Тонкое шерстяное белье, носки, облегающий свитер под горло — и, растягивая тугую резину, Воронков втиснулся в глухие чулки брючин.
«Чем не лосины нового времени? — усмехнулся он, — Хочешь быть красивым — поступай в гусары. Нет вакансий — тогда иди в ассенизаторы!»
Теперь куртка, в которую тоже пришлось влезать со скрипом.
Сашка туго закатал подрезанную до минимума поясную манжету, но надевать закрытый шлем-капюшон не стал, а перчатки просто прихватил резинками к запястьям.
Костюм был надет для того, чтобы можно было устранить не очень серьезную неисправность прямо на месте, не бегая переодеваться, ну и перчатки в таком случае будут нужны.
Но пока что еще и кисти прятать под глухую резину не хотелось.
Старенький «Садко-2» приятно обтянул тело, обжал каждую мышцу, придавая всякому движению скупую точность.
В Сашкином распоряжении имелась еще парочка куда более суровых комбинезонов со скучным именем «ГК СВУ-Б», но это были уже полные презервативы. Резина с головы до ног, секс с гарантией — но их Воронков надевал, только когда не было другого выхода, кроме как по шею лезть в дерьмо.
Потянувшись, окончательно переборовший былую подавленность Сашка неожиданно для самого себя выдал тао «Красная куропатка сопротивляется порывам южного ветра».
За туманно-красочным названием скрывалось маленькое представление для одного актера, показывающее, как можно запинать до потери пульса активного «доброжелателя», не понеся при этом ущерба.
Быстро разрядив напряжение серией резких и размашистых движений, концовку Воронков смазал. Он завершил «танец» не подсечкой с последующим высоким прыжком (красной куропатке надоело бороться с настырным и тупым ветром, и она улетает по своим делам к чертовой матери), а попросту припечатал невидимого противника ударом кулака сверху в лоб.
Ветру такое по фигу, а вот «доброжелатель», пожалуй, будет озадачен минут на десять.
На душе полегчало, даже озорство какое-то появилось.
Ну, раз пошла такая пьянка…
Сашка развернул пакет побольше, и из него с легким шелестом заструилось темно-серое плетение.
Еще во времена работы на заводе некий работяга предложил бартер — за общечеловеческую ценность типа «две поллитры» пообещал притащить два кило титана. Воронков согласился, рассчитывая сделать несколько лопат для знакомых дачевладельцев. На головном московском авиазаводе готовые титановые лопаты те же работяги толкали по двадцать пять рублей.
Но обещанный металл оказался в виде пучка тонких трубочек, ни на что в общем-то не пригодных, и они долго лежали на балконе.
Значительно позже Сашке в руки попался журнал со статьей об устройстве старинных доспехов, и он, порубив трубки на колечки, принялся плести из них кольчугу.
Строго говоря, это произведение стало скорее байданой: каждое колечко он еще и подплющивал до состояния дырчатой чешуйки. Работа нудная и однообразная, но торопиться было некуда — со временем плетение превратилось в некую форму отдыха, когда руки вроде бы при деле, голова тоже чем-то занята, но сильного напряжения ни сил, ни мысли не требуется.
Зайдя с «Мангустом» в очередной тупик, Воронков извлекал кольчугу, принимался без суеты плющить, присоединять, приклепывать, приваривать — и очередной приступ желания пойти и разбить бестолковый лоб об стенку проходил.
Никакого опыта в плетении у Сашки, само собой, не было, и в итоге у него получилось что-то вроде узкого пончо с дыркой-воротом, ремешками на боках и прямоугольными выступами, закрывающими руки до локтей. От пули, конечно, такой не защитит, а вот от какого-нибудь кинжала вполне. Или от гнусного черного копья…
Хотелось бы думать, что так!
Пол холодил пятки через тонкую резину.
Воронков звонко чихнул, шмыгнул носом и вывалил на стол содержимое последнего свертка.
Выхватив из антрацитово поблескивающей кучки наколенники, а потом и налокотники, он быстро надел их и потом, упав на диван, по очереди вогнал ступни в высокие ботинки роликовых коньков.
Старый отцовский подарок — кожаные, еще на шнуровке, тележка на четыре цепких колесика твердой черной резины. Одно слово, классная вещь!
Сашка, притопнул.
Нигде не жмет, ничего не давит сверх положенного. Теперь точно — броня крепка, и ноги наши быстры.
Осталось влезть в сбрую, замкнуть ее понизу широким поясным ремнем, повязать буйну голову банданой и застегнуть на запястьях перчатки без пальцев с приклепанными с тыльной стороны шипами, и все — готов к труду и обороне.
