Тёмно-фиолетовая маска подходит и, наконец, ставит меня и стул в нормальное человеческое положение. Он садится напротив меня. У него в руках мой телефон, и он объясняет, что сейчас я поговорю со своим отцом. Только без шуток. Скажу, что у меня серьёзные проблемы и нужны деньги. Много. Иначе будет хуже. И мне, и Зарине.
Он набирает номер. Он включает динамик. Он приближает трубку к моему рту.
Гудок.
Второй гудок.
Третий гудок.
Четвёртый.
Пятый.
Шестой.
– Алло… – я слышу голос папы.
Я так давно его уже не слышал. Очень-очень давно. Чувствую, что вот-вот заплачу. Вижу, как Зарина медленно приходит в себя. Она открывает глаза, оглядывается во все стороны и останавливается на мне. Она смотрит. Смотрит так непосредственно и искренне, что я чувствую себя гораздо более привлекательным и лучшим человеком, чем я есть на самом деле.
– Алло… – говорю я, медленно проглатывая слюну и слёзы. – …Папа, привет.
Пауза. Тишина в трубке. Молчит.
– Папа… – снова говорю я. – …Ты слышишь меня?
– Да-да, сын! – раздраженно отвечает отец. – Что? Что тебе нужно? Что случилось опять?
– Ничего, папа… Просто… Как твои дела?
– Прерывается связь, что ты сказал там, что?!
Тёмно-фиолетовая маска грозно протягивает трубку ещё ближе.
– Ничего. Просто позвонил. Как твои дела?
Зарина внимательно смотрит.
– Нормально… – произносят на том конце провода.
– Как мама?
– Нормально.
– Как ты?
– Давай ближе к делу уже. Ты же не просто так позвонил. У меня мало времени. Что хочешь сказать?
– Ну, дело в том…
Я смотрю на людей в масках. Дамели грызёт ногти, и я чувствую общую обеспокоенность в воздухе.
– Дело в том, папа, что…
Я смотрю на Зарину, на её тёплый, нежный взгляд и расслабляюсь.
– Дело в том, папа, что… МЕНЯ ПОХИТИЛИ! ХА-ХА! ПА-А-А-А-ПА! Ха-ха. Смешно, и я смеюсь.
– Я сижу тут дома, в погребе!..
Ха-ха. Смешно, и Зарина смеётся тоже.
– Меня связали! Не могу ничего сделать! Ха-ха! Они, ха-ха, просят денег! Много!
– Чёртов распиздяй! Ты что, опять под коксом или ещё под какой-то херней с тёлкой?! Не звони мне больше! Ты не получишь ни гроша, и я продаю дом!
– Алло! Алло-о-о-о-о!
Я смотрю на тёмно-фиолетовую маску и прошу прощения. Кажется, связь оборвалась, и отец бросил трубку.
– Он дебил! – воскликнула Дамели.
Все озадачены и обсуждают, что теперь делать дальше. Мероприятие должно было пройти быстро и гладко. По крайней мере, на первых этапах. Один из них сказал, что не нужно было так торопиться со звонком. Нужно перевезти меня в-то-самое-место. Ругаются, что всё делается через жопу. Другой человек в маске вспомнил, как прочитал в интернете, что девка эта, Зарина такая-то, числится как без вести пропавшая. Может, на ней тоже можно заработать?
– Ничего не изменилось! Действуем по плану.
Тёмно-фиолетовая маска встаёт. Чувствую боль в затылке, и я теряю сознание.
14 актЯ очень боюсь одиночества.
Я очень боюсь пустоты.
Я очень боюсь тишины, и я очень боюсь молчания.
Это так здорово ощущать, что ты не один. Это так здорово ощущать, что ты любим. В тот день, когда я встретил Зарину, я увидел её. Она была такой-такой красивой, а мне было так-так одиноко и так-так плохо. Я спросил, можно ли подсесть к ней.
Конечно. Конечно, конечно, конечно, – сказала она. Кто ты и как тебя зовут? Позади нас послышалась имитация собачьего воя Буги-Вуги. Мои ли это друзья, – спросила она. Ну да, почти. У меня нет друзей. Я всегда чувствовал огромную и бесконечную пропасть между мной и другими людьми. Именно поэтому я просто подошёл. Просто подошёл и не хотел ничего большего.
По дороге в Клуб «М» она призналась, что поругалась с отцом. Родители – единственные существа, которых Зарина любит на всём белом свете. Однако по факту, в глубине души она знает, что использует их только лишь для достижения своих эгоистичных целей. И это её очень-очень пугает.
Она эгоистка и очень-очень слабая.
Я эгоист и очень-очень слабый.
– Интересное у тебя хобби… – сказала мне как-то раз с ехидной улыбкой Зарина, а сама, я вижу, трясётся-трясётся.
Да, она боялась, ей было страшно, но я твердо верю, что люди могут услышать друг друга.
Я твердо верю, что люди могут понять друг друга.
Спасение, близость, единство – это не больно, но очень-очень страшно.
Одиночество, пустота, тишина – это больно, но очень-очень привычно.
15 актГромко звучит музыка. Американская попса.
Голова по-прежнему раскалывается, и я не могу пошевелить ни ногами, ни руками. Лежу в позе эмбриона и ничего не вижу.
