— Хорошо, хорошо, милая, но ты это так говоришь, словно…
— Словно что?
— Словно собираешься умереть. Не смей! Не смей! Ты еще встретишь и полюбишь достойного человека, не такого, как я!
— Ты разве не знаешь? Феи — однолюбы. А умирать я пока не собираюсь. У меня будет долгая жизнь, и я знаю, чем ее наполнить.
— Чем?
— Воспоминаниями о тебе, глупыш. Это будет мой блюз…
Дверь в палату приоткрылась.
— Время истекло!
Лена сжала его руку:
— Прощай. И помни обо мне.
— Но мы ведь увидимся? В университете?
— Еще ничего неизвестно… Так что пока прощай.
— Нет. До свидания.
Павел сидел в машине, и ярость пополам с болью бушевали в нем. Машина довезла его до общежития. Выходя, Павел показал охранникам неприличный жест. Но они только загоготали в ответ на это.
Машина умчалась. Павел долго стоял в сумерках один. Пошел дождь. Павел подставил ему лицо, чувствуя, как по коже барабанят капли. Но дождь не мог смыть его боли и ярости. Павел зарычал и бросился в убежище. Сначала он бежал на двух ногах. А потом понял, что бежит на четырех. Между клочьями его одежды лезла шерсть. Лицо превратилось в волчий оскал.
Он добежал до логова и, ворвавшись туда, принялся все бить и крушить. А потом завыл, и вой его навел страху на всех окрестных псов.
Откуда ни возьмись появился Канцлер. Он увидел, в каком состоянии находится Павел, и ахнул:
— Мой принц, вы изменились, несмотря на то что нет полнолуния!
— Ар-р-р! — прорычал Павел.
— Значит, вы воистину принц волков, раз способны на это! Вам немедленно надо подкрепиться, вы потеряли много сил. Вот соевое мясо…
Павел боком оттолкнул старика от двери и выскользнул в нее, услышав пожелание:
— Удачной охоты!
Первой жертвой вервольфа стала бродячая кошка. Павел пренебрег всеми запретами Канцлера. Кошка сама виновата — не вовремя появилась на его пути. Павел сгрыз добычу, будто ее и не было. Ярость и боль, ярость и боль…
И он завыл, завыл снова, но теперь это был другой вой. В нем было больше слез и печали.
Павел бежал лесом, никого и ничего не боясь.
И тут дорогу ему заступила волчица.
— Вот и ты, дорогой, — нежно прорычала она.
— Инна?
— Она самая. Может быть, ты меня хочешь? Снова? Как тогда?
— Не хочу! Я хочу охотиться.
— Так давай охотиться вместе!
— Я хочу охотиться один!
— Какой ты несговорчивый бука!
— Лучше скажи мне вот что: как ты смогла оборотиться вне фаз луны?
— Ну у тебя же это получается…
— Я — это я.
— Ты мне передал часть своего дара, дурачок. Так что нам теперь надо держаться вместе.
— Хоть на миг оставь меня в покое!
И он бросился бежать во весь опор.
Вокруг свистел воздух, с его дороги заблаговременно убиралась всякая мелочь. Наконец он поймал зайца. Хотел разорвать его, но тут…
…Тут он услышал голос Лены:
— Пощади его!
Павел отпустил зайца — и вдруг изменился. Боли совсем не было, но не было и радости. Он, голый, стоял посреди ночи и молился кому-то неизвестному, чтобы его жизнь хоть на немного стала лучше.
Незаметно к нему подкралась Инна. Она тоже приняла человеческий облик. Ее нагое тело в слабом сете звезд выглядело очень соблазнительным.
— Очень мило, — пропела Инна. — Первый раз у нас было как у волков. А теперь будет как у людей.
— Ничего не будет. — Павел сбросил ее руку со своего плеча.
— Это ты только говоришь. А на самом деле я кое-что вижу.
— Я… не хочу.
— Хочешь, дурачок.
И она прильнула к его губам в страстном поцелуе.
Павел хотел было сопротивляться, но из него будто выкачали всю волю. А на место воли закачали похоть. Инна вся была сплошным желанием. И Павел взял ее, проклиная сам себя.
Они лежали на сырой и холодной траве, и Инна мурлыкала:
— Ты чудесный любовник, Павлик. И будешь чудесным отцом. Я в это верю.
— Как тебе удается соблазнять меня?
— Феромоны. Наверное, они. Просто я — идеальная подруга для тебя. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как позабудешь свою бледную фею.
— Ни слова о ней!
— Хорошо. — Инна перекатилась на живот. — Тебе не кажется, что этот секс на холодной осенней земле поможет нам простудиться?
— В общем-то…
— Тогда вставай и пойдем в мое логово. Оно здесь неподалеку. Там найдется и мужская одежда и обувь. Я приготовила ее специально для тебя, потому что чувствовала — мы еще встретимся.
