После удара ногой в затылок перед глазами Корнилова поплыли огромные фиолетовые круги. Илья хотел подняться, он даже встал на четвереньки, но тут же получил удар по почкам. А удары продолжали все сыпаться. Боль сменилась отчаяньем, отчаянье – лютой ненавистью к нападавшим. И тут необъятная волна гнева заволокла глаза. Илья понял – сдерживаться он уже больше не будет. Поднявшись, Корнилов сумел-таки сгруппироваться и нанести сильнейший удар в голову кавказца. Хрустнула переносица, и враг, обливаясь корвью, отлетел к чугунному унитазу. Удар локтем в солнечное сплетение заставил вертлявого прохиндея заохать и опуститься на шконку.
Кряжестый блондин, явно не ожидая от почти поверженного врага такой прыти, отступил на шаг назад и медленно опустил руку в карман. В огромном кулаке блеснул заточка из металлической ложки. Блондин медленно наступал, выставив перед собой острие импровизированного ножа. Он, не мигая, смотрел в глаза будущей жертвы, явно стараясь парализовать волю к сопротивлению... Знал бы он, что в «десантуре» Илья без особого труда обезоруживал и нескольких вооруженных ножом противников! Ложный удар, грамотно проведенный захват – и нападавший, сильно ударившись головой о дверь, потерял сознание. Из его рта потекла тоненькая струйка крови, он что-то прохрипел, но тут же затих.
– Какие еще вопросы? – Илья вопросительно взглянул на кавказца, прижимавшего к переносице окровавленную пятерню. – У тебя нету? А у тебя? – Бывший десантник перевел взгляд на прохиндея. – Тогда спрашивать буду я. Вам менты приказали меня отпрессовать, так ведь? Так вот, передайте своим хозяевам, что я ни в чем не виноват. Так что пусть эти дармоеды свой хлеб отрабатывают и ищут настоящего маньяка...
Неожиданно в коридоре послышались торопливые шаги, и в камеру ворвались вертухаи. Вскоре появился и офицер с красной повязкой на рукаве – корпусной. Мгновенно оценив ситуацию, он распорядился отправить блондина в «больничку», а самого Илью – в карцер. Однако в последний момент отменил это решение: подследственного Корнилова И.С. срочно затребовали на опознание в Ялту.
– Ничего, вернешься – я тебе такое устрою, что тебе небо с овчинку покажется! – пообещал он Илье.
* * *
Человек всегда считает, что готов к самым неожиданным поворотам судьбы, а как получает внезапный удар по темечку, так сразу и теряется, и задается вопросами типа: «а почему это именно со мной случилось?» да «как я мог такого не предвидеть?».
Кто-кто, а Дима Ковалев за свою недолгую, но полную злоключений жизнь старался ничему не удивляться и никого ни в чем не винить. За свои двадцать пять лет Митя, ветеран войн на Северном Кавказе, пережил немало: кровь, слезы, смерть, тяжелейшее ранение, плен, ампутацию, рабство, побои и, самое страшное, – равнодушие и предательство людей, которых он когда-то уважал... Но, несмотря на инвалидность, брат Оксаны всегда оставался настоящим бойцом, ожидающим удара судьбы в любой, пусть даже самый неподходящий момент.
Вот и теперь, сидя в инвалидной коляске рядом с облупленным зданием ялтинского спецприемника-распределителя, Дима задумчиво курил сигарету и, рассеянно поглядывая на голубое небо над городом и зеленые горы, вспоминал события последних дней, пытаясь отыскать в их последовательности некую скрытую логику...
Он хорошо помнил, как Оксана везла его в инвалидной коляске по улице. Как остановила такси – какие-то белые «Жигули». Как водитель предупредительно предложил сложить инвалидное кресло в багажник. Затем был сильнейший удар и падение с лестницы, после чего все померкло... А вот дальше нить воспоминаний выглядела не прямой, а пунктирной, неровной и хаотичной, словно прерванное сновидение.
Он пришел в себя лишь в милицейском «приемнике-распределителе». Старлей, оформлявший бумаги на безногого клиента, даже немного ему посочувствовал – мол, это еще твое счастье, что ты тут оказался, не забрали бы – подростки могли бы избить и коляску забавы ради украсть. И никакая милиция ни тобой, ни твоей «инвалидкой» не занималась бы: тут, в Ялте, других проблем хватает.
Документов, удостоверяющих личность, у Ковалева не оказалось (паспорт лежал в сумочке Оксаны), верить же на слово клиенту правоохранитель отказался категорически. Мол, сколько можно пургу гнать про десантуру и Северный Кавказ, ты ведь обычный проходимец, приехавший в Ялту на курортный сезон просить милостыню. Я, мол, тут не первый год работаю, и не такое видел!
