мы пропустим один денек, а завтра я что-нибудь придумаю?
Марк откинулся на свою подушку.
– Чертов кот!
Я уже поднялась на кровати, чтобы пойти за Шанди, как Марк удержал меня за руку.
– Постой.
Он схватил мою подушку и направился с ней в коридор.
– Марк, что ты задумал?
Я бросилась следом за ним, вообразив, как Марк хочет придушить кота моей подушкой. Савельев постучал в комнату к маме.
– Елена Ивановна, можно войти?
– Секунду.
Должно быть, мама надевала халат. Она сама открыла дверь. Шанди выбежал из комнаты и бросился к нам в спальню. По пути я его поймала и взяла на руки.
– Он никак не успокоится, – сказала мама. – Не знаю, что с ним делать. Не стал спать со мной.
– Давайте Лизе свою подушку, а эту возьмите себе. Может быть, это заставит кота замолчать.
– Марк, это не собака, – сказала я. – Думаешь, он почует мой запах?
– Это животное, у них отличный нюх. Хотя бы на одну ночь твоего запаха коту хватит.
Я почувствовала, как мои щеки снова загорели. Мама согласно кивнула головой, они обменялись с Марком подушками, я передала Шанди маме, и мы вернулись в нашу спальню.
Несколько минут я прислушивалась к звукам за дверями, но стояла тишина, и Марк снова склонился надо мной.
– Если твоя мама не придушила его своими руками, то, наверное, он уснул.
Я шлепнула Марка по плечу и невольно рассмеялась.
– Как ты можешь такое говорить о моей маме?
– Я думаю, она на многое способна, чтобы дать нам закончить начатое.
– Марк, у тебя после всего этого еще не пропало желание? – продолжая смеяться, спросила я.
– О нет, Лиза, оно стало только острее.
Я помогла Марку стянуть с себя сорочку, и без каких-либо помех мы занялись любовью.
Мы одевались с Марком в нашей комнате на работу. Погода обещала быть жаркой, и я надела одно из своих любимых голубых платьев с коротким рукавом и пояском. Округлый воротник и широкая юбка, как обычно скрывали все прелести моей фигуры, и Марк впервые возмутился моим видом.
– Почему ты редко носишь вещи в обтяжку? У тебя потрясающая фигура.
– Марк, моя потрясающая фигура не для чужих глаз.
– Ах, вот в чем дело. Сохраняешь интригу?
– Да. Не люблю, когда на меня таращатся все, кому не попади.
Марк натянул на себя серые брюки и заправлял в них белую рубашку. На ногах у него были белые носки, и наготове лежал галстук более темного оттенка, чем костюм, с диагональными узкими полосками белого цвета.
– Поможешь завязать мне галстук?
– Ты шутишь? Я не умею.
– Давай научу. Мне бы хотелось, чтобы ты по утрам завязывала мне галстуки.
– А ты будешь заплетать мне косы? – хохотнула я.
– Не уверен, что справлюсь. И вообще я бы предпочел видеть тебя с распущенными волосами.
– Марк, я работаю в серьезной организации, с собранными волосами все-таки я смотрюсь респектабельнее.
– Того и глядишь, нацепишь пучок на макушку и оденешь очки.
Мы посмеялись. Я успела собрать свои волосы в обычный незамысловатый хвост на макушке и подошла к Марку, который застегнул свой ремень. Я взяла галстук и попросила его показать, как вязать узел. Савельев медленно продемонстрировал самый простой способ завязывания галстука, затем его распутал и попросил повторить. Я постаралась сделать это быстро, пока в памяти сохранялись манипуляции Марка, но все равно в конце сбилась, и узел не получился. Мы стояли около зеркала, и Марк следил за моими движениями. Савельев показал, в чем была моя ошибка. После этого я распутала галстук и повторила все вновь. Только уже без ошибок. Я подтянула узел ближе к шее Марка, и осталась довольна результатом.
– Я никогда не сомневался, что ты способная ученица.
Марк поправил галстук и насмешливо посмотрел на меня. Когда я поняла, о чем он, дурацкая краска снова залила мое лицо.
– Обожаю, когда ты краснеешь.
Он наклонился, чтобы меня поцеловать.
– Марк, поехали, а то я опоздаю.
Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Мы нашли кафе, где собирались праздновать это событие, обратились к свадебному агентству, забронировали их услуги на интересующую нас дату. Отдельно нашли фотографа и оператора. Пару раз ходили с мамой в свадебные салоны, я примеряла платья. Все, что нравились маме, я считала чересчур напыщенными и дорогими, все, что мне – не приглянулись ей. Она заподозрила, что я не соглашаюсь с ее выбором назло, а не потому, что мне не нравится наряд. По ее убеждению, не может быть некрасивым платье, которое стоит больше, чем моя зарплата. Я в свою очередь подозревала, что ее выбор дорогих платьев связан с желанием посильнее ударить по карману отца. Ведь он спонсировал покупку свадебной одежды и обуви. По итогу мы уходили ни с чем, и я подумывала пойти в салон одна, чтобы самой определиться с платьем.
Была середина сентября, когда отец пригласил нас с Марком к себе домой. Он хотел познакомить нас с Ларисой и Машей. Я долго отказывалась от этой встречи, находя удобные предлоги, но однажды мои аргументы иссякли, и я согласилась на приглашение.
Мы вошли в квартиру. Детский плач услышали еще на лестничной площадке. Как сообщил «молодой» отец, у Маши резались зубки, и она временами вела себя неспокойно.
– Может, нам надо прийти в другой день? – зацепилась я за такую возможность.
– Лиза, этот период может затянуться на долгие месяцы, – пояснил отец, – так вы никогда не познакомитесь с сестрой.
Я сделала едва заметный вдох-выдох.
Мы прошли в единственную комнату в этой квартире. В ее скромной обстановке присутствовала только самая необходимая для жизни мебель. И никакого телевизора.
Лариса держала дочь на руках. Женщина сильно отличалась от той, что я застала когда-то в больнице. На голове наспех собранный хвост и ни грамма косметики на лице, под глазами темные круги и более впалые щеки, чем при нашей первой встрече. На ней полинялая футболка (вероятно, отцовская) и пестрые лосины. Она не посчитала необходимым прихорошиться к нашему приходу, либо у нее просто не нашлось на это времени. Она улыбнулась нам, и я с грустью призналась себе, что, не смотря на свой внешний вид, она осталась красивой и привлекательной женщиной. В ответ я тоже выдавила улыбку, демонстрируя отцу свою готовность принять Ларису в члены нашей семьи. Он представил нас друг другу.
Маша успокоилась и оказалась такой, как я и представляла ее – улыбчивая, милая девочка с пухлыми щечками, покрытыми небольшим диатезом. И пока она находилась на руках у своей матери, вызывала у меня