Кочки. Неровная дорога. Крутые повороты и очень холодно.
Судя по всему, я в багажнике какой-то машины, и меня везут в «то самое» упомянутое ими место. Но рядом со мной ещё кто-то. Женщина. Её ноги лежат поверх моих ног, а грудь прижата к моей спине. Она пытается выговорить что-то, но не может. По всей вероятности ей рот, как и мне, склеили скотчем. Я тоже издаю малопонятные звуки. Это просто стон, всё от утомлённости и усталости.
– Кто бы мог подумать, а! – слышу знакомые голоса сзади, за спиной, издающиеся из салона автомобиля.
– Да хватит уже!
– Ты сказал действовать по плану, а какой у нас был план?
– Не знаю.
– Что?! Не знаешь?!
– Да всё просто. Не ссы!
– Даниил, мне нужны деньги, как ты не понимаешь. Папаня убьёт меня, как только узнает. Это ты затеял. Изначально мы вообще хотели просто найти дом, стащить бабло и тихо уйти, но нет же, надо идти дальше! Ты же всегда так делаешь! Я не хочу проблем! Нельзя было проследить за ним? Зачем понадобилась Дамели?! Теперь она лишний груз в багаже и лишние неприятности!
Значит Дамели кинули, и сейчас она связана, упакована вместе со мной.
– Лучше смотри на дорогу, Валя, заткнись!
Резкий поворот.
– Не гони так!
– Чего ты паришься, мы на трассе. Здесь ни единой души.
Песня заканчивается. Реклама. Сегодня и только сегодня скидка
девяносто процентов на все товары Lacoste в New Mall.
– Слушай, может, прикрыть её хоть чем-то? – я распознаю голос Дамира. – А то я не могу на неё спокойно смотреть.
И я понимаю, что речь идёт о Зарине. Значит, она жива и пока что в порядке. Я пытаюсь вырваться из верёвок и ворочаюсь, но слишком тесно, и тело Дамели мешает.
– Раз ты не можешь смотреть, пожалуй, я ещё раз всажу ей.
– Бляяя, Абдрахман.
– О, да, детка. Почему бы тебе снова не принять меня в гости?
– Только не в моей машине! А ну слезь с неё!
– Смотри на дорогу, Валентин, ты же вышел на встречную!
– ФУРА!
– ВСАДИ МНЕ ГРЕБЕНЬ В ЖОПУ!
Дамир. Всади мне гребень в жопу. Ха-ха. Смешно.
И я слышу шипение шин. И я слышу свист тормозных колодок.
Меня тянет вперёд, и я всей своей массой и телом упираюсь в Дамели, что немного облегчает удар на спину, но всё равно больно. Что-то железное вкололось мне в бок. Я кашляю и чувствую вкус крови, но сплюнуть не могу и просто проглатываю. Неприятно.
Валентину снова придётся оплачивать ремонт машины. Ха-ха. Смешно.
Первая мысль, в порядке ли Зарина, а затем мне становится страшно.
Холодно, темно, и я один. Совсем один. Я в полной изоляции, закрыт и скрыт от мира. Я хочу кричать. Помогите, помогите мне, пожалуйста!
Не бросайте!
Не уходите!
Не кидайте!
Я хочу позвонить отцу. Я хочу позвонить маме. Я хочу сказать им, как сильно я был не прав и как мне жаль, что я их так расстроил. Я больше не буду. Я буду хорошим. Я хочу извиниться и попросить прощения.
Я хочу крикнуть о помощи, но не получается.
Где мой телефон?
Телефон, телефон, телефон!
ТЕЛЕФОН!
Резкий свет от фонарного столба ослепляет меня. Дверца багажника открывается, и я вижу обнаженную грудь Зарины. Зарина хватается за мою рубашку и всеми силами вытягивает меня наружу.
Падаю на землю.
Больно.
Кашляю.
Глотаю кровь.
Проливной дождь перешёл в мокрый снег. Я смотрю на Зарину. Её тело всё в крови и ссадинах. Она тяжело дышит и стоит на коленях. Смотрит куда-то вдаль, а затем снова вцепляется в плечи моей рубашки и тянет меня на обочину дороги. Бэха Валентина вся всмятку от столкновения с фурой. Ремонту не подлежит. Сам он сидел за рулем, а Даниил спереди. Родителям будет трудно опознать их тела. Сзади Дамир. Стёкла окон вонзились прямо в его горло, а Абдрахман, скорее всего, прикрыл Зарину, когда был на ней.
Я лежу на спине и смотрю на ночное небо. На мой таз садится Зарина.
Она смотрит на меня.
Я смотрю на неё.
Она со мной.
Я с ней.
То, о чем я так долго мечтал. И этим было сказано всё.
Её лицо постепенно скорчивается. Она сжимает руки в кулачки и бьёт меня по груди.
Не надо, мне и так больно.
Я вижу, как её губы шевелятся и трясутся. Пытаются что-то высказать, но не могут найти подходящих для ситуации слов. Она говорит, что я последний подонок. Она спрашивает зачем, почему и за что. У неё не остаётся сил, и она прижимается головой в мою грудь. Прижимается и плачет. Я чувствую и слышу её.
