Руки Ильи затряслись. Слова собеседника оглушили его, словно удар кузнечного молота. Сидя с открытым ртом, он даже не понимал, что делать – то ли радоваться, что Оксана, пусть и искалечена, но все же жива, или скорбеть о том, что с ней произошло...
– Жива... – прошептал он обессиленно. – Жива-а-а...
– Жива, жива, – спокойно подтвердил Юрий Александрович. – Ладно, мы отвлеклись. Итак: свидетель Никаноров, видевший вас накануне в кафе, тоже опознал вас. Он утверждает, что вы угрожали этой девушке, приставали к ней, скандалили и хулиганили... Что потом вы куда-то ушли, но обещали вернуться. Что девушка наверняка испугалась и покинула заведение. Официант из того же кафе тоже показал, что видел вас вместе. По его словам, незадолго до закрытия кафе вы, будучи в возбужденном состоянии...
До Ильи наконец дошло, в чем его обвиняют.
Как ни был взволнован и возмущен Корнилов, он понял: это – переломный, ключевой момент в беседе. Ведь чудовищное стечение обстоятельств и впрямь позволяет следователю подозревать его в невозможном, и если Илья не сумеет убедить его в своей непричастности, дело приобретет совсем скверный оборот...
Рассказ Ильи прозвучал довольно связно. Он не упустил ничего – ни того, что служил вместе с братом невесты срочную в ВДВ на Кавказе, ни того, что уже подал с Оксаной заявление в ЗАГС, ни даже того, что на следующий день после пропажи невесты и ее брата сам ходил в кафе у фуникулера, справлялся о них.
– От меня она ребенка ждала, от меня! – втолковывал Илья следователю. – Экспертизу какую-нибудь сделайте, в конце-то концов, если Оксана до сих пор в себя не пришла! Запросите ЗАГС в моем родном городе – мы-то с ней еще три недели назад заявление подали! Да у меня свидетелей сто человек! И позвоните моим корешам, они вам через Интернет фотографию сбросят, где мы с Ксюхой вместе! Это я вам должен объяснять? Вас что, на юрфаках ваших ничему не учили?
Патрикеев никак не реагировал на возмущенные восклицания подследственного – он только тщательно стенографировал рассказ Ильи. Конечно, улики, особенно теперь, после опознания Корнилова ливадийской Катей, выглядели в его глазах неоспоримыми – но только по формальным признакам. Однако непосредственность этого молодого человека и особенно его слова о свидетелях и ЗАГСе, да еще какой-то неустановленный следствием «инвалид», которого он постоянно вспоминал, не позволяли опытному следаку окончательно уверовать в его вину.
– Вы говорите, что первый труп был найден пятнадцатого апреля? – надрывался Корнилов. – Но ведь мы сюда лишь двадцатого прибыли! И пятнадцатого, и шестнадцатого, и семнадцатого... дома мы были, запрос в Россию сделайте, пусть участковые по всем нашим соседям пройдутся! А о той девушке, которую расчленили и на мусорку завезли, мы сами в газете прочитали... в поезде, когда в Крым ехали! Да что тут говорить – привезите меня к моей невесте! Пусть хоть она скажет! – выдохнул Илья на одном дыхании.
– У вас все? – спросил Патрикеев, искоса поглядывая на подследственного.
– Диму, Диму искать надо!
– Как, говорите, его фамилия?
– Мой однополчанин, Ковалев Дмитрий Валерьевич, 1984 года рождения, родом из Новокузнецка, как и Оксана... Ног на Кавказе лишился – подорвался на растяжке во время боевой операции.
– Как выглядел? И в чем был одет? – задумчиво спросил Патрикеев – интонации подследственного звучали слишком уж искренне.
Илья принялся перечислять приметы: инвалидная коляска, черные, коротко стриженные волосы, худое лицо, острый подбородок...
– Теперь все?
– Пока что все... Может, потом еще что-нибудь вспомню, – угрюмо произнес Илья.
– Ну, хорошо... Допустим, все, что вы мне тут сказали, – чистая правда. Я говорю: допустим...
– Проверьте. И Димку ищите...
– Будем искать. Я вам это обещаю. Но как тогда быть с вашим опознанием потерпевшей Кругловой? И с боевым ножом, который у вас обнаружен?
А действительно – как?
Глава 14
Яркие фонари освещали песчаные дорожки, аккуратно подстриженные кусты, уснувшие цветы на клумбах. Тут, в коттедже Василия Аркадьевича Азаренка, расположенном в уютном и престижном Симеизе, все дышало спокойствием и умиротворением: едва уловимый шелест волн, стрекот цикад, размытые контуры Горы-Кошки, прорисовывающиеся сквозь листву...
Впрочем, владелец «Главкрымкурорта» бывал тут в последнее время нечасто: ведь дела требовали его постоянного присутствия в Симферополе. В летнее время, самое горячее для туристического бизнеса, коттедж служил местом для бесед с нужными людьми; не в симферопольскую же квартиру их приглашать!
