– Вы давно с Марком дружите? – интересуюсь я у Бена, когда мы выходим в коридор и спускаемся по главной лестнице на первый этаж.
– С начальной школы, – отвечает Бен. Последнюю пару ступенек он преодолевает большим прыжком. – Нам туда, – от указывает на дальнюю узкую винтовую лестницу. – Тренировочный зал на первом подвальном этаже.
– Разве там не камеры для преступников?
– А те ещё ниже, на втором.
Бен обгоняет меня и пулей спускается вниз. Металлическая лестница скрипит и шатается, я крепче сжимаю перила, а вместе с этим и стискиваю зубы. Меньше всего сейчас хочется скатиться кубарем и сломать себе что-нибудь.
Внизу мне открывается бесконечно огромное помещение, очень светлое, с металлическими стенами и жёстким ковровым покрытием на полу. Визуально пространство разделено на секторы, некоторые из них застелены чёрными матами. В воздухе витает три отдельных запаха: металл, пот и пыль. Я пытаюсь привыкнуть к ним и несколько секунд глубоко дышу носом.
– Ты сегодня учишь меня? – спрашиваю я.
– Да не дай Бог, – Бен быстро оборачивается на меня через плечо. – Мне, по-твоему, заняться больше нечем? Тобой наша Татьяна нянчиться будет.
Мы проходим дальше, маневрируя между другими защитниками. Я замечаю, что они не тренируются: сбились в группы по несколько человек и беседуют, либо коротают время за тем, что в шутку замахиваются друг на друга кулаками. Вижу Нину. Она стоит напротив сенсорной доски и что-то на ней набирает.
Думаю, что мы подойдём к ней, но Бен ведёт меня мимо, к самому дальнему борцовскому ковру. Слежу за тем, что делает Бен, и повторяю за ним: он снимает обувь, я снимаю обувь; он подворачивает штаны до колена, я поправляю свои.
Оставляя кепку на своих кроссовках, Бен идёт в центр матов. Тут я медлю.
– Мы будем драться?
– Драться? – переспрашивает Бен. Он останавливается и прикладывает ладонь к уху, будто не расслышал с первого раза. – Если ты останешься и даже если станешь защитником, то тебе придётся ещё минимум полгода учиться для того, чтобы сразиться со мной на равных!
Я кусаю щёку. Он, конечно, прав, но ведь можно было выразиться и без этих своих выкрутасов. Что ж, делать нечего – ступаю на маты. Их холод чувствуется даже через носки, и я поджимаю пальцы на ногах.
– Зачем тогда ты вытащил меня сюда, если не для драки?
Бен наклоняется вперёд. Выпрямляется. Машет руками над головой. Похоже на разминку на уроке физкультуры.
– Я подумал, будет забавно использовать тебя как спарринг-партнёра.
– Спарринг-кого…?
Не успеваю договорить, как Бен налетает на меня и в секунду кладёт на лопатки. Звонкий шлепок моего упавшего тела разносится по всему залу, и оглушает, в первую очередь, меня саму.
– БЕН! – взвизгиваю я.
Быстро поднимаюсь на колени, затем кое-как, шатаясь, на ноги. Но спустя мгновение я снова на полу.
– Что-то ты сегодня не в форме, Слава, – смеясь, заявляет Бен.
Прежде чем опять попытаться встать, я быстро осматриваюсь. Похоже, никому до меня нет дела. Глазеют только девчонка с ярко-красными короткими волосами и парень в солнцезащитных очках.
– Ты меня инвалидом хочешь сделать? – спрашиваю я, делая несколько шагов назад.
– От тебя сейчас всё равно пользы мало, а так хоть я немного потренируюсь.
– Значит, как бы двух зайцев сразу, да?
Бен хмыкает, пожимает плечами. Я напрягаюсь, ожидая, что Бен захочет совершить очередную попытку нападения. Но вместо этого он разводит руками и наклоняется вперёд, словно приглашает закружиться в вальсе.
Издевается, придурок!
Бен подворачивает рукава водолазки выше локтя. Предплечья у него мощные, как две медвежьи лапы. На левом поблёскивают символы клятвы.
Я отвлеклась, и это становится моей ошибкой. Бен резко подаётся вперёд. Я пячусь назад, спотыкаюсь о собственные ноги и заваливаюсь на спину.
Бен громко хохочет.
– Ты так безнадёжна, что мне тебя даже немного жалко, – говорит он, подходя ближе.
Я жду, что Бен схватит меня за ногу и потащит в центр ковра, где скрутит в бараний рог, но вместо этого он протягивает руку с явным намерением помочь мне подняться. Я принимаю помощь и тут же плачу за это тем, что перелетаю через плечо Бена в очередном броске.
В этот раз приземляюсь на живот, попутно ударяясь о маты и подбородком. Челюсть ноет, я провожу языком по зубам. Все на месте. Крови, вроде, тоже не чувствуется.
