Когда Тафтс вошла в отделение, было уже совсем темно. Она двинулась по длинному коридору, в конце которого была красная дверь в берлогу доктора Лиама Финакана, то есть в его кабинет. Там тоже было темно. Патолог ушел домой, и теперь хозяйничать здесь будет она. Чашки с культурами тканевых клеток, срезы грудной ткани, пробы для гистологического анализа — все это ей предстояло подготовить для доктора. Простые рутинные процедуры типа анализов мочи были уже проведены лаборантом. Доктор Финакан обходился без второго лаборанта только благодаря ей, Тафтс Скоуби, которая любила эту скрупулезную работу и выполняла ее гораздо лучше, чем молодой человек, специально нанятый для этой цели.
Не включая свет, она прошла через боковую дверь в лабораторию, где повернула несколько выключателей, залив помещение ярким желтым светом. Там стоял микротом с уже вставленным и заточенным ножом, и Тафтс занялась приготовлением срезов того, что раньше было женской грудью. Она была так увлечена этим занятием, что не замечала ничего вокруг.
— Благодарю вас, Хизер, — вдруг послышался голос доктора Финакана.
Тафтс подскочила от неожиданности и широко улыбнулась:
— Все будет готово вовремя.
— Бьюсь об заклад, это раковая опухоль, — проговорил доктор.
— Бедная женщина! Ей всего лишь за тридцать, и у нее маленькие дети.
Тафтс слезла с высокого стула и прошла в кабинет, чтобы доктор Финакан мог запереть лабораторию.
Подобно своим коллегам-хирургам, Лиам Финакан был весьма ценным приобретением для провинциальной больницы. Он тоже мог сделать успешную карьеру в Сиднее или Мельбурне. Но его жена была уроженкой Корунды, и он с первого взгляда полюбил это место: его патриархальную атмосферу, зеленую траву и пышные европейские кустарники и цветы. Он родился в Ольстере в протестантской семье, учился в Лондоне и мог получить должность патолога практически в любой больнице. Ведь он работал со знаменитым сэром Бернардом Спилсбери! Но для того, кто вырос среди религиозных распрей Ольстера, Корунда казалась сущим раем.
Возможно, это было единственное, за что он был благодарен Эрис — она скучала по дому и подтолкнула его к этому выбору. Красивая девушка, привлекательная женщина, Эрис никогда не довольствовалась тем, что у нее было. Его род занятий не требовал разъездов или постоянного отсутствия, хотя порой Лиам об этом жалел — тогда бы он не знал о постоянных изменах жены, о которых судачила вся Корунда.
Ему почти всегда удавалось не замечать ее интрижек, за исключением тех случаев, когда она требовала развода. Его отказы объяснялись не религиозными убеждениями, а лишь состраданием к этой женщине. Если уж такова ее натура, пусть и дальше флиртует с мужчинами, но публичного унижения Эрис не вынесет, как бы горячо она ни желала развода. Скандал будет для нее катастрофой. Во всех ее романах была одна общая особенность: мужчины, в которых она безумно влюблялась, исчезали быстро, как дым. Если ее оставит и собственный муж, она просто пропадет в этом суровом мире. Будь у нее дети, все могло бы сложиться по-другому, но она была бесплодна — ее бесчисленные адюльтеры и полное пренебрежение противозачаточными средствами так и не привели ни к единой беременности. Доктор Финакан был склонен думать, что все ее похождения были не чем иным, как отчаянными попытками обрести ребенка.
К настоящему моменту дела обстояли как никогда плохо. Количество мужчин в Корунде было ограниченно, и Эрис уже перебрала всех возможных кандидатов. Месяц назад она тайком собрала чемодан и укатила в Сидней, не оставив Лиаму возможности последовать за ней. Технически это давало ему прекрасный повод для развода. Частный детектив, нанятый доктором, разыскал ее в Ливерпуле, где она жила с владельцем молочной фермы, и Лиам отказался от дальнейшей борьбы.
— Я сегодня встретил Дона Тридби, — сообщил он Тафтс.
— Чай пить будем?
— В доме, где исцеляют людей, чай лучшая замена крепких напитков, — улыбнулся доктор.
— Да, там полно кофеина и всего такого, особенно в таком крепком, как пьем мы. Садитесь, закройте глаза и считайте. Я мигом — не успеет овца хвостом махнуть.
— Хорошая метафора для Корунды.
Через минуту Тафтс появилась с подносом в руках.
— Так что сказал Дон Тридби? — спросила она, разливая чай.
— Что пора поставить точку и развестись с Эрис.
— Это зависит только от вас? Конечно, вы пострадавшая сторона, — заметила Тафтс, дуя на чай. — Но мне кажется странным, что на развод не может подать любой из супругов.
