Я был просто ошеломлен: Тере ни разу не спрашивала меня, танцую ли я, и я никогда даже не думал о возможности потанцевать с ней. Во-первых, я стеснялся, а во-вторых, не умел танцевать. Однако в ту ночь понял, что для того, чтобы танцевать на дискотеке, не нужно никакого особого умения, достаточно просто желания двигаться. Тере помогла мне сделать это открытие. А после дискотеки произошло то, о чем я хотел рассказать вам. Когда выключили музыку и зажгли свет, мы обнаружили, что наших друзей нигде нет. Мы искали их в зале дискотеки, потом — у выхода, во дворе, полном ночных гуляк, бродивших вокруг закрытого чирингито и явно не настроенных на то, чтобы приключения ночи закончились. Мы так и не нашли никого из наших, и я сказал Тере, что, видимо, они уехали и нам тоже лучше уехать. Тере ничего не ответила. Мы молча дошли до парковки, которая вся в это время была изрезана лучами света от фар отъезжавших машин. Мы не знали, какой автомобиль угнал Гордо в Калелье, но наш «Фольксваген» был припаркован между двумя соснами. «Во всяком случае, Сарко еще не уехал, — заметила Тере, увидев машину. «Откуда ты знаешь? — возразил я, думая, что, вероятно, она права. — Он мог угнать и другой автомобиль». У меня не было ни малейшего желания видеть Сарко, я хотел оставаться с Тере вдвоем и поэтому произнес: «Уже почти пять, поехали отсюда». Тере помолчала, а потом произнесла: «Куда ты торопишься, Гафитас?» Она взяла меня под руку, заставила развернуться, и мы зашагали назад к «Марокко». «Пойдем, — добавила Тере. — Может, все-таки найдем их».
Мы пересекли уже почти пустой дворик перед зданием и, двинувшись дальше в темноту, оказались на пляже. На небе сверкала чистая полная луна, и, по мере того как глаза привыкали к темноте и мы приближались к воде, мне все отчетливее удавалось различать очертания бухты, ограниченной двумя холмами, и побережье, на котором вздымались на песке какие-то возвышения, похожие на панцири гигантских черепах. «Они там, на пляже, — прошептала Тере, когда мы подошли к берегу и устроились на песке. — А сейчас мы выкурим косячок». «С чего ты взяла?» — спросил я. «Что за вопрос? — усмехнулась она. — Я сама скручу его». «Нет, с чего ты взяла, что они здесь?» Тере вытряхнула табак из сигареты на папиросную бумагу, лежавшую на ее ладони, и сказала: «Просто знаю». Закончив скручивать косяк, она раскурила его, сделала четыре-пять затяжек и передала мне.
Я сел рядом с Тере и стал затягиваться, слушая шум волн, разбивавшихся о берег, и глядя на лунный свет, отражавшийся в поверхности моря и разливавшийся по всей бухте серебристым сиянием. Тере молчала, я тоже, словно мы оба были истощены, погружены в себя или загипнотизированы простиравшимся перед нами ночным пейзажем. Вскоре Тере докурила косяк и, закопав его в песке, поднялась и произнесла: «Пойду искупаюсь». Прежде чем я успел отреагировать, она разделась и вошла в море, казавшееся черной, огромной и безмолвной простыней. Тере удалилась от берега и, в конце концов перестав плыть, стала звать меня приглушенным голосом, разносившимся по всей бухте. Я снял одежду и тоже вошел в воду
Она была почти теплая. Я плыл в сторону моря, удаляясь от Тере, и, когда остановился и повернулся, то заметил, что вокруг меня простиралась бескрайняя темнота, редкие точки света на пляже были очень далеко, а Тере исчезла. Я поплыл обратно к берегу, изо всех сил гребя руками, но, когда мне уже удалось нащупать ногами дно, Тере по-прежнему нигде не было. Стоя по пояс в воде, я безуспешно искал ее и в какой-то момент даже запаниковал, решив, что она ушла и унесла мою одежду, но вдруг разглядел ее силуэт, показавшийся из моря в двадцати метрах слева от меня. Я тоже вышел из воды, чувствуя, что купание развеяло в моей голове опьянение от алкоголя и гашиша и уняло сердцебиение от бустаида. Когда я приблизился к Тере, она уже надела футболку и сидела, босая, на своих джинсах. Я торопливо натянул трусы, брюки и застегнул рубашку. Неожиданно Тере спросила: «Слушай, Гафитас, а ведь мы с тобой еще не трахались?» Я запутался