— Эй, погоди! Я сейчас… допишу… еще пару строк!
Она подняла на него глаза, и Джастин увидел, что они нехорошо, подозрительно блестят — от слез, но не от слез ярчайшего вдохновения, а от слез печали.
— Читать — даже не проси! — заявила она в ответ на его немой вопрос и еще несколько раз скрипнула карандашом по бумаге. Потом решительно захлопнула блокнот и сунула его в сумку. — Все, готова.
— Хочешь погулять?
— Нет, хочу прокатиться до города за продуктами. А то нам уже грозит голодная смерть.
Джастин усмехнулся:
— Отлично. Тогда я тебя спасу.
— Здорово. Все детство мечтала, чтобы меня спас какой-нибудь принц.
— Только я не принц.
— Ты спаси, а дальше разберемся, — улыбнулась Саманта какой-то странной, рассеянной улыбкой.
Но Джастин чувствовал себя никак не спасителем благородных кровей — скорее уж чудовищем, посягнувшим на божественную красоту принцессы. Но он вел машину, как от него и требовалось, и старался не думать, что Эдмонд как раз отлично подходит на роль принца: у него имидж соответствующий, и происхождение очень даже подходит.
И вообще, во всей этой истории Эдмонд — единственная абсолютно пострадавшая сторона.
Образ Великой Жертвы и Эдмонда, в принципе, тоже не очень вязался в его сознании.
За окном мелькала яркая, сочная, напоенная прохладными дождями зелень. Саманта мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Джастина это насторожило: он никогда не слышал, чтобы она пела, зато слышал, как она говорила, что очень немузыкальна. Ей что, очень легко и весело? Или она, напротив, бодрится изо всех сил?
Джастин не знал даже, что из этого было бы ему более неприятно.
До Клифдена они добрались черепашьим шагом минут за сорок пять и направились в первый попавшийся супермаркет.
Зайдя внутрь, Саманта заметно поколебалась, прежде чем взять Джастина за руку. Оно и понятно. Одно дело — ласки за закрытыми дверьми и плотно задернутыми шторами. И совсем другое — на людях. Тем более когда это уже не игра.
Но любовь втихомолку и тайные свидания — удел любовников-воров. И нет в этом никакой романтической прелести, хоть убейся…
Впрочем, разве они не есть пара преступников, которые украли друг друга у этого мира, у других судеб, у настоящей жизни?
С каждой минутой на душе у Джастина делалось все мрачнее и мрачнее — так бывает в горах перед грозой.
Саманта косилась на него, но впрямую ничего не говорила. Джастин видел, что ей неприятно его состояние, но взять себя в руки все равно не мог. Саманта была красива в своей спокойной сосредоточенности. Джастин понял, что значит красота обыденности. Ему хотелось бы всегда видеть, как она выбирает рыбу, овощи и хлеб.
— Ты злишься на меня? — спросила она, когда они садились в машину.
— Нет.
— А почему тогда так смотришь?
— Думаю.
— О чем? — в тон ему отрывисто спросила Саманта.
— О том, что всего этого мы не съедим до отъезда, и о том, что кто-то приедет после нас и найдет в холодильнике нашу еду…
— И выбросит ее на помойку, потому что она наверняка будет уже испорчена! — вспылила Саманта.
Его настроение бесило ее все больше и больше. Джастин, всегда веселый и спокойный, стал мрачнее тучи. Саманта была в одном шаге от того, чтобы пожалеть о произошедшем.
Раньше у нее были Эдмонд и Джастин. Теперь, кажется, она потеряла их обоих. С Эдмондом ей совершенно искренне больше не хочется быть, она это поняла. Лучше разорвать все сейчас, чем потом каждый день и час чувствовать, что виновата перед ним по гроб жизни, впасть в депрессию, довести невроз до апогея и закончить в клинике для душевнобольных. Да, в дорогой клинике, Эдмонд не поскупился бы для своей благоверной… нет, совсем даже не верной, непорядочной жены.
Лучше быть здоровой, бодрой и порядочной. Хотя бы в будущем.
Кто-то из мудрых писал: прошлого уже нет, будущее еще не наступило — живи настоящим. У Саманты же было чувство, что в ее микрокосме все перемешалось и наверняка в нем не работают уже ни законы физики, ни общеизвестная диалектика. Она доживала последние дни прошлого. Впереди — на расстоянии вытянутой руки или нескольких дней — ее ждало будущее.
Настоящего не было.
И если вчера ей еще казалось, что оно есть и имеет какую-то великую ценность — что ж, человеку свойственно ошибаться.
Вот, например, Джастин. Само обаяние Джастин. Уверенный, мудрый, независимый Джастин, на которого ей иногда так хотелось равняться — куда он делся? Вместо него рядом с ней сидит замкнутый, удрученный, озлобленный мужчина. Быть не может, чтобы несколько половых актов производили с человеком такие метаморфозы!
Саманте сделалось тошно от собственных мыслей, в частности оттого, что она в сердцах обозвала самое прекрасное, что с ней когда-либо происходило, грубым термином из учебника по зоологии.
Ладно, осталось потерпеть совсем немного. Половинку сегодня — и еще завтра. А потом все закончится. И потом она подумает, как жить новую жизнь, которая зависла над ней, как зависает на секунду цунами над островом — прежде чем накрыть его своим огромным, страшным телом.
Вечер прошел более-менее спокойно. Саманте не хотелось возиться с ужином. Проснувшаяся было тяга к созданию уюта улеглась спать обратно, причем в растрепанных чувствах. Разогрели пиццу. Разговаривали мало — между ними, как тяжелая завеса дождя, висело слишком много всего недосказанного.
Спать ложились, не обнимаясь. Саманту это Так задело, что она твердо решила на следующий день устроить Джастину какую-нибудь пакость. Некстати вспомнились слова Мэри — там было что-то о том, как важно в отношениях умение откровенно разговаривать.
Может быть, потом она откровенно скажет ему, в чем дело.
А может быть, и нет.
Однако Саманте даже придумывать ничего не пришлось. Тем более что по зрелом размышлении идея мстить человеку за то, что он не обнял тебя, засыпая, показалась ей сущим бредом. Тем более что Джастин обнял и поцеловал ее, проснувшись.
Но в этот самый момент позвонил Эдмонд. Саманта смотрела на дисплей телефона в полнейшем смятении. Ее драгоценный жених по некой иронии судьбы дал ей несколько дней покоя, в течение которых и завертелось все то безумие — и вот он снова здесь. Настолько близко, что ему даже не нужно кричать, чтобы она его услышала.
Соблазн не ответить был слишком велик. Но кому от этого станет легче? Джастину? Нет, вот он, с полуприкрытыми глазами и желваками, гуляющими по скулам.
— Алло…
— Привет, соня! — Голос Эдмонда звучал совсем неестественно, чуждо.
Это повергло Саманту в шок. Как же быстро рвутся связи, невидимые нити, что стягивают нас друг с другом. Они становятся то свободнее, то короче, то с треском рвутся, то просто испаряются, будто полосы тумана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
