Когда огонь и дым от налета рассеялись, взгляду предстала совершенно пустынная картина нашей бывшей позиции. Ни антенных полей, ни настилов от палаток, ни каптерки старшинской. Голая выжженная земля. Не зря председатель поначалу опасался за свое поле. На том куске, где мы стояли, теперь точно долго ничего расти не будет. Пытался я потом на этом пятачке полевку свою закопанную найти, трубки от антенных мачт, но потом плюнул. Получается, что масштаб игрушек от должности зависит. Мы вон дымовыми шашками ограничились и стрельбой по гусям, а у кого был доступ к вертолетам – он и ими смог проиграться.
Постояли мы у дороги еще какое-то время. А потом приказ все-таки желанный пришел – восвояси собираться. Настилов же от палаток не осталось, а в кунгах все солдаты не поместились бы. Вот и пожалели нас, погорельцев.
Учения у села Воробиевка (дорога обратно)
Честно говоря, не очень-то мне хочется вспоминать дорогу обратно из-под села Воробиевки. Может, еще лет через… дцать? Скажу лишь, что по дороге обратно две машины наших с прицепами перевернулись. Высотомер и, кажется, один из дизелей в кювете оказались. Оба потом на списание пошли. Еще приказ из полка после этого ЧП выдали, чтобы мы наверх о происшествии сразу не докладывали. Типа – еще едем или даже не выехали. Видать, думали, как им самим свою ж… прикрыть. Через пару дней разрешили-таки доложить.
И даже после этого эпизода нашу роту сделали выездной. То есть, как учения, то мы ноги в руки – и вперед. Видать, в других ротах и того хуже на учениях отметились.
Гауптвахта
Нет, сам я, слава богу, не сидел. А вот солдатика одного на губу конвоировать довелось. В нашем п. г. т. данного учреждения не было, и посему пришлось мне провинившегося на гарнизонную гауптвахту доставлять в славный город Хмельницкий.
Конвоировать – это вообще-то громко сказано. Никто не шел впереди со связанными руками, а я сзади с пистолетом, направленным на него. Просто вместе тряслись в рейсовом автобусе по пути в Хмельницкий. И мои обязанности, как я понимаю, были здесь сродни обязанностям старшего машины. Доставить солдатика на губу, чтоб он по дороге не заблудился, и сдать его с рук на руки вместе с сопроводительными документами.
Прибыли, нашли эту гауптвахту, прошли через КПП, предъявив предписание. А вот куда дальше стопы двигать – я, кажется, спросить забыл. Идем по дорожке. Навстречу майор какой-то, я и решил, что это начальник губы. Отдал ему честь и выпалил: «Товарищ майор, лейтенант такой-то, доставил рядового такого-то на гауптвахту». Майор слегка нахмурил брови, глядя на меня, затем добродушно так выдал: «Пошел на…, лейтенант. Я сам здесь сижу». И, обогнув меня, пошел дальше своей дорогой. Я только после этой репризы обратил внимание, что майор был в тапочках (дело летом было).
Нашли мы все-таки канцелярию губы. Постучался, с «разрешите войти» зашел. В комнате за столом сидел капитан с красными глазами, уставившимися на меня. Две руки его лежали на столе, и складывалось такое впечатление, что он только что, по моему стуку в дверь, оторвал свою голову от поверхности стола. Может, это были только мои домыслы. Далее я опять протараторил дежурную фразу про лейтенанта такого-то, который доставил рядового такого-то на гауптвахту. Капитан выслушал мой монолог и спросил: «Хороший солдат или х… ый?» Я подтвердил второе предположение капитана, тогда он, опять немногословно, выдавил: «Сгною, б…я!» После чего я передал сопроводиловку и, откланявшись капитану, двинулся в обратный путь в свой п. г. т.
Через положенный срок, кажется – десять дней, я опять вернулся на губу за нашим солдатиком. Получил его под расписку. А когда мы уже в автобусе ехали, спросил его: «Ну и как тебе гауптвахта?» «Турма, товарищ лэй-тинант», – поделился своими впечатлениями отбывший наказание.
Вспомнились здесь еще две полукартинки про гауптвахту. Первая – про то, как я своими глазами видел, как майор чуть не загремел на эту самую гауптвахту.
