-Оковы? Свободная любовь? - что-то я начинаю повторяться в не оригинальности ответов - а товарищ Гурлева это кто?
-Гурлева это я!
Голос низкий, хриплый, прокуренный. Грудь размера нулевого, плечи борца, лицо.... Черт, что у нее с лицом? Оспа или дробь из обреза? В упор. Я с некоторой оторопью рассматривал приближающееся ко мне нечто в синем реглане, галифе и смятой фуражке на обстриженных практически под 'ноль' черных волосах. В желтых крупных зубах дымящая смрадом 'козья нога', ногти на пальцах неровные, с черной каймой. И вот это женщина?
-Рассмотрела?
-Да.
-И че увидела?
Я немного помолчал, меряя взглядом едко пахнущее потом тело, возвышающееся надо мной почти на голову. Не моется она, что ли?
-Надо говорить 'что'. А по вашему предложению я отвечу оттуда - я взмахнул рукой, указывая на стол в конце помещения.
-Ну-ну.... Ответь.
-Я отвечу.
И я ответил. Начал издалека, спросив, должен ли комсомолец быть честным и ответственным, выслушал в ответ возмущенные выкрики. Дождался тишины, морщась от дребезжания карандаша по пустому графину, уточнил, а что в их понимании честность. Выслушал сумбурные, щедро перемешанные матом через каждое слово, ответы. Поднял руку и когда все затихли, зацепил взглядом брюнета, что высказывал в мой адрес похабные предположения, поинтересовался, негромко, а каково это быть ему предателем? Брюнет вскочил, потянулся ко мне, замахиваясь кулаками. Его остановили, ухватив за полы тужурки, сунули локтем под ребра, заставляя подавиться на полуслове многоэтажной конструкцией. Недобро поинтересовались - на каком, мол, основании, обвиняю?
-На каком основании? - я горько усмехнулся - на самом простом. Вы знаете. Давайте, поднимите руку те, кто ни разу не шептал девушке на ушко, что именно она самая красивая, самая любимая и единственный свет в окне, а поутру не хватал сапоги со штанами в охапку и не бежал так, что пятки сверкали? Смелее тянем, вверх, выше! Вы же честные люди. Ну, кто так не делал? Ага, все делали? Что же тогда вдруг замолчал, красавчик, что глаза отводишь? Чем же это от предательства отличается? Если твой или твой - я ткнул поочередно пальцем в рядом сидящих - товарищ обманет тебя, не прикроет спину, как вы его назовете? Опять молчите? Хорошо, сама скажу - предателем вы его назовете, сволочью последней. Так почему же вы с нами, с женщинами, позволяете себя так вести? Все царские пережитки из себя не вытравили, вы, строители коммунизма, все для вас, как для офицерья, 'курица не птица - женщина не человек'? Девушки мы для вас или непонятного пола боевые подруги, которым можно юбку задрать, а потом похлопать по плечу - бывай, увидимся? И какие же вы после этого комсомольцы, передовой отряд партии большевиков? Контра вы обыкновенная - бессовестная и бесчестная. Вот поэтому я считаю, что институт брака самое лучшее, что может быть в нашем новом обществе. Семья в нашем социалистическом обществе это ответственность обоих сторон, это надежная спина твоего товарища, это то, что позволит вам не быть перекати-полем или пустоцветами, а настоящими мужчинами. Семья это опора страны, нашей страны. Вы подумайте еще вот что - вы детей своих в коммунах воспитывать будете? Словно беспородные кобели и сучки? Повязались - разбежались, а щенки пусть под заборами дохнут, ни отца, ни матери не зная? А кто им любовь к Родине привьет, кто подскажет что хорошо, что плохо? На кого равняться будут ваши дети, кем гордиться? Чьи награды на гимнастерке пальчиками трогать? На чужого дядю равняться? Его награды смотреть? А нужны они этому дяде? Нужны ему ваши, твои или твои дети? Не нужны.... А, вам, наверное, беспризорников на улицах мало? Вшивых, голодных, больных..... Еще наплодить хотите? Еще?! Эх вы, товарищи......
Я обвел взглядом притихших комсомольцев, подмигнул раскрасневшимся девушкам у окна, сделал вид, что не замечаю взбешенной Гурлевой и закончил:
-А насчет свободной любви я считаю так - личное дело это каждого. Хотите - любитесь, с кем хотите и сколько влезет, только потом не жалуйтесь, что с конца вдруг потекло, да в паху зачесалось. И еще добавлю насчет предложения товарища Гурлевой - я выдержал короткую паузу, дождался заинтересованного шевеления - думаю так - вы конечно можете принять положительную резолюцию, только вот я уверена, что член у вас по решению ячейки не встанет. Не сознательный он и даже не сочувствующий. Тем более товарищу Гурлевой.