В спецприемнике Дима пробыл целых пять дней. Публика тут была – хуже не придумаешь: грязные бичи, опустившиеся наркоманы, опухшие от спиртного ханыги. Кормили даже хуже, чем в армейской «учебке»: наверняка не всякая свинья позарилась бы на баланду, которую выдавали клиентам приемника-распределителя. Хуже всего, что Ковалева за все эти дни ни разу не вывезли на прогулку во дворик: ни бомжи, ни менты не хотели связываться с несчастным безногим в инвалидном кресле. Все его просьбы позвонить сестре и другу вызывали лишь насмешку. «Да знаю я таких инвалидов, их послушай – так они в Полтавской битве участвовали!.. – откровенно издевался начальник спецприемника. – Паспорта нету; адрес, где твоя сестра с ее другом якобы остановились, назвать не можешь...» Что правда, то правда: Дима действительно не помнил номера дома над «Хозтоварами», где Илья с Оксаной сняли квартиру. Ведь все произошло именно в день приезда, да и съемом квартиры занимался не он!
К счастью, вменять инвалиду было нечего: ведь никаких законов он не нарушил. Кормить его за казенный счет, пусть даже и отвратительной бурдой, тоже не следовало; а то потом расскажет, как тут хорошо, все нищие с Южного берега Крыма сбегутся! А потому на шестой день Ковалева усадили в инвалидное кресло-каталку и вывезли за ворота: мол, поезжай куда хочешь, делай, что желаешь, а сюда лучше не попадайся.
Поглаживая рычаги инвалидной коляски, Дима взглянул перед собой. Отсюда, с пологой горы, Ялта выглядела, как на ладони. Нежная весенняя зелень выгодно оттеняла белизну домов и серебряный блеск моря. По засаженным магнолиями и кленами улочкам беззвучно катили миниатюрные автомобильчики. Чадили мангалы, и кадык Димы невольно заходил над расстегнутым воротом рубашки: со вчерашнего дня он ничего не ел. Впрочем, муки голода были не самыми страшными; горячее солнце напекало непокрытую голову, сорочка липла к потному телу, очень хотелось пить. Да и сигарета, которую он уже докурил почти до фильтра, была последней.
Работая рычагами «инвалидки» и притормаживая на спусках, Ковалев осторожно скатился с холма и выехал на перекрестье дорог. Поднял голову, осмотрелся вокруг.
– Киевская, – прочитал он на синей табличке, прикрепленной к торцу дома, – та самая улица, где мы сняли квартиру.
В голове Димы давно уже зрел вопрос, который он боялся задать самому себе: почему ни Оксана, ни Илья все это время его не искали? Ну, пусть сестра – девушка непрактичная и неопытная, вполне могла растеряться в чужом городе. Но ведь его однополчанин Илья – человек бывалый, он бы наверняка поднял на ноги всю Ялту!
В мозгу упруго щелкнуло, будто бы сорвавшаяся пружина в противопехотной гранате, и Дмитрия кольнула страшная догадка: раз его не искали – значит, с Ильей и Оксаной наверняка что-то произошло. Но что?
Горячий пот струился с Диминого лба, но он не замечал этого.
– Сестренка, Илья... – шептал он, словно в забытьи. – Ну где же вы?..
Спустя минут десять он уже стоял у центрального входа рынка. Где-то совсем рядом и находился тот дом с вывеской «Хозтовары», где Корнилов снял квартиру. Но где именно, Дима так и не вспомнил.
Утро на базаре кончалось. Море блестело за крышами дальних домов. Асфальт раскалялся. Ялтинские хозяйки с набитыми сумками покидали рынок. Чадили мангалы, запахи шашлыков и жареной рыбы щекотали ноздри. И никому не было дела до несчастного инвалида, сидевшего рядом с базарными воротами...
Глава 13
– Так, Катюша, посмотри внимательно. Видишь этих троих? – Cлегка наклонившись к девушке, следователь Юрий Патрикеев указал пальцем в сторону трех мужчин, стоявших у светлой стены.
От мужчин Патрикеева и Катю Круглову отделяло толстое стекло. Со стороны потерпевшей и следователя стекло было прозрачным, со стороны мужчин, стоявших у стены, – зеркальным; они не только не могли видеть тех, кто стоит по ту сторону, но даже подозревать, что за перегородкой вообще кто-нибудь есть.
– Ты только не волнуйся, всмотрись хорошенько, – говорил Патрикеев почти ласково, – и, главное, не торопись... Никто тебя в шею не гонит, так что не спеши с ответом. Соберись с мыслями, подумай... Узнаешь ли ты кого-нибудь из этих троих?
Девушка глянула сквозь стекло изучающе и испуганно.
Человек слева – невысокий, плотно сбитый мужик лет сорока пяти. Светлые пшеничного цвета усики, спортивный костюм, явно не соответствующий ялтинской жаре, грязные белые кроссовки с длинными махровыми шнурками...