в пуговицах. «Нет, — выдавил я. — Вроде нет». Тере поднялась, отстранила мои руки и стала расстегивать пуговицы, застегнутые мной самым невообразимым образом. Я решил, что она это делала, чтобы нормально застегнуть мне рубашку, однако Тере поцеловала меня, и я почувствовал, что кроме футболки на ней ничего нет. «По-моему, пора это исправить, тебе не кажется?» — спросила она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дальнейшее можете представить. После того что произошло ночью, я думал, все изменится между мной и Тере и она перестанет быть для меня героиней моего воображаемого гарема, а будет исключительно реальным персонажем, или произойдет так, что ее реальная и воображаемая фигура сольются наконец для меня в одну. И еще я надеялся, что, даже если она и не станет теперь моей девушкой, по крайней мере, мы будем хотя бы иногда спать с ней. Однако все получилось совсем не так. Возможно, причиной послужило то, что это происшествие почти совпало по времени со смертью Гилье и задержанием Чино, Тио и Дракулы. И все стало сложнее. Но об этом, если не возражаете, я расскажу в следующий раз. Сейчас уже нет времени, мне надо идти.
— Конечно. Только, прежде чем закончить наш разговор, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали, что произошло в ту ночь с вашими друзьями.
— Ничего особенного. На следующий день я узнал об этом в «Ла-Фоне». Гордо и Лина быстро уехали из «Марокко»: они отвезли Пити в хостел, а сами отправились домой. Сарко провел ночь с Эленой в отеле в Л’Эскале, а утром тоже вернулся в Жирону, как и я с Тере. О Элене и Пити мы больше не слышали.
— Значит, неправда, что в ту ночь Сарко и Элена находились на пляже, как вам сказала Тере?
— Да.
— Как вы думаете, Тере знала об этом, но солгала вам, потому что хотела соблазнить вас?
— Вероятно.
— А вам никогда не приходило в голову, что Тере переспала с вами в ту ночь из-за обиды на Сарко, чтобы отомстить ему за уход с Эленой?
— Да, подобная мысль возникала. Но не сразу. Я стал думать так позже. И то лишь некоторое время.
— А сейчас? Что вы думаете по этому поводу?
— Что это было не так.
6— Расскажите о Гафитасе.
— Что именно вы хотите, чтобы я рассказал? Жизнь полицейского полна любопытных историй, но история Гафитаса — одна из наиболее интересных среди тех, что мне довелось узнать с тех пор, как начал работать. С первого взгляда, возможно, она не производит особого впечатления: в конце концов, не столь уж редки были случаи, когда подросток из среднего или выше среднего, а то и высшего класса, связывался с молодежной бандой. По крайней мере, это не было редкостью в то время. Позднее мне доводилось сталкиваться с подобными случаями, однако это было уже в те годы, когда наркотики распространились повсеместно. А во времена Гафитаса все это только начиналось, так что в его ситуации труднее найти объяснение произошедшему. Во всяком случае, у меня его нет, и я никогда не говорил на эту тему с Каньясом. Мы беседовали с ним о многом другом, но об этом — никогда, словно данной темы для нас не существовало. Понимаете? Но, впрочем, раз уж он сам вам сейчас рассказывает историю своих отношений с Сарко, полагаю, вы получили какое-то объяснение тому, что привело Гафитаса в его банду.
— Каньяс утверждает, что это произошло случайно.
— Это не объяснение: все в жизни происходит случайно.
— Я имею в виду, что, по словам Каньяса, его знакомство с Сарко было случайностью. Причина же, по которой он примкнул к его банде, состояла в другом. Как говорит Каньяс, он влюбился в девушку Сарко.
— Тере?
— Да.
— У Сарко было много девушек, а у Тере — много парней.
— Он говорил о Тере. Вас это удивляет?
— Нет. Какие еще объяснения вы получили от Каньяса?
— Он сказал, что Сарко завлек его в банду. То есть не только Гафитас принял решение присоединиться к Сарко, но тот и сам определенным образом поспособствовал этому. По словам Каньяса, им нужен был в банде такой человек — говоривший по-каталански, выглядевший примерным мальчиком и соответственно способный выступать для них в качестве ширмы.
