Продолжая держать нож за рукоятку, Александр оттащил мертвое тело в сторону и опустил лицом вниз. Потом вернулся за чемоданчиком и поставил его рядом с трупом. Затем вытащил нож из раны, приподнял полу пальто и тщательно вытер лезвие. Подобрал упавшую газету, свернул ее вдоль и, спрятав в ней нож, сунул в карман. Дело сделано. Он одернул пальто, поправил очки и шарфик. Кажется, все в порядке. «Черт, чуть не забыл!» Он нагнулся и, пошарив по карманам убитого, достал связку ключей на брелоке в виде серебряного североамериканского доллара. Штучка была занятная.
Александр отделил от связки один ключ, остальные сунул обратно в карман. Слегка приподняв труп, вытащил из внутреннего кармана пальто бумажник. Здесь же вынул из него все деньги и, не пересчитывая, положил в свой карман. Бумажник швырнул рядом.
Александр шагнул к двери, щелкнул задвижкой и вышел наружу. У дома никого не было. Он захлопнул за собой дверь, повернулся, не спеша пересек двор и оказался на улице. Его никто не заметил.
* * *
Через два дня после обнаружения трупа Галины Самаховой майор Дудуев зашел к Ресницкому.
Патологоанатом сидел в своем кабинете, размещавшемся в здании городской клинической больницы. Его кабинет совсем не походил на врачебный, а скорее напоминал офис бизнесмена средней руки. Черный матовый стол с компьютером, такой же черный шкаф с открытой полкой, уставленной справочной литературой. Черный цвет мебели выгодно оттенялся мягким угловым диваном, обтянутым бледно-оранжевым гобеленом, и такими же креслами, стоявшими перед журнальным столиком. Травянисто-зеленый ковролин почти полностью заглушал шаги. Только белый халат Аркадия Семеновича напоминал о том, что хозяином кабинета является врач.
Ресницкий сидел на диване, закинув ногу на ногу, и потягивал из пузатой рюмки коньяк, початая бутылка которого стояла перед ним на журнальном столике. У Ресницкого были огромные залысины спереди, сзади же седые волосы спадали почти до самых плеч.
— А, это ты. — Аркадий Семенович вяло пошевелил свободной рукой. — Заходи.
Дудуев прикрыл за собой дверь и прошел вперед. Ресницкий не встал ему навстречу, не подал руки и вообще сделал вид, что забыл о том, что они договорились с майором о встрече. Дудуев знал о причудах Ресницкого, поэтому его не слишком удивило такое поведение.
— Садись, коли пришел. — Ресницкий показал на соседнее кресло.
Майор сел и выжидательно посмотрел на патологоанатома.
— Будешь коньяк? — спросил Ресницкий и, не дожидаясь ответа, добавил, показав на шкаф: — Возьми там рюмку. Я чертовски устал, ты уж не обижайся.
Дудуев не смог отказаться от такого заманчивого предложения, хотя сегодня ему еще нужно было встречаться с полковником. Он сходил за рюмкой и вернулся на свое место.
— Наливай, чего ждешь? — недовольно посмотрел на него Ресницкий.
Он подождал, пока майор наполнит рюмку, взял бутылку и добавил себе еще. Снова откинулся на спинку дивана, закинув на сиденье обе ноги. Он замолчал, как будто забыл о присутствии Дудуева. Немного подождав, майор понял, что тостов произносить никто не собирается, и припал к рюмке.
— Хороший коньяк, — похвалил он, ставя рюмку на столик.
— За неимением гербовой — пишется на простой, — буркнул Аркадий Семенович. — «Кавказ» — не самый лучший коньяк, но… — Он вздохнул с такой горечью, что Дудуев подумал о том, что тому, наверное, тяжело живется.
«Естественно. — решил Дудуев. — Каждый день кромсать трупы, исследовать содержимое их желудков, перебирать кишки, пахнущие тухлой рыбой… Не самое лучшее занятие».
Он налил себе еще коньяка и одним махом проглотил.
— Ты по поводу этой гильотинированной девицы? — Ресницкий словно вспомнил о посетителе и повернул голову к Дудуеву. — Если заключение тебе не срочно, я попробую своими словами. На ее теле осталась соль. Прежде чем начать хлестать розгами, приятель натер ее солью.
— Зачем? — не понял Дудуев.
— Ты не пробовал посыпать солью маленькую ранку? То-то же. А теперь представь, что у тебя все тело — сплошная рана, да еще натертая солью! Она потеряла сознание от болевого шока, но он продолжал ее стегать. Она была еще жива, но уже ничего не чувствовала. После этого он отделил ей голову. Очень аккуратно. При помощи одного только ножа. Смерть наступила около двенадцати часов дня в результате большой потери крови. Да что там большой — у нее почти вся кровь вытекла. Скорее всего, он собирал ее в тазик и выливал в раковину или в унитаз.