Со строительством в армии в тот момент напряженка была. Не хватало на всех стройбата. Вот и нам, когда у нас склад НЗ (неприкосновенный запас) разваливаться стал, приказали новый строить хозспособом. Хозспособом – это значит, что мы сами строить будем, своими и солдатскими руками. И мои руки тоже к этому приложились. Хорошо хоть материалами нас по нарядам обеспечивали. И в качестве материала предложен был кирпич с соседнего кирпичного заводика. Строили мы этот склад долго. Стены по шнурке вроде нормально получались, а вот углы выводить – проблемой оказалось. Раз пять или шесть перекладывали. Так бы, наверное, и по сю пору этим занимались, ежели б старшина наш вездесущий не нашел старичка какого-то, в этом деле доку. Он углы быстро вывел и нас научил, как дальше их делать. Построили мы все-таки злополучный склад этот, углы закрытия из-за него, правда, нарисовались у наших РЛС. То есть в секторе со стороны нового склада вражьи самолеты теперь могли более вольготно себя чувствовать. Но тут мы невиноватые были. Приказ сверху про склад был.
Ну а как склад построили – прибыл к нам проверяющий генерал какой-то со свитой, в то числе и из нашего полка. Посмотрел генерал на наше творение и буркнул что-то типа: «Ну вот, можете же, если хотите». Дальше спрашивать нас начал, как у офицеров и прапорщиков дела с жильем обстоят. Картина тут нерадостная нарисовалась. Тогда генерал и выдал: «А че, вы же склад хозспособом построили? Давайте теперь и жилье себе стройте тем же макаром». Но склад, как в Одессе говорят, – это одно, а жилье – совсем другое. Склад, ежели завалится, – тут, конечно, тоже хорошего мало, но люди, скорее всего, не пострадают. А коли дом жилой обрушится, то это уже совсем другой коленкор. Наш командир, это понимая, стал генерала отговаривать. Командиру вторил майор из нашего же полка, что не дело это – жилье офицерам хозспособом строить. Генерал обернулся на майора и прикрикнул: «А ты вообще, майор, молчи. Посажу». И ведь мог же посадить по своим должностным обязанностям. Но обошлось. И жилье нас не заставили хозспособом строить, и майора не посадили. Он, правда, после той реплики генерала, как воды в рот набрал.
Следующая картинка к гауптвахте уже совсем опосредованно относится. Началась она с того, что к старшине пришел местный начальник УВД и рассказал, что солдат один, родом из нашего п. г. т., сбежал с какой-то гауптвахты, убив при этом караульного и захватив оружие. И, по одной из версий следствия, сбежавший этот может двинуть до дому, до хаты. Время тогда было более спокойное (да и трава зеленее), и милиция патрулировала окрестности без автоматов, только с пистолетами. Может, и вовсе не было тогда у местной милиции в арсенале автоматов. Не знаю. Собственно, милиция хотела попросить у нас помощи в поимке того дезертира. А точнее, чтобы мы в патруле с ними на въезде в Ярмолинцы стояли, с автоматами, разумеется. Такой вопрос, конечно, ни старшина, ни командир самолично решить не могли, но согласовали как-то с вышестоящим начальством. Не было печали, так черти накачали. Пришлось нам в наряде с оружием на въезде в наш п. г. т. вместе с милицией стоять. В наряд отправили самых надежных, то есть только офицеров и прапорщиков. Я тоже в ночи как-то постоял. В мое дежурство все тихо было. А в чье-то другое дежурство инцидент со стрельбой произошел. По дороге той, где мы блокпостом стояли, и в дневное-то время машин не шибко много было. Дай бог, с пяток за час проедет. Ну а ночью и того меньше. А тут едет легковушка какая-то среди ночи. Милиционер ее тормозить стал, чтоб досмотреть, а они на поле свежескошенное свернули и по нему объехать решили. Милицейский вверх из пистолета шмальнул – в машине только газку прибавили. Тогда прапор наш, не помню кто, очередью из калаша их в мотор угостил. Попал. Заглохли они, и двое врассыпную по полю побежали. Наши – за ними. Догнали. Связали, у одного из них еще пистолет оказался. После этого его посильней помяли. Когда поостыли чуть – разбираться стали. Вроде связанные по возрасту ну никак на солдат не тянут. Оказалось, что это третий секретарь райкома партии коммунистической (других тогда не держали) со своим менее титулованным подчиненным с, простите, бл. к возвращались. А тут патруль, понимаешь, на дороге. И машину их по номерам почему-то не признали. А может, это вообще бандюки какие-то. Вот и решили они по стерне наш кордон обойти. А пистолет, так он по чину у такого партай-геноссе должон был быть. Дабы от народа своего защищаться в случае чего. Пару лет назад замяли бы этот эпизод. А тут игрушки новые пошли: «перестройка и гласность». Да и стрельбу нашу в п. г. т. слышали. В общем, лишился тот бонза не только пистолета, но заодно и билета своего партийного вместе с креслом насиженным. Вот как дорого иногда обходится общение с женщинами. Ну и блокпост наш после того случая сняли. Сказали, что поймали дезертира где-то в другом месте. А я так думаю, сняли, чтоб никого другого, рангом повыше, мы ненароком не подстрелили.
