Сначала мы перегоняли машины, которые сами могли ехать, затем – которые могли ехать сами только частично (то едут, то нет), а уж на сладкое были оставлены машинки, которые без сцепки ехать вообще не умели. С этой сцепкой у нас одна авария приключилась, свидетелем (простите, чуть ли не пострадавшим) которой я оказался. По инструкциям сцепка должна была быть жесткой (то есть не трос). Это у нас соблюли, но вот на форму сцепки, кажется, плюнули. Знатоки потом говорили, что правильная жесткая сцепка должна быть треугольной. Одним ухом к буксиру, а двумя – к пострадавшему. Это чтобы, ежели чего, с крючка никто не соскочил. А нам досталась просто труба о двух ушках на концах. Ну, видать, других не осталось. Подцепили нас. Вроде это ЗИЛ-130 был, бортовой, и потянули. В кабине нас трое было. Это хорошо помню. Я даже старшим машины в тот раз не был. Простым пассажиром. Справа сидел, у дверцы. И вот когда мы стали с горки спускаться после моста какого-то, то буксир наш притормаживать стал, а сцепка с нашего уха и соскочила. И не только соскочила, но еще труба эта движок пробила и в кабине оказалась. Как я успел ноги до приборной панели поднять и под трубу эту загребущую не попасть – не знаю. И как вообще до этого догадался – ведь никогда в подобной ситуации не был и даже не слышал про подобное. А труба вошла аккурат туда, где ноги мои ранее находились. Хорошо все, что хорошо кончается: в результате аварии пострадала только машина.
Вообще таких инцидентов в той командировке немало случалось. Боюсь, что все и не упомню. Вспоминается, как в одну перегонку начальник колонны из-за многочисленных остановок разрешил исправным машинам передвигаться самостоятельно, не ожидая отставших. Правильное решение, а то мы один раз от Коростеня до Ровно двенадцать часов ехали. А там расстояние всего-то двести километров. Задачка для школьников: какова была наша средняя скорость? Ну так вот, едем мы, значит, одни на ГАЗ-66 без кузова. Одно шасси. Солдатик вто-пил педаль газа чуть ли не до упора. Ветер свистит. Красота. И тут черт меня дернул спросить его: «А тормоза-то у тебя есть?» «А как же, товарищ лейтенант», – радостно отозвался водитель и тут же решил их продемонстрировать, наверное, также втапливая соответствующую педаль в пол. Машина от таких экспериментов взбунтовалась, совершив почти что полицейский разворот, чуть ли не на сто восемьдесят градусов по отношению к первоначальному направлению движения. Знатоки потом объяснили, что это произошло потому, что у машины зад был очень легкий. И хорошо, что поблизости, ни спереди, ни сзади, никого не было. Когда мы полностью остановились, постояли, ошарашенные, секунд несколько, я только и смог выдать: «Ты это, того, поосторожней в следующий раз давай».
Полк тю-тю (Продолжение и окончание)
Была еще и познавательная часть в этой командировке. Это кроме знакомств с достопримечательностями разных уголков вильной Украины. Так, например, я узнал, что в военном КрАЗе четыре педали. Лишняя – дополнительный горный тормоз. И даже видел, как мой водитель упорно ее давил на очень крутых поворотах. Это вообще песня еще та была. В один из перегонов нам достался КрАЗ с не вполне нормально работающими рулевыми тягами. Заранее извиняюсь за терминологию. Сам не автомобилист, да и более чем двадцать лет минуло. На поворотах с острыми углами наш грузовик разворачивался блинчиком. Тыр-пыр. Тыр – туда, пыр – обратно, и так по нескольку раз. При этом мой водитель высаживал меня, сам открывал дверцу кабины и выполнял свои замысловатые маневры. Ну прямо как на Дороге жизни в Ленинградскую блокаду. А я шел рядом с машиной и видел, как сапог водилы периодически давил эту меленькую педальку, расположенную поодаль от основных. КрАЗ-то был с ведущим передком, и пол кабины находился прямо на уровне моих глаз или даже выше. Наверное, после этих телодвижений я и поинтересовался, что это за секретная педалька. Не знаю уж, помогала ли она на таких маневрах, но мы тогда кое-как доехали до места назначения.
Помимо техники в этой командировке шло еще и знакомство с людьми. Одним из таких знакомцев стал старлей Шурик (фамилию его помню, но не скажу). С ним вообще нельзя было не познакомится, бо он сам со всеми перезнакомился. Заводной был донельзя. Но о нем чуть попозже. Тут про него вспомнилось только потому, что я как-то заметил, что он берет с собой в кабину открытую трехлитровую банку с водой. Зачем? Непонятно. Пить из нее неудобно. Я спросил. Шурик тогда отшутился, что ежели я с его водилой когда-нибудь старшим машины поеду, то сам тогда все и пойму. Я уже и забыл про сей эпизод, но в один из перегонов мне Шуриков автонаездник все-таки достался. Опять вместе с КрАЗом. Поначалу все шло хорошо. Но вот в одном из довольно медленных поворотов (ну прямо формула I) мы начинаем сносить бордюрные ограждающие столбики. Мой толчок в бок водителю, КрАЗ и его низкая скорость не дали случиться непоправимому. Остановились. Водитель сидел с открытыми глазами, но, оказывается, спал. Вот тогда он мне и выдал: «Товарищ лейтенант, а вы берите в следующий раз банку с водой. Как увидите, что я не моргаю, – вы мне в лицо водой-то и плесните. Старший лейтенант такой-то так всегда и делал». Хорошая инструкция, нечего сказать. Хотя понять всех можно. Лето, жара, длительная командировка, спим хрен знает где, и так далее, и тому подобное.
