!
— Есть известная поговорка: «По одежке протягивай ножки», — устало сказала Эдда. — Ты подражаешь миссис Тридби, которая может позволить себе любую мебель. Ну и дура же ты! Я знаю, это мачеха втянула тебя в эту авантюру, чертова сука! Миссис Тридби здесь ни при чем, это все Мод.
Грейс разревелась.
— Я не могу ее вернуть, я ее купила! — заскулила она. — Мне она жутко нравится и Беру тоже! Он говорит, что у меня потрясающий вкус.
— Ставь чайник на свою новую газовую плиту, а то мы совсем забыли про гостя, — вздохнув, сказала Эдда. — А в будущем, будь добра, приходи ко мне посоветоваться, прежде чем истратишь хоть пенни на что-либо кроме содержимого кладовки или ящика со льдом. Ты слышишь меня?
Визит быстро подошел к концу, и Эдда молча опустилась на переднее сиденье «даймлера».
— Что-то случилось? — поинтересовался Джек.
— Да уж.
— Поделиться не хочешь?
— Это чисто семейное, Джек. Будем считать, что я просто недооценила глупость своей сестры.
— Бедняжка Грейс! Согласен, она глупа. Но такой уж она уродилась, так ведь? Проблема в том, что умом, сообразительностью и здравым смыслом обладают далеко не все, а у некоторых вообще нет ничего из перечисленного. Но она милое любящее существо. Держу пари, она частенько напрягает мужа, но он, вероятно, считает, что ее любовь окупает все. Это вечная проблема таких женщин, как ты. Каждая лишняя унция мозгов отнимает у вас столько же любви.
Это было как удар кинжала, но Эдда скорее бы умерла, чем показала этому умнику, как ее задели его слова.
— Какая чушь! — презрительно произнесла она. — Ты рассуждаешь на уровне женских журналов.
— Нет, скорее это бухгалтерский учет. Дебет должен сходиться с кредитом, таков закон природы. Кредит Грейс исчисляется в единицах любви, твой — в единицах интеллекта. Нет, не только, — добавил он, и в глазах его сверкнул огонек. — Но тебе всегда будет мало одной любви. Ее дары для тебя слишком эфемерны, что-то вроде водяных испарений, которые нельзя увидеть.