А теперь бежать отсюда, пока этот плоскогрудый монстр с самокруткой не вырвался из рук своих подружек и не испортил мне прическу вместе с головой. Кивком указав Ли на дверь, я быстро пробрался через громко орущих и смеющихся комсомольцев, на ходу покачиваясь от дружеских хлопков по плечам, еле успевая выдернуть ладошку из пальцев жмущих мне руку. Голос Афончина, предлагающего заходить на следующее собрание, догнал меня у дверей, и догнало еще кое-что. Взгляд в спину. Пристальный, внимательный, узнавающий. Эх, зря мы сюда зашли......
Выскочили на улицу, метнулись в темноту подворотни. Замерли. Ли настороженно следя за входом, сунул руку в карман, щелкнул предохранителем.
-Нет, Ли. Возьмем живым. Нам нужна информация.
-Хорошо, госпожа.
Нет, Ли не хорошо. Совсем не хорошо. Узнали меня. А это значит, что из Петрограда пришла ориентировка с описанием моей внешности и более свободно по улицам мне не пройти.
-Вот он, госпожа!
Действительно он. Запыхавшийся, взгляд встревоженный, головой крутит по сторонам, ищет. Вспомнил я его. Сидел он справа у стены, мелкий, лицо вытянутое, болезненно худой. Сидел и не отводил от меня взгляда. Молчал, смотрел, слушал. Сучий выкормыш, настоящий комсомолец. Что сейчас он будет делать? Искать нас или сразу помчится докладывать? Нет, вначале искать. Крысеныш метнулся направо, исчез за углом, появился вновь, еще раз осмотрел улицу, вернулся к входу в здание. Немного постоял, ворочая головой и, видимо приняв решение, зашагал в нашу сторону. Неужели увидел? Нет, прошел мимо спокойно, даже не покосился в темноту под аркой.
Ли скользнул вслед за ним, поравнялся, обхватил рукой за плечи. Крысеныш дернулся испуганно, обмяк, перекосившись на левую сторону. Ли, продолжая давить стволом пистолета на ребра, потащил его вперед, в темноту следующей подворотни. Черт, далековато. Будем надеяться, что постовой на конце улицы не обратит внимания на странную парочку. Я не спеша зашагал за ними.
Глава пятая.
Неплохое место. Для чего раньше предназначалась эта ниша, я даже предположить не мог, но сейчас она весьма подходила для быстрого допроса. Из окон дома не видно ничего, платаны-тополя-каштаны, деревья, в общем, обзор закрывают, от взглядов входящих во двор нас прикрывает выступ стены.
-Кто ты? За кем следил?
Молчит и вообще ведет себя странно. Не горбится, глаза не бегают, только морщится от боли. Меня увидел и словно рассвел, взгляд изменился, на Ли и ствол у подбородка вообще внимание перестал обращать. Не нравится мне это. С таким взглядом умирать идут, подвиги совершать, на эшафот восходят. Видел я такое и это плохо. Мне он нужен испуганный и разговорчивый, а не готовый к своей скоропостижной кончине и нимбу мученика за идею.
-Еще раз спрашиваю - кто ты и зачем за нами следил?
-Вы ведь меня сейчас убьете, да?
Я переглянулся с Ли, коротко пожал плечами.
-Не знаю. От тебя зависит. Если скажешь то, что нас заинтересует, то отпустим.
-Не, не отпустите - пленник отрицательно замотал головой, стрекоча щетиной на шее по металлу ствола - нам на вас ориентировку зачитывали - вы свидетелей никогда не оставляете. Вас так английские буржуи в специальной секретной школе научили.
-Какой школе? Кто научил?
-В контрреволюционной школе шпионов и террористов. Самой секретной. Буржуи учили. Английские. А вы там долго учились? Трудно было?
Черт, что за бред! Я вздохнул и еще раз оглядел крысеныша. Лет двадцать, может двадцать два. Смотрит на меня как на Деда Мороза, восторженно, открыто, даже слабо улыбаться начал. Ничего не понимаю.
-Тебя как зовут, богом обиженный?
-Батя Гриней звал. А вас?
-Елена.
-Елена.... Алена.... Красиво - мальчик по имени Гриша посмаковал мое имя, а потом выдал - а, правда, что вы царская дочь?
Так, приехали. Ли ощутимо напрягся, а я вздрогнул от неожиданности. А этот сумасшедший уловил нашу реакцию и счастливо заулыбался:
-Значит правда..... Слава Богу, что вы живы!
-Это неправда!
Мне показалась или я взвизгнул?
-Конечно, вы же не признаетесь.... Я это знаю - мне батя говорил. Никто не признается на вашем месте.
Я глубоко вздохнул и посмотрел на Ли:
-Ли, убери ствол. А ты, Гриня, поправь одежду и иди за мной - поговорим.
-Ага, товарищ царевна, поговорим. Я вам все расскажу, вы спрашивайте, что хотите. Только вы потом мне сразу в сердце стреляйте, а то я боли шибко боюсь и мучатся не хочу.