Чтобы уж совсем закончить автомобильную тему, напоследок тисну еще одну картинку. Кажется, в последний перегон достался мне с моим водителем ЗИЛ-157, который очень хреново заводился и частенько глох на холостых оборотах. Но зато, если уж поехал, то почти не глох. Да и аккумулятор на нем плохонький был, или это мы его уже сами посадили. В общем, готовимся к выезду. Еле-еле завели с ручки колун наш. Поехали в колонне к КПП полка и перед ним встали. Потому что с другой стороны ворот кортеж «Волг» колонну заблокировал. Какой-то генерал решил лично проинспектировать процесс расформирования полка. Колонна встала, и наш колун (ЗИЛ-15 7) заглох. Мы с водилой поочередно пытаемся с ручки его завести (занятие то еще, тридцать потов сойдет). И побыстрее хочется, мы же колонну держим. Да и генерал с другой стороны, пока мы с места не сдвинемся, въехать не сможет. Но когда быстрее хочется, то получается обычно наоборот. Крутим мы, крутим ручку эту по очереди с водилой, и все без толку. Генерал, наверное, вспомнив, что пешком тоже можно передвигаться, решил вдоль колонны прогуляться. Окинуть отеческим, так сказать, взором скопище автоинвалидов. Когда он до нас дошествовал, то я, скорее всего, к нему, простите, попой находился, ручку заводную крутил. «Товарищ лейтенант», – окликнул меня генерал. Я бросил свое неблагодарное занятие и попытался принять положение «смирно». «А почему у вас солдат расстегнут?» – продолжил генерал. Я обернулся на кабину, в которой сидел мой водила с расстегнутым подворотничком. «А попробовал бы генерал сам ручку эту у колуна покрутить, как бы он тогда выглядел?» – промелькнула в моей голове такая мыслишка. Но сказал я совсем другое. Можно сказать, что Остапа понесло. Тяготы и лишения той командировки, наверное, накопились. И я выдал: «Товарищ генерал, а вы не хотите спросить, накормлен ли мой солдат? Когда он последний раз мылся в бане? Когда последний раз спал на чистом белье?» Генерал опешил. Оглянулся на свою подбежавшую свиту. Те начали ему чего-то нашептывать. Может, что я двухгодичник, может, еще что-то. Постояв какое-то время, генерал двинулся дальше, не сказав мне больше ни слова. Обошлось. А ведь мог и на губу упрятать. Коли уж и майоров сажали. Дальше колун наш как-то все-таки завелся, и мы навсегда покинули родной полк и Коростень.
Ну а теперь и про Шурика, старлей который, можно. Он производил впечатление выпущенного на свободу птенца. Упитанного такого птенчика, невысокого и кругленького. Все события вызывали в нем радость. Он, может, и сам в командировку эту напросился, чтобы от жены оторваться. Приезжая в каждый новый город, он говорил мне: «Женя, ну вот здесь-то мы уж точно бабу снимем». Я не возражал, но и не выражал явной радости. Все это чем-то напоминало старый анекдот про молодого и опытного котов, где заключительной фразой было: «Ну ладно, еще с полчасика поб… – и домой». Разумеется, в качестве опытного кота выступал Шурик. Но вот незадача. Везде у него случались какие-то обломы. То солистка филармонии с гастролей раньше оговоренного с Шуриком времени уехала, то какая-то фря просто не пришла на встречу, то еще что-то. Запомнился случай в Ровно, куда мы двенадцать часов ехали. Добрались уже поздним вечером. Определили нас на ночлег в офицерский клуб. Я тогда в первый (и, надеюсь, в последний) раз на бильярдном столе ночевал.
Неугомонный Шурик и тут решил не изменять своим принципам. Выдав в очередной раз свою дежурную фразу и дополнив ее тем, что он знает здесь отличную кафешку, Шурик начал собирать команду молодых котов. Кроме меня отбрехаться не смог еще один двухгодичник из медицинской службы. Запомнился его внешний вид: сутулый, длинный и худой (хотя меня тогда толстым тоже нельзя было назвать). Привел, значит, нас Шурик в это свое кафе. Сели, заказали. Медик был достаточно индифферентен, то есть не шибко проявлял интерес к происходящему. Вяло пожевывал то, что принес нам официант. Шурик же, напротив, хлестал энергией через край. В кафе кроме нас гуляла еще одна шумная компания поляков-челночников, человек пять. Их тогда на Украине очень не любили за скупку всего и вся. В этой компании выделялась высокая заводная девица далеко уже не первой свежести. Но на безрыбье, как известно, и рак – щука. Посему Шурик вился вокруг этой девицы, как плющ вокруг дуба. Зрелище было уморительное, особенно когда дело дошло до танцев. Невысокий кругленький Шурик в офицерской форме, с головой на уровне бюста полячки, но упорно к ней прижимающийся.