— И ты даже угадала мой размер?
— Сорок восьмой, верно? А ботинки сорок третьего размера. Вот видишь, я о тебе уже много знаю. Пришла пора и тебе узнать меня поближе.
— Похоже, у меня нет другого выхода.
— Идем, — сказала Инна. — Здесь недалеко.
Логово Инны было укромным, но очень комфортным.
Здесь, помимо вороха одежды, находился небольшой туалетный столик со всякими косметическими безделушками.
— Есть хочешь? — Инна открыла переносной холодильник. — Есть отличная телячья вырезка.
— Давай.
И они принялись за вырезку. Потом освежились в крошечной душевой кабинке и оделись. Инна была очень заботлива с Павлом, буквально лебезила перед ним, но Павел знал, что шелохнись он хоть чуть в сторону Елены — и увидит волчий яростный оскал…
"О Елене тебе думать запрещено, если хочешь, чтобы она выжила".
Но Павел понимал — он будет думать о Елене. И еще о тех, кто избивал ее. Уже у себя в логове он посмотрел диск. От содержимого диска кровь стыла в жилах. Двое негодяев в масках глумились над Леной, терзали ее, а Павел был только свидетелем.
Только свидетелем! Нет, погодите!
Павел долго думал, как отомстить хотя бы этим двум подонкам, что мучили Леночку. Как их найти, как расквитаться. И тут ему в голову пришла мысль, что он может встретиться с вервольфом, которого зовут Александр Блок.
Он приехал к нему в сумерках, прихватив с собой диск и ноутбук. Прошел через заросли к гаражу. Гараж был закрыт. На висячий замок.
— Черт, неужели и тут не повезло! — в сердцах сказал Павел и тут услышал шорох.
И медленное рычание.
— Александр Блок! — воскликнул Павел. — Это я, Павел Лозоход, как-то был у вас. Я пришел с миром.
Шорох стал сильнее, и на небольшую поляну перед гаражом выбрался мужчина. Одет он был в старые джинсы и потертую кожаную куртку.
— Павел, какого черта, — ругнулся он, улыбаясь, и стало ясно, что это и есть Александр Блок. — Вы испортили мне весь вечер. Я тут силки на кошек ставил…
— Мне нужна ваша помощь, — прямо сказал Павел.
— Даже так, — посерьезнел Александр. — Ну что ж, идемте в гараж.
Павел рассказал Александру все. Тот стискивал зубы, а иногда тихо матерился.
— Ты хочешь спросить, не знаю ли я кого-нибудь из тех сволочей, что терзали твою девушку? Давай посмотрим диск. Все-таки эту кодлу я знаю неплохо.
Они несколько раз посмотрели диск, и всякий раз у Павла сжималось сердце. Приспешники короля Кирилла были в масках, это сильно все осложняло. И тут…
— Останови-ка диск, — изменившимся голосом сказал Александр. — Кажется, я вижу что-то знакомое.
Павел остановил запись. На картинке замерла рука. Рука, наносящая Лене очередной удар. И Павел заметил странность, которую не замечал раньше, — на этой руке вместо большого пальца была изуродованная культя.
— Ты тоже заметил, да? — возбужденно ткнул карандашом в экран Александр. — Большого пальца нет. Знаю я этого субчика. Как-то подрались с ним. Бронемашина, а не оборотень. Имени нет, только кличка — Палец.
— Нам надо его найти!
— Это несложно. Я знаю, в каком кабаке Палец отирается чаще всего. А дальше что?
— Я его убью, — односложно сказал Павел.
— Эх, парень! — вздохнул Александр. — Как бы хотелось всех наших врагов замочить, но только не дело это — в столь раннем возрасте замарать себя кровью. Избить его — другое дело. И заодно выяснить, что это за дружок у него.
Павел оставил ноутбук у Александра в гараже, и они поехали в Южное Бутово: там, по словам оборотня, в кафе "Стопочка" и обретался Палец.
Они нашли кафе.
— Не гарантия, что Палец сидит там сейчас, — сказал Александр.
— Я чувствую, что нам повезет, — заверил его Павел.
Его переполняла веселая пьянящая злость. Он готов был по кирпичику разнести это кафе.
— Я зайду осмотрюсь, а ты здесь подожди, — велел Александр. — Бить его будем не в кафе. Вон лесочек видишь? Там и поговорим с ним.
Александр бесшумно вошел в кафе. Через несколько томительных минут он вернулся:
— Там. Пьяный, что твоя стелька. Даже стыдно бить его, такого пьяного.
— Ничего, — сказал Павел, — не стыдно.
Было полнолуние, и Александр сказал:
— Хочешь, я обращусь в оборотня? Мы его так сильнее припугнем.
— Вообще-то это хотел сделать я…
— Нет, тебе нужно остаться в человеческом обличье.