Доктор приподнял брови.
— Хизер! Вы считаете, что женщина, нарушающая супружескую верность, имеет право подавать на развод?
— Какой же вздор могут нести мужчины! — возмутилась Тафтс. — Вы сказали это так, словно измена равнозначна убийству — но только для женщины! А я считаю ее всего лишь свидетельством того, что брачный партнер не оправдал ожиданий. Мне кажется, ваша жена просто больна. А если бы изменили вы, ваша вина была бы минимальной и наверняка нашлись бы смягчающие обстоятельства.
Тафтс наклонилась к доктору, ее насмешливые глаза сверкнули в полумраке яркой позолотой.
— Вот вы, например, сидите у себя в кабинете поздно вечером в компании двадцатилетней сиделки! Как вы думаете, что об этом будут сплетничать в Корунде?
Доктор засмеялся, сверкнув зубами, особенно белыми на фоне смуглой кожи.
— Не мечите бисер перед свиньями!
— В Корунде более актуальны рубины.
Они засмеялись, радуясь, что понимают друг друга с полуслова.
— Вы думаете, Хизер, я должен развестись с Эрис?
— Да, я так считаю. Вы же можете назначить ей содержание, ну, не такое большое, как ей хотелось бы, но ведь по закону вы ей вообще ничего не должны, раз это ее вина? Этим миром правят мужчины.
— Но ведь вы мой друг? — спросил Лиам, внезапно посерьезнев.
— Конечно, глупый вы человек! Поэтому мы и зовем друг друга по имени, как принято между друзьями.
Дверь открылась, и на пороге возникла старшая медсестра. Двое с самым невинным видом повернулись в ее сторону.
— Работаете допоздна, доктор Финакан?
— Не совсем так, сестра. Я действительно пришел, чтобы поработать, но оказалось, что сестра Скоуби уже все сделала.
— Скоуби не только прекрасная сиделка, но и отличная лаборантка, доктор Финакан, но завтра она с шести утра дежурит в женском отделении. Вам пора спать, милая, спокойной ночи.
Тафтс сразу же поднялась:
— Да, сестра. Спокойной ночи, сэр.
Доктор заговорил только после того, как Тафтс закрыла за собой дверь:
— Это безжалостно, Герти.
— Иногда жестокость лучше доброты, Лиам. Дон Тридби говорит, ты приходил к нему сегодня.
— Господи, ну почему все сразу становится известно?
— В Корунде нет тайн.
Пошарив в своем жестком от крахмала кармане, старшая медсестра вытащила сигареты и зажигалку.
— Учитывая сложившуюся ситуацию, Лиам, тебе лучше не общаться с практикантками в такое позднее время. Если адвокат Эрис об этом пронюхает, ты здорово влипнешь, да и Скоуби тоже.
— Да мне и в голову не приходило.
Старшая медсестра сочувственно взглянула на доктора:
— Да, действительно, бывают случаи, когда у мужчин отключается голова. Но я не допущу, чтобы твое легкомыслие лишило девушку всяких перспектив. А она с ее способностями вполне может сделать блестящую карьеру. Отныне ты больше не будешь оставаться наедине с сестрой Скоуби и давать ей персональные задания.
— Да я и не предполагал…
— Меньше слов, больше дела, старина. Сейчас твоя главная задача — получить развод. Тебе следовало сделать это давно, когда ты был молод и мог рассчитывать на более удачную партию с кем-нибудь вроде Хизер Скоуби-Латимер. А теперь тебе сорок три и ты уже весьма потертый мужчина. — Она затушила сигарету и поднялась. — Так я могу рассчитывать на твое благоразумие, Лиам?
— Разумеется.
Когда сестра скрылась за дверью, перед глазами доктора возникла Тафтс, и у него впервые за много лет защемило сердце.
— Черт бы тебя побрал, Герти! — громко произнес он. — Ты разрушила то, о чем я даже не успел помечтать.
Потертый мужчина за сорок вряд ли имеет шанс покорить юную Хизер — теперь это предельно ясно.
Несколько недель работы в саду у Грейс примирили Эдду с переменой в их отношениях с Джеком Терлоу, но не с потерей конных прогулок. Во многих смыслах труд на земле был сродни дежурствам в больнице — та же физическая нагрузка, постоянная усталость и невозможность расслабиться. Спина отчаянно ныла, а бесконечное ползанье по земле только усугубляло эту боль. Душа здесь тоже не отдыхала, что убедительно подтверждало копание дыр для сотен луковиц нарциссов — какое уж тут наслаждение природой. И потом, это же был сад Грейс, в котором она восседала, как толстая жаба на навозной куче. Так, по крайней мере, Эдда называла это про себя.
