Люди жадно накинулись на груды сверкающего металла. Крестный хотел было поднять Корсена, но Луарн заметил его движение.
— Проваливай туда же, старый черт! — крикнул он и железным молотом нанес Прижану изо всей силы удар по голове. Крестный перелетел через борт и даже не показался больше на поверхности.
Я лишь очень смутно помню все, что произошло потом на этом проклятом судне. Это был какой-то дикий кошмар, неистовый темный вихрь разыгравшихся страстей…
Тали поднимали все новые грузы: тяжелые свертки, странные ящики, причудливые сундуки. Их в тот же миг вскрывали на палубе, жадно расхищая содержимое. В моих ушах до сих пор еще звучит равномерное щелканье блоков и пыхтенье насоса. Вокруг меня суетились обезумевшие от радости, опьяненные неутолимой алчностью люди. Они набились в каюту, пили там, орали и с шумом давили под ногами пустые бутылки. Нестройное пение, крики, проклятья, брань, поцелуи — все слилось в одно отвратительное пьяное торжество.
Вдруг я замечаю, что насос перестал работать, и бросаюсь к ручке. Предохранительный шнур, который мой крестный при падении выронил из рук, плавает на воде. В отчаянии я стараюсь привести в движение тяжелую машину. Ведь если я остановлюсь хоть на минуту, водолаз задохнется. Но усталость берет свое, она торжествует над моим разумом и волей, мои руки отказываются работать, ноги немеют, дыхание прерывается, свет меркнет в глазах… Я теряю сознание. Больше я ничего не помню.
Глава XIV
Кошмар
Когда свежесть утра заставила меня очнуться, первое, что бросилось мне в глаза, была трубка водолаза, перерубленная ударом топора. Ужасные воспоминания сразу нахлынули на меня. Я вспомнил Корсена, вспомнил крестного и заплакал.
Палуба была совершенно пустынна; на ней царил неописуемый беспорядок. Бочонки, поднятые с морского дна, медленно перекатывались от одного борта к другому, ударяясь об инструменты и бутылки, разбросанные по полу; морские травы переплетались как клубки змей, металлические плиты, соскользнув к правому борту, сильно накренили все судно, громадные лужи ржавой воды зловеще поблескивали под первыми лучами холодной кровавой зари. Можно было подумать, что это не наш мирный «Бешеный», а какое-нибудь разбойничье судно на другой день после жестокой, кровопролитной схватки.
В передней части, около борта я разглядел несколько человеческих тел; они лежали вытянувшись неподвижно, точно мертвые. Вино свалило их с ног. Другие пьяные, набившись в кубрик, пели и орали там во всю глотку. В двух шагах от меня наш пес Жандарм, почти скрытый под обломками железа, жадно лакал что-то тягучее и густое, вытекавшее из-под глыбы, которая раздавила Менгама. Я с ужасом отвел глаза от этого зрелища.
«Бешеный» все еще стоял на якоре. Мне показалось неблагоразумным напоминать бунтовщикам о своем присутствии. Тем не менее я с величайшими предосторожностями подполз к кубрику, где они шумели. О чем там говорили?.. Что делали?.. Меня толкало туда жгучее любопытство и, как это ни странно, невыносимая тяжесть одиночества. Безотчетный страх леденил мое сердце, и по спине то и дело пробегала холодная дрожь. Я едва удерживался от того, чтобы не закричать. Да, сознаюсь, одиночество пугало меня больше, чем общество этих разбушевавшихся парней.
Но приблизившись к двери еще на несколько шагов, я остановился вдруг как вкопанный. Кто-то явственно произнес там мое имя. Напрасно я надеялся, что они забыли обо мне. Вот что я услышал.
Всем распоряжался Луарн, он был теперь капитаном «Бешеного». Из этого я заключил, что те трое молодцов, которые охотились за ним, изменили свои намерения после вчерашних событий. «Лисья морда» объяснял своим товарищам, что теперь они богаты и обеспечены до конца дней. Он предлагал им на выбор две комбинации: или зарыть золото на каком-нибудь пустынном острове, вернуться в Уэссан и объяснить гибель хозяина и двух его товарищей несчастным случаем, или же наставить паруса и поплыть в Новый Свет, перекрасив судно и запасшись предварительно провиантом.
Этот план был, конечно, самым рискованным, и на нем-то остановились обезумевшие люди. Они видели перед собой лишь одно препятствие: «убрать мальчишку!» — вот о чем шла теперь речь.
Никто не замолвил слова в мою защиту, никто из тех, на кого я мог, казалось бы, рассчитывать.
Чей-то грубый голос крикнул:
— Чего там долго рассуждать! Прикончить щенка, и дело с концом!
Услыхав это, я почувствовал, что ноги мои стали тяжелее свинца. Если бы я не стоял в этот момент на коленях, они, наверное, подкосились бы подо мной. Я словно в мучительном кошмаре старался подняться, убежать и не мог шевельнуть пальцем.
Меня спасла одна пустячная случайность, на которую я при обычных обстоятельствах не обратил бы никакого внимания. Я вдруг заметил темный силуэт, двигавшийся в моем направлении. Тень приблизилась, и я с бурной радостью узнал своего друга Рамоно, собаку крестного. Я нежно прижался лицом к его мохнатой морде, чувствуя, как мужество снова постепенно вливается в мою душу.
А негодяи там внизу продолжали совещаться о том, как бы поскорее избавиться от меня. Но вот два заплетающихся языка предложили сначала «хорошенько дернуть». К ним сейчас же присоединились другие, и расправу порешили отложить до ночи.
Луч надежды осветил мою душу, и детский страх, смущавший ее, испарился вдруг точно по волшебству. Кровь горячей волной омыла мои члены, мысль прояснилась и заработала с удвоенной энергией. Я тихонько отполз к корме и быстро спустился в каюту. Я думал, что там никого нет, но из-под стола долетал густой храп. Должно быть, перепивший матрос, решил я и принялся торопливо доставать из сундука кое-какие вещи, с которыми мне не хотелось расставаться. Вдруг панический страх заставил меня в ужасе выскочить из каюты.
Забыв обо всем на свете, я помчался к кубрику, чтобы позвать на помощь. Но судорога так сжала мне горло, что я не в силах был выдавить из себя ни единого звука. Я летел как стрела, перескакивая через препятствия, спотыкаясь и падая. Наконец, оступившись, я скатился в трюм. Оглушенный падением, обливаясь кровью, я все же стал карабкаться наверх. Одна лишь мысль владела мной — бежать, бежать, чего бы это ни стоило! Но ноги мои скользили, и я три раза с треском срывался вниз. Вдруг вверху надо мной раздались шаги — это был Луарн. Он стоял, нагнувшись над трюмом, и тревожно вглядывался в пустоту.
Я понял, что погиб. Выйти, показаться ему значило отдать себя в руки палача, подписать собственный смертный приговор. Луарн уже поворачивал голову в мою сторону, встревоженный всем этим шумом. Если я покажусь, он кинется на меня, а если нет… Я знал, что каждая минута приближает всех нас к жестокой, мучительной казни. Вот послушайте…
