Пришлось ободряюще сжать ей ладонь. По крайней мере, Ирина очень надеялась, что Вика понимает этот жест как ободряющий. За все годы своего общения они не сказали друг другу ни слова, Ирина же была уверена, что, даже, если бы они всё это время беспрерывно болтали между собой, лучше, чем сейчас, они понимать друг друга не могли.
Вика кивнула и успокоилась.
Люди в храме пришли в движение. Ирина отошла к выходу, чтобы никому не мешать и очутилась у свечного ящика вместе с Ольгой Дмитриевной, лицо которой горело от негодования.
– Идиот! – Громким шёпотом сказала она.
– Ты что, Олечка, разве на батюшку так можно? – С ужасом в голосе перебила её старушка-свечница.
«Олечка!» – Удивилась Ирина и тут же подумала, что эта бабушка, наверное, помнит, как Ольга Дмитриевна была маленькой, поэтому и называет её так странно, словно это не взрослая серьёзная женщина, а совсем маленькая девочка.
– Ну, и что с того, что дети завтракали? – Кипела воспитательница. – Говорит, отец Андрей имел такое дерзновение, а я не могу. Не допускаю, говорит, до Причастия! Мы что же, зря сюда приходили?!
Глаза её затуманились от злости, и Ирина даже вздрогнула.
Дети уже начали скучать и разбредаться по церкви. Они перешёптывались и смеялись, Оля Брайцева что-то сердито выговаривала Тихониной, а Валерка успел затеять потасовку с кем-то из местных мальчишек. Батюшка со своего места несколько раз неодобрительно взглянул на воспитательницу. Та расценила эти взгляды по-своему.
– Я подожду, – сказала она, успокаиваясь. – Он ведь понимает, что мы из детского дома. Он не может не причастить детей. К нему ведь не каждый день ТАКИХ водят.
Ирину передёрнуло от этой фразы: «ТАКИХ ВОДЯТ», и от того, каким тоном Ольга Дмитриевна сказала: «ТАКИХ». Обиднее всего это было слышать от воспитательницы, которая всегда всё делала на удивление правильно, так правильно, что иногда становилось противно до тошноты.
Она повлекла Вику в сторону. Ей стало понятно, что нужно будет ждать окончания исповеди, а народу в очереди стояло довольно много, человек пятнадцать.
Все скамейки были заняты, и, хотя девочке не хотелось садиться, какой-то мужчина, подвинувшись, уступил ей место, и она уселась, на самый краешек, устроив рядом Вику. От нечего делать она принялась наблюдать за исповедующимися.
Раньше бы она никогда не подумала, что это может быть интересно.
Исповедь – это один из таких моментов в жизни каждого человека, когда его душевные силы находятся в состоянии крайнего напряжения. Исповедующийся перестаёт контролировать выражение своих глаз, гримасы, жесты. Именно тогда он виден таким, какой он есть на самом деле.
Сначала подошла совсем молоденькая девушка в длинной тёмной юбке и фиолетовом платочке. Она была похожа на монахиню. Девушка опустилась на колени, низко-низко наклонила голову и начала глухо говорить. Батюшка кивал, хотя девушка этого видеть не могла. Когда она закончила, он задал вопрос, она ответила, он ещё что-то спросил и принялся читать разрешительную молитву. Девушка подняла лицо и тут Ирина увидела, что лицо её мокро от слёз.
Она уже отошла от аналоя, а девочка ещё долго смотрела ей вслед, по спине её бежали мурашки. Что же это она должна была такое натворить, чтобы расплакаться прямо на исповеди, при всех?
Конец ознакомительного фрагмента.
