и как было придумано идеальное оружие против шишигари. Лучшие мастера вырезали духовные орудия из упавших ветвей Карколиста и закаливали мертвой водой. Единственный родник находился на севере, в Крепости-Улитке, где его охраняли как зеницу ока.
Мы услышали и о величайших достижениях предков. Потом о главных ошибках. Потом была беседа о самоотречении и дисциплине – и так до самой ночи. Перво-наперво нас собирались напичкать идеологически верными речами.
Смаги служат людям. Они не имеют права использовать знания им во вред или для того, чтобы возвыситься над ними. Насилие запрещено. Семейные узы запрещены. Раскрытие тайн Братства… Ну, вы поняли.
Сначала я пытался выяснить, сколько же будет длиться обучение. Мне было мало одной теории, я жаждал действовать, но видимо они как раз пытались отсеять здесь самых нетерпеливых. Никто не говорил полной правды. А когда захотел отыскать Радогоста, мне объяснили его отсутствие новым заданием. Выходило так, что у Братства сильно не хватало опытных охотников.
Свободное время рароги проводили в библиотеке, изучая основы анатомии человека. Не умевшие читать были вынуждены обучаться сразу нескольким вещам одновременно. Меня спасало мое прошлое, но в целом все равно было тяжело.
Нас обязывали заводить дружбу среди равных: «Уважай братьев, верь наставникам». Только я – человек, которого называли Душегубом из Фензино, – в новый круг по понятным причинам не вписывался.
Трапезничать приходилось в одиночестве, что, правда, никак не сказывалось на отвратительном вкусе местной похлебки. Нас не баловали: давали ее, воду, да подсушенные лепешки. Скудный рацион, подходивший тем, кого отравила Тьма.
Жить, как прежде, смаги не могли.
***
Через месяц, когда я выучил имена учителей и старших братьев, а так же досконально изучил книги о наследии смагов, к лекциям добавились тренировки. На них я снова встретился с Лисой и Велесом. Они попали в Братство чуть раньше меня, но уже успели покончить с теорией; вроде бы благодаря тому, что эти двое имели какую-то там предрасположенность к борьбе с шишигари. Везунчики.
Мы, два десятка неопытных рарогов, стояли в освещенном факелами помещении. Было душно. Перед нами стояло с полсотни деревянных чурок – каждая выше любого из нас. Верхушки гладких оснований украшали лица, нарисованные на туго набитых стружкой мешках.
На жутко улыбавшихся столбах было надето по несколько железных ободков, с закрепленными на них жердями и лезвиями. Разное количество, разная форма. Чтобы сделать врагов более самобытными, а сами тренировки − сложными.
Конструкция казалась одновременно пугающей и нелепой. Как они работали, где скрывался источник их энергии?
Старый смаг с пустым рукавом там, где должна была быть правая рука, коротко обрисовал свои требования. От нас ждали сущей мелочи. Пройти через Лес Смерти.
Сквозь поле этих чучел.
− Мы покажем вам, что не каждый способен стать смагом, − добавил наставник загадочно.
Казалось бы, что сложного? Гибкость, терпение, и все получится. Но стоило парочке учеников к ним приблизиться, как чурки ожили.
Старые деревянные жерди крутились вдоль своей оси, желая больно врезаться в самое уязвимое место. Лес танцевал с нами танец смерти. Одному несчастному такой атакой напрочь срезало ухо. Мы вывалились оттуда запыхавшиеся и напуганные. Однорукий наставник не торопился нас жалеть.
− Вы станете светом, пугающим тень, лишь тогда, когда пройдете этот путь до конца.
− Это невозможно! − возразил кто-то.
− Тогда тебе не стоило и начинать. Дальше будет только хуже.
Он указал, как хрупкая Лиса скользит мимо крутящихся чурок, а те скрипят в бессильной злобе. Она дошла до половины, пока особо хитрый удар не отбросил ее к стене. Девушка мгновенно вскочила на ноги. Отряхнулась и, стараясь не подать виду, что раздосадована неудачей, вернулась на место.
Наставник одобряюще потрепал ее по плечу.
− Еще рано. Дух не усмирила. Потерпи, − говоря это, он направился к крайним столбам. Мы затаили дыхание. Однорукий смаг неспешно преодолел разделяющее их расстояние и возложил единственную ладонь на гладкий ствол. Чудное сооружение не шелохнулось.
– Да ну…
– Это как же так?!
Я разделял негодование остальных.
Не понимая, зачем нас пытаются обвести вокруг пальца, вгляделся в сочленения деревянного механизма, надеясь понять, где кроется секрет. Тут определенно была какая-то уловка. Рычаг или типа того. Но внезапно случилось то же, что и при охоте на многоногую шишигари. От напряжения глаза заболели, мир дрогнул и резко раскололся на фрагменты…
Обычное зрение показывало привычную картину. А вот некий внутренний взор открыл запрятанное внутри чурок свечение. Крохотные точки в каждой из фигур Леса Смерти. Они смогли их запечатать…
Это открытие лишило меня дара речи. Смаги додумались использовать тени для своих целей и заперли их остатки в тренировочных механизмах!
Смаг, стоявший рядом с ними, испускал слабое пульсирующее тепло. Оно достигало точек, и те съеживались. Что бы он там не делал, шишигари явно были не в восторге.
***
Не только мне, но и другим новеньким приходилось нелегко. Кодекс Братства Тишины запрещал своеволие и требовал полностью раствориться в общей цели. Конечно, из нас не пытались слепить безликих существ, которым не ведомы желания. Просто требовали максимально усмирить плоть. А это, я вам скажу, не самая простая задача.
Много времени мы проводили беззвучно застыв на месте. Старшие считали, что так легче услышать голос своих пороков. В свободные часы они выводили нас наружу под присмотром какого-нибудь наставника и заставляли обтираться снегом; потом уводили к окраине, где мы долго бегали. Учились бороться друг с другом.
Выходить в город по своей воле до окончания обучения рарогам запрещалось.
Пару раз меня пытались задирать. Каждая из попыток заканчивалась провалом. После трехрогого чудища люди не особо-то и пугали. Правда, старших моя «нелюдимость» беспокоила − словно проблема была именно в ней, а не в отношении остальных учеников.
Большинство рарогов-мужчин старательно избегали того, кто уничтожил целую деревню. А малое количество обучавшихся здесь женщин давно образовали отдельную общину, огородившись от всех прочной завесой равнодушия.
Как-то я пытался заговорить с Лисой, которую считал косвенной знакомой, а она напряженно замерла на месте. Не поворачиваясь, предупредила:
− Еще хоть раз приблизишься, я вырежу тебе кадык.
Вот тебе и единство смагов.
Возможно, от одиночества мое состояние слегка ухудшилось. Слушать про священный долг давно приелось. От синяков поставленных чурками на теле живого места не было − сплошные ссадины и порезы. Мышцы ныли, налитые свинцовой тяжестью, болела голова.
А ночью сны, которым нет конца. Где багровая тварь пожирает детей, а я стою окаменевший, сжимая серебряное зеркало и свиток Вахбагра Нозиза. Где мертвецы всегда рядом. И смеются,