– В следующий раз, напомни мне напомнить тебе о том, что Бену нельзя доверять, – произносит незнакомый голос.
Я переворачиваюсь на спину и вижу женщину с рыжими волосами. Она тоже протягивает мне руку, и в этот раз я не верю. С трудом, но встаю сама.
– Теперь об этом я сама уже не забуду, – сквозь зубы цежу я.
Бен позади рыжей довольно скалится, но как только женщина легко дёргает головой в его сторону, он встаёт в ровную стойку: ноги на ширине плеч, руки за спиной, лицо становится непроницаемым.
– Татьяна, – представляется рыжая. – Куратор защитников. А ты Ярослава?
– Слава.
– Точно, – Татьяна щёлкает пальцами. – Дима мне говорил. Ну, как тебе у нас?
Я неуверенно пожимаю плечами.
– Необычно, – затем пальцами касаюсь ушибленного подбородка. – И немного больно.
– Дети, – вздыхает Татьяна. – Так и норовят сломать что-нибудь себе или окружающим. Поэтому я своих и не завожу – мне этих с головой хватает. – Она на одних пятках разворачивается ко мне спиной. Я несмело подхожу ближе, поднимаю на неё глаза. Татьяна оглядывает зал, словно что-то проверяя. – Дмитрий мне явно не доплачивает.
Я прыскаю, но по неизменно серьёзному лицу Татьяны понимаю, что это не шутка. Тогда делаю вид, что кашляю, скрывая смешок.
– Ладно, – Татьяна упирает кулаки в пояс. Одета она на как все защитники: камуфляжные штаны, такая же майка, коричневый пояс из грубой кожи, армейские сапоги. – Бен, вольно. Собирай всех на построение через пять минут, я пока покажу Славе оружие.
Бен коротко кивает и ретируется к своей обуви. Татьяна же ведёт меня в другой сектор. Он отгорожен от основной части помещения металлическими пластинами, стоящими вплотную друг к другу. Мы огибаем их, и я понимаю, что это не пластины, а задние стенки стеллажей. Их полки забиты оружием.
У меня перехватывает дыхание.
– Я являюсь куратором защитников, но преподаю только боевые дисциплины. Помимо этого у нас имеются теоретические и практические занятия в других областях, вроде тактики или экстремальной медицины. – Татьяна проводит ладонью по полке стеллажа. – В зависимости от ситуации, мы пользуемся оружием для ближнего боя, метательным или огнестрельным. Лично я в своё время больше предпочитала это. – Татьяна снимает с крючков то, в чём я не сразу, но всё-таки узнаю арбалет. – Для всего остального у меня были руки и ноги.
Тут не поспоришь: Татьяна в отличной форме. Бицепсы на её руках внушительные, я вижу их изгибы, когда женщина перехватывает арбалет и делает вид, что целится в несуществующую мишень.
– Стреляла когда-нибудь? – спрашивает Татьяна.
– Компьютерные игры считаются?
Татьяна усмехается.
– Я так и думала. Знаешь, это даже хорошо. С нуля научить гораздо легче, чем переучивать того, кто один раз пострелял в тире и теперь считает себя профессионалом.
Татьяна протягивает мне арбалет. Он тяжелее, чем кажется на вид.
– Всё колющее и режущее у нас сделано из различных сплавов: от серебра до обычного железа, в зависимости от того, против кого его необходимо использовать.
Возвращаю кураторше арбалет, а взамен она протягивает мне кинжал причудливой формы: его острие загнуто внутрь и разделено надвое.
– Например, так как нимфы хоть и смертны, но обладают сильным даром исцеления, им для перестраховки лучше вырвать сердце.
Перебрасываю кинжал из ладони в ладонь, прикидываю, с какой силой нужно бить, чтобы проломить им рёбра. Делаю вид, что это меня совсем не пугает, хотя в животе образуется тугой узел.
– Чёрное покрытие на этом красавце, – Татьяна снимает с подставки кинжал, лезвие которого напоминает волну, – обсидиан. Подобный сплав не очень по душе оборотням.
Этот кинжал беру во вторую руку. На единственном свободном куске стены тут висит зеркало, и я иду к нему, чтобы взглянуть на себя со стороны. В отражении какая-то девчонка с серым лицом и ножами, которые из-за причудливой формы можно принять за сувенирную безделушку.
Я выгляжу глупо и одновременно поэтично: ни дать, ни взять обезьяна с гранатами.
– Слава, не напрягайся, – доносится до меня женский голос. – Ножи не причинят никому боли, если твои руки не позволят им это сделать.
Вместо того, чтобы послушать совета, я разглядываю в зеркале Татьяну. У неё грубые черты лица, острый подбородок, высокие скулы. Яркое освещение оставляет тени на её сильно выступающих ключицах, а плечевые кости настолько остры, что, мне кажется, колют не слабее ножей. Но из-за мышц у меня не повернётся язык назвать Татьяну худой.
