невольно вызывали ответную улыбку.
Алек, выросший в культуре, где улыбаться было принято лишь друзьям или родственникам, всегда удивлялся этой особенности некоторых людей или даже целых городов. Ему в силу своего воспитания было трудно раздаривать улыбки в каждую сторону, быть приветливым с незнакомцами или приглашать на ужин, который в его семье было принято делить только с близкими друзьями, случайного встречного.
Когда он впервые приехал в университет, попав в программу обучения заграницей, его сильно удивляла способность местных разговаривать, словно старые друзья, с совершенно незнакомыми людьми. А фраза: «Эй, как дела?», оброненная незнакомцами и, зачастую, не требующая ответа, вгоняла в ступор.
Во время одного такого разговора на вечеринке, когда Алек начал подробно рассказывать о своих делах незнакомцу, растерявшемуся от такого поворота событий, он и познакомился с Оливией. Улыбчивая блондинка, казалось, светящаяся изнутри, была первой, кто объяснил ему принцип такого общения. В тот же вечер она познакомила его с Самантой и Чедом, а тот со своими приятелями, через которых он встретил уже других своих знакомых. С каждым днем, проведенным в том университете, Алек все больше погружался в чужую культуру, обзаводясь знакомыми и друзьями и учась взаимодействовать с помощью фразы «Эй, как дела?», смысл которой до него все еще не дошел.
Впрочем, все еще было впереди. На самом деле, отправляясь на учебу, он ужасно нервничал. Алек никому об этом не говорил и никоим образом не демонстрировал, однако осознание того, что он человек другой культуры и менталитета словно заранее дистанционировало его от других людей. Он чувствовал себя лишним и, осознавая это, сам не стремился заводить друзей и вписываться в компании, словно отгораживая себя от возможных потрясений.
Поэтому он был особенно благодарен своим друзьям, которые сами его нашли среди всех людей. Он ценил каждого из них. Даже Оливию, чей характер шел вразрез с его, нередко вызывая раздражение или даже жгучее недовольство.
– Понятия не имеем, – отозвался Алек, обернувшись к Максвеллу. – но нужно использовать по максимуму все местные достопримечательности, не все же по склонам таскаться.
– К слову о склонах, – кивнул Максвелл. – вы были на той стороне горы, где будка Джона? Там поставили трамплины для сноубордистов.
– Мы еще нигде в горах толком не были, – отозвалась Саманта.
– Что, правда? – хохотнул Максвелл. – Вы приехали отдыхать в горы, но не были на склонах? Чед, они что, тебя одного кидают?
– Я не люблю сугробы, – отозвалась Сэм.
– У меня итоговая работа в процессе написания, – пожал плечами Алек.
– А меня Чед с собой не берет, – произнесла Оливия.
– Потому что ты не умеешь кататься, – отозвался парень, обернувшись к подруге и глядя на нее сквозь ячейки перегородки. – в последний раз, когда я пытался тебя научить, ты снесла пожилую леди на лыжах. Леди, которая каталась значительно лучше тебя в свои преклонные шестьдесят пять.
– Вот, – фыркнула Оливия. – он каждый раз припоминает мне ту оплошность и делает вид, что это моя вина.
– А чья еще? – вскинул брови Чед.
– А кто меня отпустил? – возмутилась Ли.
– А кто кричал, что она Трэвис Райс? – с тяжелым вопросил Чед.
Максвелл хохотнул. Ему не хватало компании людей своего возраста. В Рейджерсе, где он так старательно пытался продвинуться по службе, жили в основном зрелые люди со своими детьми, которые в скором времени должны будут сесть на самолет и улететь за горизонт к лучшей жизни. Порой Максвеллу нужна была компания, чтобы пропустить по стаканчику или просто поговорить. Каждый сезон он встречает лишь пару тройку людей своего возраста, приехавших отдохнуть, и каждый раз они уезжают домой, оставляя его вновь в одиночестве. Максвелл не жаловался, но все чаще задумывался о смене места жительства.
– К слову о криках, – произнесла Сэм, переведя взгляд с Оливии на Чеда. Если что-то она и уяснила за время их общения, так это то, что вмешиваться в их споры точно не стоит. – что тебе сказала Анна?
– Максвеллу нельзя говорить с нами о расследовании, – отозвался Чед недовольно, словно это он был помощником шерифа и вел дело.
– Тут и говорить-то не о чем, – хмыкнул Максвелл, пожав плечами. – девушка категорически отказывалась разговаривать со мной вчера. А сегодня она должна прийти в офис шерифа, чтобы зафиксировать свои травмы и дать показания, так что говорить ей придется уже с шефом.
– Бедная Анна. – вздохнула Оливия, кинув выразительный взгляд на Сэм. – У полиции нет подозреваемых?
Максвелл кинул внимательный взгляд через зеркало на девушку. Блондинка смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами и выглядела столь невинно и безобидно, что будь перед ним подозреваемая, то у помощника шерифа сформировалось бы стойкое предубеждение в ее адрес. Однако молодой человек был немного, но знаком с Оливией. И за столь короткий срок общения он уже понял, что любопытство этой девушки может соперничать лишь с раздражительностью Саманты.
– У полиции нет оснований, чтобы рассматривать этот случай как похищение. – отозвался Максвелл. – По крайней мере, до показаний Анны. О, а вот и ваш музей.
Компания перевела взгляд на правую сторону улицы, где возвышался двухэтажный особняк насыщенного красного цвета с высокой, причудливой формы сероватой крышей. Музей выглядел небольшим, но утопленный в стене портик и классические архитектурные орнаменты придавали музею непередаваемый шарм. Взгляд Саманты зацепился за чередование переплетенных прямых линий, меандров, располагающихся горизонтально и вертикально по карнизу здания . Однако, большее внимание стоило бы уделить окнам, которые архитекторы бы несомненно назвали палладианскими. Окно состояло из трёх проемов: большого центрального, завершающегося полукруглой аркой, формирующей своеобразный антаблемент, и двух боковых малых проемов, отделённых от центрального колонками.
– Ну ничего себе, – выдохнул Алек.
– Красивый, да? – с отчетливой гордостью в голосе отозвался Максвелл. – Наш музей спроектировал один архитектор, доставленный в эти места во время войны. Его сильно ранило во время боевых действий, и командование приняло решение перевести его на лечение в горы. Он жил здесь несколько лет, пока не закончилась война, и в благодарность за доброту и гостеприимство спроектировал музей, в котором могла бы уместиться вся его история.
– Потрясающе, – выдохнула Саманта, искренне пожалев, что ее фотоаппарат остался в отеле.
– Передавайте привет Энди. – кивнул Максвелл. – Увидимся вечером.
Компания, выскользнув из салона внедорожника, замерла перед музеем, разглядывая необычные окна. Сэм пристально всматривалась в орнамент, украшавший здание, невольно сравнивая его с особняком одного известного обеспеченного человека, который жил в Англии несколько веков назад. Безусловно, масштабами музеи не мог тягаться, но по красоте – вполне.
– Сэм, ты идешь? – крикнула Оливия, обернувшись.
Только тогда Саманта заметила, что ее друзья ушли вперед, а она все продолжает