Ресницкий замолчал, налил себе коньяка и принялся пить мелкими глотками.
— А потом? — не выдержал Дудуев.
— Потом, — буркнул Ресницкий, — потом он вскрыл ей брюшную полость, вырезал печень и покрошил ее на мелкие кусочки. Остальное ты и сам знаешь. Что тебя еще интересует? — усталым голосом спросил он.
— Как насчет Веры Рощиной?
— Это у которой отрезали груди и залили апельсиновым соусом?
— Да. Это тот же самый псих?
— Скорее всего, — кивнул Семен Аркадьевич. — По крайней мере, нож, которым действовали, в обоих случаях был исключительно острым. Как ты помнишь, Рощину он сначала заколол. Нож вошел в тело со стороны спины, прошел между шестым и седьмым ребрами и пробил сердце. Смерть наступила мгновенно. Можно только порадоваться, что девушка не мучилась.
— Да уж, много радости, — невесело резюмировал Дудуев.
— Тебе-то, конечно, все равно, — философски заметил Семен Аркадьевич, — а я бы предпочел не мучиться.
— Ну и юмор у вас, — качнул головой майор.
— Поэтому и пьем. — Ресницкий снова наполнил свою рюмку.
— А как насчет секса? — вспомнил майор.
— У меня? — Семен Аркадьевич удивленно посмотрел на своего гостя.
— Да нет, — замотал головой Дудуев, — у убитых. Он их изнасиловал?
— Нет, — презрительно поморщился Ресницкий, — никаких следов спермы.
— Выходит, он импотент?
— Вот этого, батенька, утверждать не могу, — вздохнул патологоанатом. — Все остальное указано в акте вскрытия. Пришлю тебе его завтра. Хотя там и вскрывать-то особенно было нечего. Уже все было сделано. Да, — встрепенулся Ресницкий, — анализ показал присутствие в крови обеих девушек клофелина. Видимо, он выпивал с ними накануне и добавлял лекарство в вино, чтобы усыпить.
— Спасибо, Семен Аркадьевич. — Дудуев поднялся. — Я пойду.
— Да, давай, вали отсюда, — согласился Ресницкий, допивая коньяк, — у меня сегодня еще два вскрытия.
Глава VIII
У майора, который собирался пойти куда-нибудь перекусить, после посещения Ресницкого совершенно пропал аппетит. Он плюнул на обед и отправился к Николаю Ивановичу. Время было обеденное, но криминалист оказался на месте. Он сидел в лаборатории за столом, на котором стоял литровый термос, и жевал бутерброд с курятиной, запивая его кофе из пластикового стаканчика.
— Будешь, Петрович? — Николай Иванович кивнул на термос.
— Нет. — Майор сглотнул слюну — его едва не стошнило прямо на стол.
Он отвернулся и глубоко вздохнул, стараясь избавиться от противного сосания в желудке. Дудуев быстро достал сигареты и прикурил, надеясь, что хоть табачный дым ему в этом поможет. Сделав несколько затяжек, он понял, что действительно стало немного легче.
— Чего это ты? — неодобрительно посмотрел на него Николай Иванович.
— Да так, мутит чего-то.
— Это ты, наверное, съел чего-нибудь, — предположил Николай Иванович.
— Если бы съел, давно бы все выблевал, — признался майор, опускаясь на свободный стул. — Есть что-нибудь новое? — спросил он, чтобы больше не говорить о еде.
Он старался не смотреть на криминалиста, который как ни в чем не бывало продолжать жевать свой бутерброд, прихлебывая кофе.
— Да ничего, кажется, больше нет, если ты имеешь в виду Самахову. Отпечатки пальцев оставлены только хозяйкой квартиры, как я и предполагал. Да и то в тех местах, где преступник наверняка не мог оставить своих. Все остальные поверхности самым тщательным образом протерты. Кстати, я смотрел в своей картотеке: ничего похожего на этот почерк. Значит, и отпечатки пальцев, если бы они и были, ничего бы нам не дали. Вот так.
Он наконец перестал жевать, вытер руки полотенцем, валявшимся на столе, и достал сигарету.
— Единственно, на что советую обратить внимание, — это тип жертвы, — закурив, произнес он. — И та и другая — блондинки. Правда, Самахова — крашеная. Обе стройные, немного пухленькие. Примерно одного роста. Вот, кажется, и все. Мы там собрали образцы пыли из гостиной и прихожей, но это вряд ли что нам даст.
Дудуев бросил окурок в большую хрустальную пепельницу, стоявшую на столе, и, кивнув криминалисту, пошел к себе в кабинет. Он поднялся на третий этаж, но еще не дошел до своей двери, как его окликнула Марина — секретарша полковника.