Сейчас бы в таком виде — да к каким-нибудь неформалам в тусовку. На ура ведь примут, да только вроде как уже возраст не тот по тусовкам бегать…
Сознавая это, Сашка, оставаясь в одиночестве, время от времени надевал на себя эти причиндалы, оправдываясь перед собой, что это, конечно, дурная блажь, но никому вроде как не мешает.
Ах, да! — Минуточку, последний штрих.
Остатний сверток, вздернутый за хвостик, живо раскрутился, и в подставленную ладонь увесисто шлепнулась кожаная пластина ножен.
Щелкнула кнопка стопора, и наружу поползла вороненая полоса клинка. Долго ползла. Потому что длинная. Ровно 35 см.
Решив однажды подарить Рыжему на четвертьвековой юбилей уникальный охотничий нож, какого ни у кого нет, он преисполнился энтузиазма, как оказалось, излишнего. Примерно на полпути стало ясно, что он увлекся и, пожалуй, переборщил. Тем, что у него получалось, было не зверя свежевать, а, скорее, врагов с оттягом рубить. Другие охотники Рыжего засмеяли бы.
Пришлось срочно все бросать и производить нечто более приемлемое. Гарику подарок понравился.
Но позже Сашка все-таки вернулся к своему первоначально недоделанному произведению и довел его до ума. Так появился на свет этот нож-переросток. Обоюдоострый в верхней трети клинка, с волнообразной пилкой по обуху, легким ятаганным изгибом лезвия и значком изящно свернувшейся, раздувшей капюшон кобры у самой рукоятки. Его вполне можно было считать родственником достигавших полуметра и более боевых ножей древности. У тех племен и народностей, что любили такое оружие, классический меч долго не находил широкого применения. За ненадобностью. Как говорится, при такой булавке и шпага не нужна…
Сбруя не зря сразу же замышлялась универсальной. Убранный обратно в ножны, дальний потомок кремневого рубила уютно улегся вдоль спины, рукояткой вниз наискосок от левого плеча — только найденные на ощупь фастексы креплений щелкнули. А что, Мангуст и Кобра — чем не комплект. Единство и борьба противоположностей. Диалектика, блин!
Удерживая на лице хмурое выражение предельной решимости, Сашка завершил локальную гонку вооружений тем, что извлек из ящика и привесил спереди на пояс два ребристых яйца размером чуть меньше теннисного мяча — самодельную карманную артиллерию. Вот теперь точно все. Во всех смыслах, включая (тьфу, тьфу, тьфу) нежданный прихват родными органами. Но тут он представил, что вылазит наружу безоружным, и его мигом передернуло ледяным ознобом. Фигушки! С пустыми руками не на бой как на праздник ходить, а только на собственные похороны. А с другой стороны, хорошо, что его никто не видит.
— Ты куда это, парень, такой крутой? На войну?
— Да нет, хочу прогуляться тут промеж отстойников.
— Понятно. А эти штучки заместо бижутерии?
— Полтергейст, понимаешь, шалит. Барабашки злые покоя не дают, сглазил кто-то. Обороняться буду.
А что еще скажешь? И посторонний наблюдатель уверенно подумает: «Ага, приятель, крыша у тебя едет, а в форточку вовсю лезет паранойя. Ну, успехов!»
Самое правильное и, по-видимому, единственное возможное в таком бредовом положении — положить на все это с привесом. Пусть органы, пусть псих, пусть горячка белая — зато живой!
Обогнув стол, из-под которого за ним внимательно следил Джой, Сашка подкатился к выходу.
— Остаешься за главного, — строго сказал он псу. — Никого не впускать, пленных не брать. В случае чего, прошу считать меня пофигистом.
И с соответствующей эпитафией, добавил Воронок про себя: «Хорошему парню, до последнего защищавшему экологически чистый продукт от посягательств нечистой силы». «Эх, и чего это мне так весело? Не к добру», — вздохнул он и, прихватив с полки общий фонарик, распахнул дверь.
За порогом его ждал сумрачный осенний вечер. Дождь вроде бы и в самом деле взял тайм-аут, но воздух и без того уже пропитался влагой до предела. Сашка поморщился и провел по лицу ладонью, стирая с него мгновенно налипшую мокрую пленку. Без толку. Стопроцентная влажность, не иначе. Он глянул на жирно залоснившийся резиновый рукав. Правильно он гидрокостюм надел. Лучше и не придумаешь, чтобы по этому подводному царству в серых тонах гулять.
Закат без особого успеха пытался догореть там, где ему и положено, на западе. Над почти невидимой за густой дымкой, далекой-далекой, толстой, будто проведенной тупым мягким грифелем чертой леса. Слабенькое такое светлое пятно — вот и весь результат, факелы, что немного в стороне, и то ярче. А в целом — великолепное колористическое решение на тему «Безнадега, которая навсегда». Оценка — десять баллов. Из десяти. И пейзаж весёлый.
