Ты показывала им быков, а они осматривали. Никто лучше тебя, Исабель, не умел отбирать самых смелых и яростных животных.
— Я не пойду за аделантадо, — услышала я ещё раз.
Ты вышла из-за изгороди и устроилась на возвышении над ареной. Там ты присела на доску, служившую скамьёй или, вернее, ступенькой. Мы с моим мужем уже там и стояли. Арена была далеко внизу под нами.
— Сделаешь, как тебе сказано! — грозно произнёс отец.
Он поднялся вслед за тобой и стоял теперь рядом, а с ним трое наших братьев. Четвёртый, Лоренсо, спрыгнул обратно к быкам.
— Говорите, что хотите — не пойду!
— Вот было бы диво, если бы соплячка согласилась, — усмехнулся Херонимо. — Не закапризничала.
Вы с детства друг друга терпеть не могли. Старая история. Теперь он завидовал тебе, как никогда. Твоё здоровье, энергия, а больше всего — твоя яркая красота, добивали его. Сам он совсем не был похож на наших родителей: высокий и толстый, жир пополам с мускулами. Его не любили, и он озлобился.
Однако опыт научил его одному жизненному правилу: не мешаться в отношения отца с дочерью.
Херонимо сошёл со ступеньки и ушёл прочь.
— Аделантадо на двадцать пять лет меня старше, — небрежно сказала ты.
— И что? — недовольно сказал отец.
— А то, что...
Ты оборвала фразу, как будто тебе всё это неинтересно. Гораздо важнее, чем этот разговор, были быки, отобранные тобой для Лоренсо, — на них-то ты и смотрела не отрываясь.
Лоренсо был на год младше тебя, высокий блондин, как и ты. Вы были так похожи, что вас можно было принять за близнецов. Когда я смотрела на Лоренсо с быками — казалось, что вижу тебя. Но ты неподвижно сидела на месте и внимательно смотрела.
Несколько индейцев бегало вокруг Лоренсо. Они выгоняли быков из «керенсий», убежищ, и гнали вперёд. Если бык кидался на то, что движется на другом конце арены, на шляпу, которой махали вдалеке, на тряпку, которую ему кидали и убегали, это был знак его боевого духа.
Очень хороший знак.
Один из быков на бегу с тяжёлым грохотом всадил рога в деревянный забор прямо напротив нас. Отец невольно попятился. Ты не шелохнулась.
— А то, что вот и не пойду, — опять заговорила ты. — Знаете, что я вам скажу? У него даже в мыслях нет с вами породниться. Чем докажу? Тем, что за шесть лет, что аделантадо вернулся в Лиму, он ни разу к вам не зашёл.
— Шесть лет, говоришь? Даже так?
— Шесть лет.
— У него было много дел, некогда было жениться.
— Некогда жениться на невесте с сорока тысячами дукатов приданого? Полноте! У него совсем другое на уме. Может, другая невеста, откуда мне знать? Индианка-наложница, как у Херонимо. Нет уж, увольте! Для меня надо найти жениха получше.
— Я твоего мнения не спрашиваю!
— Так слышите и без спроса.
Обычно ты была красиво причёсана и роскошно одета, но в этот день волосы в беспорядке падали тебе на лоб, юбка короткая, на локтях и на туфлях дыры. А как иначе? В красивом наряде ты не могла бы работать вместе с пеонами в грязном хлеву.
Вот завтра, на почётной трибуне, тебя будет не узнать: ты всех затмишь сиянием. Я видела, как ты собиралась и упражнялась. Золотые волосы в мелких завитках, прорези на рукавах, обшитые материнскими жемчугами, шнуровка с железными наконечниками на груди, гордо поднятая голова, подпёртая огромным белоснежным воротником, какие ты любила. Сейчас это монументальное сооружение отбеливала и приводила в порядок армия твоих прачек — индианок.
Даже сидя на ступеньке, ты была на голову выше отца. Рядом с тобой он казался маленьким и безобидным.
Но это только казалось. Для всех нас он оставался грозным и взбалмошным хозяином.
— А жених мне нужен, — продолжала ты таким же легкомысленным тоном. — А то прождёте, я и состарюсь.
— Тебе семнадцать лет!
— Уже восемнадцать скоро. Петронилью в четырнадцать замуж отдали...
Я испугалась, как бы они не наговорили про меня лишнего при моём муже, и отошла в сторону.
Но не слышать вас было нельзя: вы кричали всё громче.
— Что ж ты так возмущалась, когда её выдавали? — возразил тебе отец.
— Потому что Петронилье замуж идти не хотелось. И отдали вы её за старого хрыча, который бьёт её. А я... Я за такого не пойду, мне нужен лучше муж.
— Да аделантадо даже знатнее родом, чем твоя мать! И королём был принят.
— Зато, говорят, он совсем разорился и так обнищал, что ни один гранд не хочет отдавать за него дочерей.
Этот довод попал в цель. Отец взорвался:
— Кто это так говорит?
Ты осторожно уклонилась от ответа, не желая никого выдавать:
— Кто бы ни говорил, всё равно аделантадо так и не пришёл ко мне свататься.
— Ладно, дочка, это поправить недолго.
Аделантадо Менданья жил неподалёку от нас. Отец соскочил с возвышения и пошёл по аллее. Вскоре он вышел на улицу. Если ты нарочно это устроила, чтобы добиться встречи с «женихом», то своего добилась.
Я кое-что знала, чего не знал отец. Ты уже подстраивала для себя встречу с доном Альваро. И даже не одну.
В этом не было ничего удивительного. Всё Перу знало дона Менданью. Вот и ты его заметила.
Тайком выбегая в город, ты надевала «тападу», как делали все женщины Лимы, желавшие сохранить инкогнито. На голове широкая андалузская шаль — ты