В последнее время одним из самых нужных Азаренку людей стал полковник МВД Николай Степанович Воскряков...
Высокопоставленный сотрудник правоохранительных органов прежде никогда не бывал у влиятельного крымского бизнесмена: и отношения до недавнего времени не были слишком уж теплыми, да и заслуг перед «Главкрымкурортом» у Николая Степановича не имелось. Однако последние события явно подняли авторитет Воскрякова в глазах Василия Аркадьевича. Именно потому последний и пригласил полковника милиции в Симеиз – высказать особую благодарность и (как надеялся Воскряков) переговорить о ее материальном эквиваленте...
Деловая пьянка проходила не в саду, что было бы логичней, а в зале, декорированном под рыцарскую трапезную: дубовые балки, бронзовые подсвечники, высокая резная мебель, блеск старинных доспехов в полутьме...
Подавальщик споро расставил на столе икру, осетрину, овощи и вышел за дверь. Василий Аркадьевич разлил по рюмкам коньяк, улыбнулся гостю:
– Ну что... Давай за ваш профессионализм, Коля!
– Спасибо, – Воскряков осторожно взвесил свою рюмку в руке.
Выпили, закусили.
– Сейчас ментов ругают все, кому не лень: от бабушек на скамейке до журналюг, – констатировал Азаренок. – Но никто не хочет думать, что случилось бы со всеми нами, если бы те же менты не раскрывали преступления...
Медленно постукивая пальцами по столу, Воскряков осторожно уточнил:
– Да что там население! Вот если бы наши власти адекватно оценивали наш скромный, но такой нужный для людей труд! И материально поддерживали...
– ...взять хотя бы ялтинского маньяка, – продолжал хозяин «Главкрымкурорта», проигнорировав реплику. – Я тут недавно посчитал, в какую копеечку лично мне бы он обошелся, если бы его не поймали. Считаем только по Ялте, без Южного берега. Санаторий «Бриз», бывший имени Калинина: четыреста двадцать мест, сутки в сезон от сорока пяти долларов минимум за место. Санаторий «Ай-Петри»: шестьсот семьдесят мест, сутки в сезон от шестидесяти долларов. Плюс – восемь частных гостиниц, плюс доля в «Интуристе-Ялта», плюс фирменый транспорт из Симферополя... А теперь помножь это на сезон, четыре месяца, – подцепив вилкой кусок парной осетрины, Василий Аркадьевич закусил, вновь разлил коньяк и продолжил: – Ну ладно, я ведь для многих – буржуй недорезанный, кровопийца и туристический магнат, обдирающий и курортников, и местную обслугу. Но ведь все эти официанты, бармены, горничные и прочие ложкомои, которые в моем «Главкрымкурорте» работают, не понимают или не хотят понять: не было бы меня – они бы просто банан сосали... А не отыщи милиция ялтинского маньяка – и подавно! – закончил он.
Поразмыслив, полковник милиции решил принять предложенные правила игры: уж если сам хозяин искренне считает, что приезжий из России, которого «закрыли» в качестве «ялтинского душегуба», и есть тот самый маньяк, на совести которого столько кровавых преступлений, то пусть так оно и будет. Действительно, для курортного города самое страшное – провалить сезон. Так что судьба какого-то лоха – лишь незначительное обстоятельство для Южного берега Крыма.
– Давай еще по одной, – разнеженный выпивкой и закуской Азаренок бережно налил в рюмки коньяк.
– С удовольствием! – откликнулся Николай Степанович, прикидывая: самому ли ему напомнить о земельном участке рядом с этим коттеджем, который был обещан ему в качестве гонорара за скорую поимку маньяка, или же хозяин сделает это самостоятельно. – И чтобы нас высокое начальство ценило! А то... сам понимаешь!
– Я-то тебя ценю, – хозяин коттеджа откинулся на высокую спинку винтажного стула. – И об обещаниях своих помню. Участок, который я тебе посулил, завтра посмотрим. Думаю, тебе понравится. Построиться помогу. Будешь моим соседом. Только чтобы потом тебя за коррупцию по разным инстанциям не таскали, оформим его по договору купли-продажи. Участок этот на моей дочери висит, так что проведем по бумагам продажу на кого-нибудь из твоих знакомых, а уж они пусть потом дарственную оформят или еще что-нибудь... Договорились?
* * *
Жаркое крымское солнце перевалило зенит, когда в тенистый ялтинский дворик по улице Киевской медленно въехала инвалидная коляска с черноволосым безногим парнем. Даже невооруженным взглядом было заметно, что инвалид проделал нелегкий путь: светлая сорочка промокла почти насквозь, руки, лежащие на рычагах, покраснели от напряжения, лоб покрылся липкой испариной.
